История русского народа в XX веке

Отчлененные от России территории малороссийских и белорусских губерний усиленно дерусифицируются. Людям этих территорий, которые веками считали себя неотъемлемой частью Русского народа, всеми средствами пропаганды усиленно внушается мысль, что они принадлежат к особым народам и что с русскими – «угнетателями» – у них нет ничего общего. Вслед за германскими оккупантами 1915-1918 годов большевистский режим не только декларирует существование особых народов – украинцев и белоруссов, но и всеми силами стремится стравить эти части России с Матерью-Родиной, объявляя ее угнетательницей и колониальной империей. Процессы целенаправленной дерусификации малороссийских и белорусских губерний находятся под пристальным контролем большевистского режима. Многие еврейские большевики, следуя традиции австро-германских выкормышей типа немецкого агента М. Грушевского[286 - В 1919 году этот отщепенец бежал в Австрию, где создал антирусский центр. В 20-е годы еврейские большевики вызвали его в Москву, сделали (!) академиком (несмотря на протесты русских ученых), предоставили квартиру и дачу, и он верно служил им вплоть до смерти в 1934 году.], усиленно «работают» над переписыванием истории малороссийской части Русского государства. Переяславский договор 1654 года, в значительной степени восстановивший историческую целостность Русской земли, объявляется этими «учеными» «началом колониального господства России над Украиной», а главный деятель Переяславской рады Б. Хмельницкий получает ярлык «предателя и ярого врага украинского крестьянства»[287 - См. например: БСЭ. 1-е изд. Т. 59. С. 816–818.]. В таком же духе пересматривалась история белорусских губерний. Любые попытки простых людей малороссийских и белорусских губерний называть себя русскими жестко пресекаются властями. А с введением паспортов почти все русское население этих территорий принудительно записывается по выдуманной национальности – как украинцы или белорусы. Став частью официального документа, фальшивая национальность с годами приобретает «право гражданства» и постепенно входит в привычку.

В июле 1923 года большевики выкраивают из северной части России еще одну автономную республику – Карельскую АССР в составе РСФСР. То, что карелов в этой «республике» было менее четверти, совершенно не волновало руководство РКП(б). Создание республики было нужно еврейским большевикам, чтобы подавить сопротивление русских людей (этот район считался неспокойным), составлявших 63 % населения Карельской автономии.

Еще раньше, в ноябре 1921 года, с такой же целью на южных границах России образуется автономная республика крымских татар – Крымская АССР в составе РСФСР. Собственно крымских татар в автономии насчитывалось менее четверти, а абсолютное большинство населения составляли великороссы.

Из русских земель еврейские большевики создают на территории России и другие автономии. Несмотря на то что на этих территориях большую часть населения составляли русские люди, в марте 1918 года образуется так называемая Татаро-Башкирская республика. Через год, в марте 1919-го, создается автономная Башкирская республика, в мае 1920-го – Татарская автономная республика, в апреле 1920-го – Якутская автономия. На Северном Кавказе в ноябре 1920-го на земле русских казаков сколачиваются автономия Дагестана и Горская автономная республика (распавшаяся впоследствии на несколько автономий – Северо-Осетинскую, Кабардинскую, Черкесскую, Адыгейскую). В 1920–1921 годах создаются Чувашская, Марийская, Коми-Зырянская области и Карельская Трудовая коммуна, позже также преобразованные в автономные республики. К моменту образования СССР (декабрь 1922-го) в состав Российской Федерации входили 9 автономных республик и 10 автономных областей.

Большевистский режим стремился перечеркнуть результаты столетних усилий Русского народа по освоению азиатских степей. Русские крестьяне, промышленники, купцы пришли в незаселенные места, по которым иногда кочевали дикие племена, построили города и поселки, население которых состояло преимущественно из русских.

