Перевёрнутый мир

Рассказчица сменила улыбку блаженного психа на вселенскую грусть, посмотрела на подругу и сказала:

– Зависимая ты моя. Три дня. Всего три дня без телефона.

– Смееерть, – вдруг неприятным, визгливым голосом закричала зависимая. – Ты хочешь моей смерти?

Прохожие, услышав слово «смерть», как и положено в современном мире, торопливо пробегали мимо, стараясь не встречаться взглядом с собирающимися на небеса. К чему лишние проблемы, когда ты опаздываешь на последнюю электричку.

– Да я сейчас уже начинаю чесаться. Так это я только подумала, как буду без связи. Ты понимаешь, что у меня аллергия? Что у меня может случиться анафилактический шок? – блеснула познаниями первого курса медицинского колледжа студентка.

Испуг после берущего за душу крика о смертушке прошёл, и Ольга, выступающая в роли карателя, обретя голос, спросила:

– Какая аллергия? Что ты несешь? Какая смерть? От чего, бешеная?

– Такая аллергия. Аллергия на «без телефона» называется. Между прочим, аллергия бывает на что угодно, – зависимая сложила руки на груди и подняла глаза к небу, выражая скорбь.

– Маша, милая моя, послушай. Ну ради меня, родненькая моя, любименькая моя. Да и вообще. Может, люди преувеличивают насчет связи. Может, она просто плохая, а не так что совсем ее нет. Ну, Маааш…

– Ну как? Как ты могла так поступить со мной? Не спросив меня, купить билеты на автобус. На автоообус. Мне уже жутко становится от одного только слова «автобус».

Ольга предупредительно выкинула вперед руки, предупреждая таким образом рвавшийся наружу Машин новый крик. Но это не остановило Машу:

– Тьма-тараканья, комары, лесные маньяки, навоз, вонь, за что, гуси, пьяные трактористы, как ты могла, я умру…

Ольга стояла и молча ждала, когда подруга остынет. Стояла и думала о том, что ехать в Окунёво без своей лучшей верной Манечки – это все равно что есть арбуз с салом, что как же ей повезло, что у нее такая, хоть и импульсивная, но верная и надежная подруга, что на улице лето, что она очень хочет чебурек, что сегодня она обещала соседке купить молока и надо не забыть это сделать. Мысли текли беспорядочно, но это не мешало ей стоять с жалостливым видом брошенного котенка, чтобы Маша, глядя на нее, быстрее созревала для поездки. Картина выглядела жалостливо на фоне бегающих туда-сюда активных прохожих, которым нет дела ни до красот сибирской глуши, ни до брошеного котенка. Наконец, извергнув из себя последнюю анафему к глухим местам без сотовой связи, Маша затихла. Помолчали.

– Ну, что? В аптеку, скупать комариную мазь? – спокойно спросила вопившая три минуты назад подруга. В этом была вся Маша. Ольга кинулась к ней на шею со словами:

– Вернемся – проси, что хочешь.

– Хорошо, – зловещим голосом протянула Мария. – Уж я-то постараюсь. И помни! Ты сама мне это предложила, так что прошу запомнить эту минуту.

Подруги посмотрели друг на друга, Ольга сложила два пальца, поцеловала их и подняла к небу:

– Клянусь.

Обе прыснули от смеха и пошли искать ближайшую аптеку. Уже открывая дверь в аптеку, Ольга повернулась к Маше и сказала:

– Это не тьма-тараканья. Это место силы. Я тебе по дороге расскажу.

Глава 4

Четверг, 8 июля.

– Зачем вы приехали в нашу глушь? – спросил Игнат, неторопливо вышагивая рядом с Сергеем.

Сергей ответил не сразу. Мысли его еще были где-то там, в том молоке, которое, он был уверен, было по-настоящему, и ему все это не показалось, и он не сошел с ума. Но никаких объяснений ему не приходило в голову.

– Зачем? – переспросил Сергей.

– Меня к вам послали в командировку.

Начальника Сергея звали Николай Николаевич Скоба. Он и был похож на свою фамилию. Ходил всегда согнувшись, как металлическая скоба. И такой же металлический голос. Сотрудники так и не поняли, откуда взялся новый начальник и почему старого перевели, но сильно в это не вникали. Такими мелочами, как смена начальства, они не интересовались. У них были дела поважнее. Они занимались наукой, и называлась она сейсмология. Наука, которая изучает землетрясения, и благодаря которой мы знаем глубинное строение земного шара. Все ученые этого института занимались только научной работой, и до мирской жизни в большинстве своем им было все равно. После смены начальства дела института пошли в гору. Скоба обладал поразительной интуицией, и когда посылал своих сотрудников в ту или иную командировку, всегда получал нужные, а порой удивительные новости, которые передавал высшему руководству, а то в свою очередь давало очередные квоты на развитие и, соответственно, премии сотрудникам. Все были довольны и занимались только своими исследовательскими делами. Скоба вызвал Сергея и сказал ему, чтобы он сходил к Зинаиде в бухгалтерию и оформил командировку.

– Едешь в Омск. Вернее, в Омскую область. Нужно будет проверить данные, полученные со спутника. Все инструкции получишь в отделе у Гриши. Все, иди.

