Странница. Черный дракон

– Кривда, – усмехнулась я.

Митька обижено замолчал. Придвинулся еще ближе и неуверенно спросил:

– Ксюш, может, хватит уже? Возвращайся. Я участок купил под дом, работаю у Волкова…

Стоило ему сказать про участок, Волкова и дом, и мое терпение лопнуло:

– Ага! Участки мы, значит, покупаем! Дома строить планируем! Все такие положительные, что просто умереть – не встать! И при этом родителей моих не забываем окучивать, чтоб, значит, привыкали к будущему зятю. Расспрашиваем их, где это нареченную носит! – вскочив со скамьи, напустилась я на Митьку. – Что ты пристал, как банный лист? Я тебе что-то обещала? Или чувство вины уснуть не дает? Так успокойся, не в каменном веке живем!

Митька молча кусал губы. Видимо, нашу встречу он представлял совсем по-другому, надеялся, что время сгладило между нами острые углы, да не тут-то было. Не слишком расторопный диджей запаздывал со следующей песней, и в образовавшейся паузе едва слышно прозвучал удрученный Митькин голос:

– Ксюш, давай поговорим. Мы столько не виделись, а ты кидаешься на меня, как мегера…

– Что?! – зло прищурилась я. – Хам!

Чудом удержавшись, чтобы не влепить ему пощечину, я резко развернулась и рванула к выходу. Ленка неуверенно шагнула мне навстречу, но я от нее отмахнулась, заподозрив, что подруга намеренно затащила меня на дискотеку, чтобы подстроить эту встречу.

Уже за воротами танцплощадки Митька меня догнал, схватил за руку и развернул к себе:

– Куда ты, глупая, одна идти собралась? У нас волки за окраиной ходить стали, порвут ведь.

– Не порвут, испугаются! Я сейчас такая злая, что ко мне ни один волк в трезвом уме не подойдет! – вырывая руку из его руки, огрызнулась я.

– Да не кипятись, давай провожу, раз уж ты домой собралась. Оно спокойней будет, – уговаривал Митька, не отпуская меня.

– А я не хочу, чтобы ты меня провожал, тем более, если это успокоит твою совесть. Отпусти руку, мужлан, мне больно! – разозлилась я, пытаясь расцепить его пальцы.

Но Митька не только не отпустил руку, он вообще притянул меня к себе. Прижал, пресекая бесплодные попытки освободиться, едва ли вообще заметив мое сопротивление.

– А-а-а! – заорала я, не зная, что еще можно сделать, чтобы он отстал.

Рот я закрыла, только когда Митька попытался меня поцеловать. Завертела головой, отчаянно вырываясь, уткнулась лбом в его грудь и хорошенько надавила, страшно боясь свернуть себе шею. Попытка его боднуть удалась на славу. Митька скорей от неожиданности разжал руки, и я немедленно воспользовалась моментом. Вырвалась и припустила к дому с такой скоростью, какой от себя никак не ожидала, радуясь, что обула кроссовки, а не модные босоножки на каблуках. А ведь была мысль блеснуть модной вещицей в местном обществе!

До дома оставалось не так уж далеко, всего один квартал. Топот за спиной раздавался все ближе, придавая мне живости.

«Интересно, кто первым выйдет на финишную прямую? По-моему, я скоро выдохнусь… Спасибо моей вредной привычке!» – зло подумала я и поднажала, зная, что за поворотом будет пригорок, с которого бежать легче, а там и до дома рукой подать. Добежать до ворот, захлопнуть перед Митькиным носом железную калитку и задвинуть засов – что может быть проще!

– Ксюша! Да погоди ты, не беги! Не буду я тебя целовать, обещаю! Остановись! Тут опасно! – кричал за спиной Митька, гораздо ближе, чем мне бы хотелось.

Я влетела в поворот, чудом в него вписавшись. Рядом мелькнул каменный забор, низко нависшая яблоневая ветка чиркнула по плечу, бархатистые листья мазнули щеку. Я зажмурилась, втянула голову в плечи, и похолодела, сообразив, что вполне могла лишиться глаза.

Сразу за поворотом начинался спуск.