Казахские степи были освоены и обжиты русскими людьми еще в XVIII–XIX веках. Редкое появление на их просторах диких племен, кочевавших на этой окраине России (а часто уходивших за границу), не могло изменить исконно русский характер этих земель. Они были заселены русскими казаками – уральскими, оренбургскими, сибирскими, семиреченскими, – защищавшими Россию от набегов диких кочевых племен. Все – северная, северо-западная и северо-восточная – части казахских степей были неотъемлемой частью исторической России как по культуре, так и преимущественному вкладу в развитие этих земель. Городское население казахского региона было почти полностью русским. Численно русские преобладали во многих областях казахских степей. В границах конца 80-х годов XIX века, по переписи 1898 года, русские (великороссы без малороссов и белорусов) абсолютно преобладали в Восточно-Казахстанской (65,9 % всего населения), Северо-Казахстанской (62,6 %) и Карагандинской (52,2 %) областях. Основную часть населения великороссы занимали в Алма-Атинской (45,6 %), Павлодарской (45,4 %), Целиноградской (44,7 %), Кустанайской (44 %) и Кокчетавской областях. Особое положение наблюдалось в Оренбургской губернии, где в губернских границах 1917 года проживало 70 % русских, 20 % башкир и татар.

Чтобы подорвать положение русских (и особенно казаков), на этих территориях большевистские вожди принимают решение образовать Киргизскую автономную республику на первое время в составе РСФСР. Согласно декрету от 26 августа 1920 года, Киргизская автономия создавалась из таких исконно русских земель, как Семипалатинская, Тургайская, Уральская, Акмолинская (за исключением города Омска и окрестной территории), а также Синеморская, Сафановская, Ганюшкинская, Николаевская волости Астраханской губернии, часть территории Закаспийской области. Кроме того, Киргизской АССР была передана Оренбургская губерния с районами: Оренбургским, Покровским, Краснохолмским, Илецким, Шарлыкским, Петровским. Столицей Киргизской АССР становится русский город Оренбург. В 1924 году в Киргизскую АССР дополнительно были переданы некоторые населенные пункты Рубцовского уезда Алтайской губернии РСФСР. Создание Киргизской автономии на русских землях подорвало традиции русского казачьего самоуправления, разрушило казачество как особое сословие.

На национальных окраинах большевистский режим развязывает настоящее преследование русского населения. Начиная с 1920 года из Туркестана (куда в то время относилась вся российская Средняя Азия) специальным решением Политбюро проводится массовое выселение русских. Совершалось это под предлогом борьбы с эксплуататорскими классами. В решении Политбюро так и говорится: «Разбить, выселить русских кулаков из Туркестана. Выслать из Туркестана в российские концлагеря всех бывших членов полиции, жандармерии, охранки, царских чиновников…» А так как в то время в Туркестане русских рабочих и крестьян-бедняков практически не было, то выселяли всех русских без разбора. Главное опасение Ленина состояло в том, что там может возникнуть регион сопротивления большевизму, ядром которого станут русские.

Конечно, произвольное национально-территориальное деление, проводимое большевиками, наносило удар не только по русским, серьезно страдали и другие народы. Так, например, в начале 20-х годов была образована Нагорно-Карабахская автономная область в составе Азербайджанской ССР. Население этой области на 70 процентов составляли армяне, которые протестовали против этого произвола, но были вынуждены подчиниться силе.

Большевистский режим проводит последовательную политику на замедление развития коренных русских территорий Великороссии, Малороссии и Белоруссии. Осуществлялось это за счет перераспределения средств, созданных трудом преимущественно Русского народа на благо других, нерусских народов, населявших вновь созданные советские республики. В 20–30-е годы отрабатывается механизм перекачки ресурсов России в пользу Закавказья и Средней Азии, складывается финансовая схема, согласно которой из союзного бюджета за счет России республикам Закавказья и Средней Азии выделяют безвозмездно дотации. В результате к концу 30-х годов государственные бюджеты этих республик в расчете на душу населения значительно превышают бюджет коренной России.

Государственные бюджеты коренной России и некоторых союзных республик в конце 30-х годов[288 - Рассчитано по: Народное хозяйство СССР, 1922–1972. М., 1972. С. 499–680.](тысяч рублей на душу населения)

В бюджетах союзных республик, «нарезанных» на окраинах бывшей Российской империи, дотации за счет Русского народа занимали наибольший удельный вес. Так, дотации в бюджете Туркменской ССР за 1926–1932 годы составляли свыше 50 %, а в бюджете Таджикской ССР в 1926 году – 84,4 %, в 1927 – 92,2 %, в 1928 – 79,7 %, в 1929 – 72,6 %.