Сестра Сергея называла Скобу «неприятный человек». Она его видела один раз, когда забегала на работу к Сергею за ключами от квартиры. Сергей вынес ключи к проходной как раз в тот момент, когда Николай Николаевич выходил из машины, чтобы пройти через проходную, и Сергей их представил. Действительно, у начальника был очень тяжелый взгляд. Как говорит сестра: «Он меня просканировал и пригвоздил к асфальту». Сергей конечно посмеялся и сказал, что Юля слишком нежная и просто не общается с людьми таких профессий. В ее окружении сплошные поэты, литераторы, артисты. Но отчасти он был с ней согласен. И в эту минуту, когда тот его послал в командировку – особенно. У них с сестрой на эти выходные были свои планы, и теперь они рухнули в одну минуту. Но начальник есть начальник. Сергей считался отличным специалистом с очень хорошей интуицией, которая, как бы это ни звучало смешно, была не последней составляющей в их интересном деле. Поэтому он здесь и оказался.

Сергей замолчал. Он вспомнил, что несмотря на то, что у них с сестрой были планы на выходные, и он чувствовал раздражение от того, что нужно их отменить, странное чувство в душе говорило ему, что нужно ехать. Ну как это объяснить Игнату?

– Понимаете, когда я приехал сюда, у меня сложилось впечатление, что я здесь уже был. Но я точно знаю, что в этих местах я никогда не был. Я родился совсем в другом городе. Наши с сестрой приемные родители никогда не выезжали в эти края и никогда не рассказывали ни о каких родственниках отсюда. Поэтому я с уверенностью говорю, что исключаю вариант, что это место мне может быть знакомо. Но это странное ощущение не покидает меня с момента прибытия в ваши края.

Сергей помолчал. Лес просыпался. В воздухе зажужжали дикие лесные пчелы, защебетали птицы: дрозды, синицы, соловьи, трясогузки. Пауки деловито готовились к новому дню, раскидывая паутину между кустов и деревьев. С дерева на голову посыпалась ореховая шелуха, значит, это запасливая белка готовит себе тайничок с едой. Лес раскрашивался разноцветными всполохами животного мира и оживал с первыми лучами солнца. Сергей вздохнул:

– Здесь у меня появилось состояние как будто духовного обновления, нового рождения, душевного подъема, внутреннего озарения какого-то.

Как-то стеснительно, выдавив из себя произнёс он неохотно.

– Хозяйка, у которой я остановился, уверяет, что здешние места лечат душу. Но не каждому удается прочувствовать местную энергетику. Она говорит, что это происходит только с человеком, у которого живая душа. А мертвые души в этом месте могут «загибнуть».

Сергей развел руками:

– Я ученый. Я не могу верить в этот бред. Но я не понимаю, что со мной происходит, и по совету хозяйки решил прогуляться к месту силы, как она считает, и побыть наедине с собой… Ну, а потом произошло то, о чем вы уже знаете.

Игнат слушал и понимал, о чем идет речь. Сергей ему нравился. Он его чувствовал.

– Те, чьи сердца и умы не развиты, чье восприятие концентрируется только на видимом, то есть только на том, что видят глаза… В общем, эти люди могут увидеть только поверхностное качество жизни. Реальность – это не только то, что видят глаза. Это намного шире и объемнее. Видимое и невидимое – едины в своем существовании на…—

запнулся Игнат на мгновение и продолжил, – на нашей планете. Но видеть и то, и другое не каждому дано. Человек на самом деле видит то, что он подготовлен увидеть, и замечает то, что в состоянии заметить. Ну, тебе не надо сейчас думать об этом. Тебе нужно отдохнуть как следует, выспаться. А вечерком приходи на чай ко мне. Моя изба на краю деревни стоит, не заплутаешь. Или спроси у любого местного, хоть и мало их совсем здесь осталось, но есть такие. И они покажут дом знахаря. Так меня они прозвали давно

Игнат дружелюбно улыбнулся. Они подошли к дому, в котором Сергей остановился. На пороге стояла встревоженная хозяйка. Увидев постояльца, она заохала, запричитала:

– Да как же так? Я же тебя послала прогуляться! Да я бы век себе не простила, если бы ты загиб. Да как же тебя угораздило заплутать-то там? Иль ты в лес пошел, барсучий ты валенок такой.

Причитания набирали силу. Хозяйка безо всякого намека на театр рыдала натуральными слезами. Игнат махнул рукой и пошел дальше, а Сергей с удивлением смотрел на разбушевавшуюся Татьяну Семеновну, но ничего не говорил в ответ. Ну а что можно было сказать женщине, неожиданно впавшей в безумие? Он прошел мимо нее на веранду и попробовал усмирить ее простым вопросом:

– Ну и где наши вкусные блинчики, которые вы обещали испечь после моей прогулки?

Сергей потер руки, изображая радость. Да и желудок начинал подквакивать, напоминая о завтраке. Татьяна Семеновна в ужасе посмотрела на него и прикрыла рот рукой:

– Миленький… твои блинчики сутки назад на твоем столе стояли.

– В каком смысле?

Сергей подумал о том, что ему не хотелось бы переезжать только из-за того, что его хозяйка впала в какое-то внезапное безумие. Она вдруг начала говорить четко и обрывисто, вытирая фартуком не прекращающийся поток слез:

– Ты ушел вчера утром. Сумки бросил и ушёл. Помнишь? Я тебе ещё про места наши рассказала? Я испекла блины. Пришел ты сегодня. Тебя не было сутки.

У Сергея застучало сердце, и туман вновь забрался в его голову.Что здесь происходит?