«Ура, почти добежала!»

И тут мое ликование круто обломалось – Митька все-таки меня догнал. Схватил в охапку, ловко перехватив занесенную для оплеухи руку.

– Что же ты творишь, дурочка? Я ведь не шутил на счет волков. Ты только прислушайся, – тихо заговорил Митька.

Он даже не запыхался, зато мое сердце стучало где-то в горле, готовое лопнуть. Беспомощно барахтаясь в его руках, я все еще надеялась вырваться и дать деру.

– Пусти, дурак! – отчаянно вырываясь, вскрикнула я. – И не вешай мне лапшу на уши, нет тут никаких волков!

– Отпущу, обязательно, – пообещал Митька, ничуть не ослабив хватку. – Только провожу. Зря ты про лапшу, такими вещами разве шутят? Да перестань ты дергаться, сама послушай и поймешь, что я не вру!

Убежденность, с которой он говорил, невольно заставила меня притихнуть и прислушаться к ночным голосам.

Звуки дискотеки остались где-то в стороне. Кое-где во дворах лаяли собаки, с реки доносился подхваченный теплым ветерком лягушачий концерт. В траве исполнял соло кузнечик, слышалось пьяное пение (кому-то было гораздо лучше, чем мне сейчас!). Как будто ничего такого необычного, привычные звуки. Но тут, со стороны недалекого леса, раздался глухой вой, жутковатый и в то же время проникновенный, берущий за душу. Я затряслась, вжимаясь в Митьку спиной, съежилась, стараясь стать маленькой и незаметной: от страха кому угодно на руки прыгнешь! Митька, не будь дурак, тут же воспользовался ситуацией: крепче прижал меня к себе и стал успокаивающе поглаживать мои плечи. Коснулся губами щеки, и я мгновенно напряглась, готовая дать отпор. Волки волками, а повторять опыт выпускного бала я не собиралась.

Митька словно понял, что от быстроты его действий зависит, сорвет он мой поцелуй или останется так, несолоно хлебавши. Развернув меня к себе лицом, он прижался к моим губам, жестко, не позволяя отстраниться. Я только пискнула, замотала головой и попыталась вырваться из его крепких объятий. Дернулась раз-другой – бесполезно. Проще было гору с места сдвинуть, чем вырваться из его хватки. Не придумав ничего лучшего, я ударила его по ноге, теперь уже жалея, что на мне кроссовки, а не босоножки – удар каблуком получился бы ощутимей. Но и этого оказалось вполне достаточно: Митька, охнув больше от неожиданности, сколько от боли, разжал руки, и я, что было сил толкнула его в грудь, вырвалась и припустила вниз по улице.

Под горку бежать было легко. Я мчалась к дому как птица, только что крыльев за спиной не хватало, и, решив срезать угол, свернула на узкую, едва видимую во тьме тропинку. Подошвы кроссовок предательски заскользили по поникшим стеблям тимофеевки. Я раскинула руки, пытаясь сохранить равновесие, а в следующее мгновение ласточкой взмыла над тропой, запутавшись в плетях вездесущего вьюнка.

Приземление оказалось жестким. Перед глазами замелькали разноцветные огни, слились, превращаясь в радужную тропинку. Вспыхнувшая в ободранных ладонях тупая боль, горячо пульсируя, растекалась по сжавшемуся в жалкий комочек телу. Я замерла, ошарашенная падением, и с удивлением поняла, что проваливаюсь в темноту беспамятства. «Черт, мне только в обморок упасть не хватало для полного счастья…» – пронеслось в затухающем сознании.

Последнее, что я услышала, прежде чем отключиться и, как говорил один мой знакомый, уйти в нирвану, был Митькин удивленный возглас:

– Радуга?..

Глава 2. Старый королевский лес

или добро пожаловать в Полевию!

Из огня да в полымя.

Русская пословица

Ласковая чернота беспамятства баюкала, несла меня сквозь вспышки призрачных радуг. Странным было ощущение невесомости, парения в пустоте, полное безразличие и отстраненность. Покачиваясь, будто на волнах, я равнодушно отметила, что тьма напоминает лужу в бензиновых разводах, только ярче, цветастей. Торжественней.