Дотации из союзного бюджета в хозяйственное и культурное строительство республик Средней Азии составляли за 1928–1932 годы 2,5 млрд. руб., а удельный вес союзных вложений в общей сумме вложений увеличился с 42,4 % в 1928–1929 годах до 62,2 % в 1932-м. В эти же годы сумма капиталовложений в промышленность Узбекской ССР обеспечивалась общесоюзными средствами на 57,7 %, а средствами самой республики – на 42,3 %. В некоторых республиках роль дотаций за счет Русского народа была гораздо выше.

В результате такого перераспределения коренная Россия, и прежде всего Великороссия, которая создавала подавляющую часть продукта СССР, жила относительно хуже других частей бывшей Российской империи. Рост капиталовложений на ее развитие значительно отставал от увеличения капиталовложений в другие республики, более медленными темпами рос и уровень жизни.

Рост розничного товарооборота товаров широкого потребления за 1928–1940 годы[289 - Рассчитано по: Народное хозяйство СССР, 1922–1972. М., 1972. С. 499–680.] (раз)

Если по росту вновь созданного промышленного продукта за 1922–1940 годы РСФСР значительно опережала все прочие советские республики, кроме Таджикистана и Казахстана, то по увеличению капитальных вложений в промышленность отставала от всех, кроме Киргизии, Грузии и Туркмении. Соответствующим образом отставал и рост уровня жизни коренных русских территорий.

Глава 30

Новая экономическая политика. – Замена продразверстки продналогом. – Утеснения крестьян. – Поощрения пролетариата. – Перекачка крестьянского продукта в пользу города и армии. – Ограниченный характер нового предпринимательства. – Строгая регламентация хозяйственной жизни

Катастрофическое положение, сложившееся в экономике в начале 1921 года, пожар крестьянских восстаний, охвативший всю Россию, вынудили большевистский режим отменить систему принудительного изъятия продуктов сельского хозяйства у крестьян (продразверстку) и заменить ее продовольственным налогом, который был значительно ниже продразверстки. Крестьянам разрешили свободно продавать результаты своего труда. Ответственность за уплату продналога возлагалась на отдельного хозяина, а применявшаяся при разверстке предшествующих лет круговая ответственность волости отменялась. Такой шаг положительно сказался на крестьянском хозяйстве. У крестьян появилась материальная заинтересованность, посевы стали расширяться, поголовье скота расти.

Большое значение для развития крестьянского хозяйства сыграло введение в действие закона, разрешившего аренду земли и применение наемного труда в единоличных крестьянских хозяйствах.

Но самое главное для крестьян – стало возможным выбирать ту форму землепользования, которая казалась им наиболее целесообразной и которую они считали наиболее подходящей по природным и экономическим условиям.

Каждое земельное общество (по-старому община) получило право избирать любой способ землепользования по постановлению большинства его членов (достигших 18-летнего возраста).

Среди способов землепользования, из которых предлагалось сделать выбор, были:

а) общинный (с уравнительными переделами земли между дворами);

б) участковый (с неизменным размером права двора на землю в виде чересполосных, отрубных или хуторских участков);

в) товарищеский (с совместным пользованием землей членами общества, составляющими сельскохозяйственную коммуну, артель или товарищество с общественной обработкой земли);

г) смешанный (с различными способами землепользования по разным хозяйственным угодьям).

Наряду с правом выбора землепользования крестьяне получили возможность аренды земли и применения наемного труда.

Хотелось бы отметить трудовой характер землепользования. Формально он был еще более последователен, чем во время столыпинской реформы (кстати, закон о трудовом землепользовании 1922 года сравнивали со столыпинской реформой). В 1910 году домохозяин, выходя с землей к одному месту, мог вести хозяйство и не вести совершенно. Он мог землю продать, зарастить лесом, мог просто запустить в пустырь. Новый закон ставил обязательным условием, чтобы домохозяин полностью использовал землю, постоянно вел хозяйство и тогда земля останется у него. Как только он прекращал вести хозяйство, то терял всякое право на землю, хотя бы она и была выделена из общественных земель к одному месту.

Продовольственный налог, хотя и устанавливался ниже продовольственной разверстки, для разоренных гражданской войной крестьян был по-прежнему обременительным. Налог на крестьянское хозяйство был дифференцирован в зависимости от размеров обрабатываемой земли. Богатые и зажиточные крестьяне облагались во много раз сильнее, чем маломощные и малоимущие. В 1923–1924 годах высшая ставка превышала низшую в 10 раз, причем понятие «богатый и зажиточный крестьянин», как правило, намного отличалось от соответствующего понятия в дореволюционный период. В 1920-е годы в это понятие входил энергичный крестьянин, ведший свое хозяйство с определенным достатком, по довоенным категориям – середняк.

Пролетарские, полупролетарские и люмпен-пролетарские слои села освобождались от налога. В 1923–1924 годах от уплаты продналога полностью или частично были освобождены 5,9 млн. хозяйств. Преобладающая часть налога падала на коренного крестьянина.

Кроме налога, крестьяне были обязаны выполнять так называемые трудовые повинности. По разнарядкам сверху крестьян направляли на ремонт и строительство дорог и сооружений, заготовку дров, перевозку грузов на собственных лошадях и т. д.

Несмотря на разрешение денежного оборота, в первые годы нэпа крестьянство во многих местах не желало принимать обесцененные рубли. Торговля в деревне шла по реальному эквиваленту – на хлеб, на пуды, на фунты. Каждая сделка непременно переводилась на хлебное исчисление: например, баба принесла в кооператив 10 фунтов белых грибов и хочет обменять их на ситец, но надо сначала и ситец, и грибы перевести на ржаные единицы, а потом уже менять.

С самых первых дней нэпа политическое руководство берет курс на эксплуатацию крестьянства путем несправедливой перекачки созданного им продукта в пользу государства на содержание огромного аппарата, репрессивных органов и армии. Партийные теоретики разрабатывают концепцию развития социалистического накопления за счет эксплуатации досоциалистических форм хозяйства (т. е. крестьянского хозяйства) путем перекачки средств через высокие налоги и цены в государственную казну. Так, Е. Преображенский писал: «Чем более экономически отсталой, мелкобуржуазной, крестьянской является та или иная страна, переходящая к социалистической организации производства, чем менее то наследство, которое получает в фонд своего социалистического накопления пролетариат данной страны в момент социальной революции, тем больше социалистическое накопление будет вынуждено опираться на эксплуатацию досоциалистических форм хозяйства и тем меньше будет удельный вес накопления на его собственной производственной базе, т. е. тем меньше оно будет питаться прибавочным продуктом работников социалистической промышленности». Используя беззащитное положение крестьян, государство назначило на товары, необходимые крестьянскому хозяйству, непомерно высокие цены. Так, если в 1913 году, чтобы купить плуг, крестьянин продавал 20 пудов зерна, в 1923 году – 150 пудов, покупка косилки обходилась соответственно в 150 и 847 пудов, жнейки – в 120 и 704 пуда. Таким образом, цены на промышленную продукцию возросли в 5–7 раз. Также высокими были цены на товары личного крестьянского потребления. В результате этого преобладающая часть крестьянства была не в состоянии покупать промышленные товары, средства производства и инвентарь, что сдерживало производительность их труда и ухудшало уровень жизни. Многие хозяйства вынуждены были возвращаться к деревянной сохе.

Напротив, заготовительные цены на сельскохозяйственные товары государство устанавливало на низком уровне. С 1924 года существовали так называемые лимитные цены, выше которых государственные и кооперативные (вот она, экономическая свобода!) заготовители не имели права платить.

Используя высокое налогообложение и непомерно высокие цены на промышленные товары, государство изымало у крестьянства значительные средства для своих целей. Одновременно оно производило кредитование крестьянства под проценты, близкие к ростовщическим. До 1925 года краткосрочный кредит выдавался из расчета 12 % годовых, долгосрочный – 7 % (с ноября 1925 года краткосрочный – 10 %, долгосрочный – 6 %). Налоги, цены и кредиты ставили крестьянство в полную экономическую зависимость от государства.