«Ночная радуга… Как во сне…»

Тысячи, миллионы звезд, далеких и удивительно близких, словно рассыпанные блестящие пайетки на газовом цветастом шарфе, закручивались тугой спиралью, центром которой была я.

«Или это искры из глаз?..»

Вспучивались разноцветные мыльные пузыри и лопались слепящими брызгами, напоминая салют в честь дня Победы. Или новогодний фейерверк. И снова вспышки, искры, всполохи…

«Может, я умерла?..»

Сознание возвращалось медленно, я бы сказала нехотя. Чувство невесомости схлынуло, уступив привычному для тела притяжению. Произошло это так стремительно, будто на меня вдруг свалилась тяжелая перина, и я невольно охнула. Лежать было жестко. Шуршащая, неровная поверхность никак не походила на матрац, скорей уж на твердую землю. В живот упиралось что-то тупое, шероховатое на ощупь. Ко всем неприятным ощущениям добавилась саднящая боль в ладонях и коленях, и я никак не могла понять, почему они болят. Мысли путались, не спеша выстраиваться по порядку. Перед глазами все еще мелькали звездочки, вспыхивали радужные всполохи, напоминая клубную светомузыку… Светомузыку? Вспомнила! Я приехала к родителям в гости и с девчонками пошла на танцы. Там был Митька… Все встало на свои места. В очнувшейся, наконец, памяти замелькали, словно кадры из фильма, картинки побега, неловкого поцелуя, которого я так не желала. Вспомнила, как снова пыталась удрать и, в результате, грохнулась со всего маху. Значит, я отключилась? Интересно. Видно, хороший был удар, иначе, чем еще можно объяснить потерю сознания.

Не поднимая головы и вообще стараясь не шевелиться, я прислушивалась к своему телу, пытаясь понять, смогу ли сесть и если смогу, не станет ли мне худо. И почему это Митька не спешит на помощь? Будь он действительно заинтересован в моей скромной персоне, уже должен был поднять меня, поставить на ноги, отряхнуть и проводить домой, так почему же он не спешит?

Не дожидаясь, пока Митька сообразит, что мне нужна помощь, я открыла глаза и удивленно уставилась перед собой. Ночь давно кончилась. Землю заливал мягкий солнечный свет, рассеянный кронами вековых деревьев до зеленоватых сумерек. Густой ковер опавших листьев разбавляли редкие кустики чахлой травы… Где это я?! Как попала в лес? Да и не было вокруг нашей станицы таких лесов, в основном искусственные сосновые посадки. Я осторожно села, шипя от боли и стараясь не опираться на ободранные ладони. Огляделась, не понимая, куда меня занесло, а главное, каким образом.

Вокруг росли в основном дубы, наверняка давным-давно разменявшие первую сотню лет. Обомшелые стволы и выпирающие корни, на один из которых меня и угораздило свалиться, поросли мхом и бледными то ли поганками, то ли опятами на длинных хрупких ножках. Подлеска почти не было. Редкие осины, трепеща серебристыми с изнанки листочками, освещали чащобу подобно ветвистым канделябрам на тысячу свечей, отчего лес казался не дремучим, а выглядел величественно, словно готический храм. Где-то в вышине перекликались птицы, возмущенно стрекотала сорока. Тихо шуршали листья, подрагивая под ласковыми касаниями заблудившегося в ветвях ветерка. Не было слышно ни отдаленного шума машинных двигателей, ни вообще каких-то звуков, которым положено быть в обжитых людьми местах. Только тишина, оттеняемая птичьими трелями и жужжанием пролетающих насекомых.

Испуганно озираясь, я пыталась собраться с мыслями и понять, что делать и куда идти. Соображалось плохо, сказывалось падение. Всем телом трясясь от слабости и страха, я встала на ноги и наконец-то осмотрела себя. «Да уж… Вот так полетала, ? мрачно размышляла я, разглядывая порванные брюки, разбитые в кровь колени и свезены ладони. ? Живот и тот весь в царапинах! Знатно меня приложило».