По-прежнему, как и в годы Гражданской войны, государство организует и поддерживает в деревне своих агентов в лице пролетарских, полупролетарских и люмпен-пролетарских слоев населения. Им предоставляются различные привилегии и льготы в налогообложении и ценах. Таким образом, поощрялись нетрудовые элементы, намеренно тормозилось развитие самых энергичных и трудоспособных крестьян.

В целом политика государства в деревне в 1921–1927 годах строилась на двух основах – осуществление полной экономической и политической зависимости крестьян от государства посредством налогов, цен и кредита и ставка на пролетарские, полупролетарские и люмпен-пролетарские слои сельского населения как на опору государства.

Ставка государства на пролетарские, зачастую, по сути дела, деклассированные, оторвавшиеся от крестьянского труда слои сельского населения, противопоставление их настоящим крестьянским труженикам использовались этими слоями для настоящего паразитирования. М. Калинин отмечает характерную черту: «Около власти такая беднота, которая прикрывается ее флагом для своих частных интересов. Беднота формальная. Оглянитесь кругом села или волости: кому попала реквизированная изба, корова, имущество совхозов? Вам перечислят по пальцам, что самое ценное заполучили довольно далекие от Советской власти элементы. Да и реквизиции-то подвергалась иногда действительная беднота. Пример: старуха – ее сыновья погибли на фронтах – осталась одна в двух пустых избах, от нее берут избу и дают молодцу, который удачно ускользнул с боевой линии, у него действительно не было избы. Сейчас старуха ходит по миру, а цепкий крестьянин пробивается в середняки и выше».

«Мужики в… (двадцатые годы. – О.П.) недоумевали по поводу нижеследующей, непонятной им, проблематической дилеммы… – отмечал писатель Б. Пильняк. – В непонятности проблемы мужики делились – пятьдесят, примерно, процентов и пятьдесят. Пятьдесят процентов мужиков вставали в три часа утра и ложились спать в одиннадцать вечера, и работали у них все, от мала до велика, не покладая рук; ежели они покупали телку, они десять раз примеривались, прежде чем купить; хворостину с дороги они тащили в дом; избы у них были исправны, как телеги; скотина сыта и в холе, как сами сыты и в труде по уши; продналоги и прочие повинности они платили государству аккуратно, власти боялись; и считались они: врагами революции, ни более, ни менее того. Другие же проценты мужиков имели по избе, подбитой ветром, по тощей корове и по паршивой овце, – больше ничего не имели; весной им из города от государства давалась семссуда, половину семссуды они поедали, ибо своего хлеба не было, – другую половину рассеивали – колос к колосу, как голос от голоса; осенью у них поэтому ничего не родилось, – они объясняли властям недород недостатком навоза от тощих коров и паршивых овец, – государство снимало с них продналог, и семссуду, – и они считались: друзьями революции. Мужики из «врагов» по поводу «друзей» утверждали, что процентов тридцать пять друзей – пьяницы (и тут, конечно, трудно установить – нищета ли от пьянства, пьянство ли от нищеты) – процентов пять – не везет (авось не только выручает!) – а шестьдесят процентов – бездельники, говоруны, философы, лентяи, недотепы. «Врагов» по деревням всемерно жали, чтобы превратить их в «друзей», а тем самым лишить их возможности платить продналог, избы их превращая в состояние, «подбитое ветром».

Демагогические заявления о крестьянской демократии не могли ввести в заблуждение крестьянскую массу, ибо большая часть деревни видела, как преимущественно пролетарские или люмпен-пролетарские элементы, а не настоящие крестьяне, на помочах государственных органов вводились в Советы депутатов фактически без права замены. Поэтому преобладающая часть крестьянства не участвовала в выборах в Советы. В 1925 году во многих местах процент участия крестьян в выборах составлял 14 и ниже процентов всего сельского населения.

Преобладающее настроение крестьян по отношению к политике правящей партии можно выразить двумя словами – «оставьте нас в покое». Американский писатель Т. Драйзер, побывавший в России середины 20-х годов, так и пишет: «Русский крестьянин больше всего хочет, чтобы его оставили в покое, не мешали ему трудиться, как он привык».

Несмотря на активную пропаганду и значительную материальную поддержку, колхозное движение не пользовалось популярностью среди крестьян. Если число колхозов за 1921–1925 годы возрастало, то в 1926…1927 годы стало снижаться. Значение колхозов в сельском хозяйстве было мизерным. В 1924–1925 годах валовая продукция колхозов составляла 1 процент валовой продукции сельского хозяйства. В 1925…1926 годах государству удавалось заготавливать только около половины товарного хлеба страны. Одновременно снизилась общая товарность сельского хозяйства. В 1925 году урожай зерновых достиг довоенного уровня, а товарность сельского хозяйства снизилась с 29,3 % до 13,4 %, т. е. в 2,2 раза, упав ниже уровня товарности в эпоху крепостного права. Снижение товарности сельского хозяйства во многом объяснялось невыгодностью для крестьян продажи своих продуктов при установленных соотношениях цен на промышленные и сельскохозяйственные товары. Правительство, делая главную ставку на рабочих городов и армию, обеспечивая их в значительной степени посредством низких закупочных цен на сельскохозяйственную продукцию, фактически перекачивало средства крестьян в пользу этих слоев.

В первые годы нэпа русские люди пытаются возродить традиционные формы хозяйственной организации, и прежде всего артели и близкие виды кооперации. Большевики, несмотря на декларативные заявления о поддержке этих форм, на самом деле их опасались, видя в них подрыв централизованного коммунистического хозяйства. Тем не менее русские артели росли очень быстро. Если в 1919 году насчитывалось 1722 промышленных артели, то уже в 1922 году – 12 тыс., в 1923 – 20 тыс., в 1925 – 38 тыс. Значительная часть артелей объединилась в союзы, которых в 1922 году насчитывалось 254 с 5153 входящими в них артелями, объединявшими 622 тыс. членов. А через год возникло еще более ста артельных союзов.

Многие артели уже не ограничивались мелким и кустарным производством, а приобретали характер средних и крупных предприятий.

Знаменитая Павловская артель, основанная в 1890 году и состоявшая из 13 членов, в 1920-е годы выросла из мелкой кустарной организации в большую фабрику, имевшую несколько корпусов, оборудованную двигателями, машинами и станками. Общее число членов артели достигло 324 человек.

В середине 20-х годов Московский союз производительных артелей арендовал у Совета народного хозяйства несколько фабрик и заводов, передав их в руки артелей: механический проволочно-гвоздильный завод, фабрику металлических изделий, гребенную фабрику, текстильно-галантерейную, парфюмерную.

Производительность труда во многих артелях и кооперативных предприятиях 20-х годов была выше производительности труда государственной промышленности (по сопоставимому кругу мелких предприятий). Артели постепенно завоевывают мелкую промышленность. Всего в 1928–1929 годах в мелкой промышленности кооперировано 29,5 % занятых. Процент кооперирования по районам с высокой концентрацией промыслов был еще выше: в Ленинградской области 33 %, в Иванове – 46 %, в Московской области – 56 %.

В 20-е годы ведутся многочисленные разработки по научной организации труда, создаются специальные учреждения. П. М. Керженцев образует Лигу «Время-НОТ». Директор Центрального института труда (ЦИТ) А.К. Гастев провозглашает: «Развивай свои способности, тренируйся, совершенствуйся!.. Мы все время говорим: двигайся вперед, активизируйся, достигай!» В трудах ЦИТ и других исследовательских учреждений того времени делаются открытия, разрабатываются направления развития, к которым за рубежом пришли гораздо позже. Практически все направления западной науки о труде (гуманизации труда, производственной демократии, качества трудовой жизни и т. д.) в той или иной степени разрабатывались в 20-х годах. Однако большевистские экспериментаторы в области экономики и трудовых отношений практически не учитывали национальную специфику труда, национальные характеристики российского труженика. Они находились в плену ложных представлений, что «русский человек – плохой работник» и «лентяй», и основывались на наблюдениях за какой-то узкой группой рабочих, подвергнувшихся процессу отчуждения труда.

Директор ЦИТ А. Гастев выступал с докладами на тему: