
Золушка наоборот, или Не в деньгах счастье
Не смотря ни на что, Наташа продолжала этот фарс. Болтала, смеялась, кокетничала слегка, и даже не стала отказываться, когда Михаил напросился проводить ее до дому. Более того, когда, прощаясь, тот полез целоваться – девушка не отпрянула, а покорно позволила кузену начальника свершить задуманное. В первую очередь для того, дабы окончательно разобраться в себе. Ведь ее реакция на поцелуй станет самым точным показателем возможных чувств к «Аполлону», и окончательно расставит все точки над «и». Если она «поплывет», если ее «торкнет», если… что там еще происходит в случаи поцелуя с любимым? Поправде, Наташа мало разбиралась в этом деликатном деле. По большому счету фактически ни один поцелуй в ее жизни ни с одним мужчиной не ознаменовался нужным набором нужных реакций. Даже целуясь с Борисом, девушка испытывала в основном примитивное физическое желание, или позже равнодушную привычку, но ее душа в основном «молчала». Точно так же, как и сейчас, во время поцелуя с Михаилом. А потому…
– Гм, Миш, – отстранилась от увлеченного, вошедшего во вкус мужчины Наталья (на то время они уже перешли на «ты»), – извини, но мне… пора домой.
– Что, родители заругают? – юморнул тот, никак не желая выпускать Наташу из своих цепких объятий. – На карантин посадят за то, что пришла позже одиннадцати?
Он опять полез целоваться, да строптивая дама отчаянно засопротивлялась:
– Миш, ну мне правда пора. Завтра сранья на работу, и вообще…
– О работе не беспокойся, я могу отпросить тебя у Захара на целый день. А про «вообще» я вообще слышать не желаю, – не сдавался упорный кавалер. – Слушай, а поедем ко мне? – предложил он неожиданно, прошептав эти слова Наталье на ушко страстным голосом, после чего легонько укусил ее за мочку. Девушка пискнула и дернулась – ей было неприятно, но Михаил, видимо, принял эту реакцию за возбуждение, и с удвоенной силой стал напирать: – Я обещаю тебе незабываемую ночь любви, моя богиня.
– Какая к черту ночь любви?! – взмутилась девушка. – О какой тут любви вообще речь идет, когда ею и близко не пахнет.
– Зато пахнет страстью, в огне которой мы сгорим дотла, – завел разгорячившийся «Аполлон» старую пластинку, блуждая своими лапищами по Наташиному телу.
– Не надо утверждать за кого-то! – Наталья изо всех сил дернулась, и таки сумела вырваться из стальных объятий пылкого ухажера. – Лично я никакой страстью не пахну, или мои потребности ты не учитываешь?
Михаила ее принципиальность откровенно покоробила.
– Мать твою за ногу, что ты ломаешься, словно школьница невинная?! – взъелся он. – Мы же с тобой взрослые, современные люди!
– Вот именно, что люди, а не животные! – парировала Наталья. – Это животные могут пароваться когда лишь приспичит с каждым себе подобным, кто попадется под горячую руку (или не совсем руку – не важно!). А людям свойственно руководиться чувствами, по крайней мере – мне. Я не могу быть с кем-то… просто так, мне необходимо любить, и быть любимой, чтоб…
Михаил поднял руки в жесте, означающем «хватит с меня твоей мозгопарки, не хочешь, ну и фиг с тобой!»
– Ладно, я все понял, – дополнил он свою позу словами. – Ты у нас девушка с принципами, Ассоль, ждущая Принца на алых парусах, и все такое. Я же мужик конкретный, реально смотрящий на мир, а значит – нам не по пути. К сожалению, ибо ты реально классная девушка.
– Если б ты меня не торопил, позволил событиям развиваться постепенно, не исключено, что мы могли бы найти общий язык, – внесла Наташа замечание.
«Аполлон» мигом приободрился:
– Так, может, еще не поздно все исправить?
Наталья обрезала ему начавшие расправляться крылья.
– Сомневаюсь. Слишком уж все пошло… наперекосяк. И вообще – мы с тобой полные противоположности, не совместимые друг с другом. Да и просто ты не мой человек, а я не твой, это ж очевидно. Так что – сори, бабушка. – Наташа развела руками.
– Спасибо, хоть не дедушка, – проворчал кавалер, получивший от ворот поворот.
После чего резко обернулся, и, даже по-людски не попрощавшись, попилил к своему железному коню, на котором «ускакал» прочь. Наташа проводила его удрученным взглядом.
«Теперь он пожизненно будет считать меня «динамщицей»», – уныло констатировала она. И хотя по большому счету сей факт мало волновал девушку, она все равно никак не могла взять в толк, почему столь категорически отшила этого «мистера совершенство». Ну пригласил он ее «на чай», так разве она невинная гимназистка из закрытой школы для девочек, чтоб так тушеваться от «неприличного предложения»? По крайней мере, раньше Наталью подобные вещи никогда не смущали. А тут – здрасьте, я ваша тетя! – повела себя, аки образец нравственности и целомудрия. С какого перепугу, спрашивается? Михаил – красивый, состоятельный, обходительный, внимательный… и еще какой-то там рассякой мужчина, так чего ей, принцессе Несмеяне, надобно? «Ничего. Просто он – не Владимир», – в очередной раз побеспокоил Наташины мысли прилипала Белогривов. И с его утверждают, что коль из глаз долой – то и из сердца вон? У нее почему-то все совсем наоборот. Тимофеевого отца уже поди как месяца два нет в поле зрения, но это ничуть не мешает ему все больше и больше «атаковать» Натальины чувства. «Елки-метелки, а, может, плюнуть на все – и рвануть в Углы, – внезапно возникла у девушки шальная, авантюрная идея. – Заявиться к Белогривовым в дом, и… И что? Как я объясню свой нежданный визит? Да пусть даже и объясню – что мне это даст? Раз Владимир не влюбился в меня тогда, навряд ли моя вторичная попытка принесет желаемые результаты. И вообще: если б я его хоть немного заинтересовала, он сам мог бы немного поднатужиться – и найти меня. Но, очевидно ему это ни к чему». Умом Наташа понимала, что несколько перебарщивает: попробуй найди девушку, о которой не знаешь ничего, кроме того, что она из Москвы, да еще при том, что на данный момент она находиться «не по адресу», но, как известно способность женщин придумывать себе проблемы и обиды на пустом месте не знает границ, к тому же, надо же было «очернить» настырного Владимира в собственных очах, чтобы тот оставил ее, Наташу в покое. Хоть ненадолго.
*********
В конечном итоге Наталья вернулась домой в разбитом состоянии и с хмурой миной, что не осталось незамеченным Любовью Гавриловной, любая хорошая мать всегда чутко ощущает, когда с ее детьми что-то «не так».
– Ой, доченька, а ты чего такая невеселая? – с ходу набросилась она на Наташу с расспросами. – Неужто свидание не удалось?
– Да как сказать… – Наталья устало опустилась на мягкий, удобный диван в прихожей, и, сняв туфли, с наслаждением вытянула ноги, давая им «остыть»: не смотря на то, что Михаил был «на колесах», благодаря чему ее прогулки пешком сводились к минимуму, ноги все равно почему-то сильно налились свинцом, и гудели от усталости. Все тело гудело. – Да как сказать, мам, – повторила девушка слабым голосом. – Вроде, все шло неплохо, но… но и не хорошо. Нет, Миша прекрасный мужчина, человек, только… не мой, что ли, – призналась она.
После истории с Борзовым длинною почти в семь лет, Наташа дала себе зарок, что в их с мамой отношениях отныне не будет никаких недомолвок и условностей, в том числе (и в первую очередь), что касаемо личной жизни – дабы «Борзовская история» больше не повторилась.
Правда, о Владимире, о его сыне-вундеркинде, о своих «приключениях» в Дальних Углах в целом, Наталья до сих пор ни матери, ни кому бы то ни было из домашних ни разу не заикнулась и полусловом, только на то у нее имелись веские причины. Во-первых, она не хотела расстраивать родных, а узнай о том, что их любимая Наташенька побывала в аварии, да еще и вынуждена была пережить столько «испытаний», они непременно расстроились бы. Ну а во-вторых… Во-вторых повествовать то и в целом не о чем было. Точнее, когда Наталья рассказала бы маме – папе – брату – невестке о Белогривовых, это означало бы, что она автоматически признается, – и им, и себе, – что они, Белогривовы то бишь, для нее что-то значат. А Наталья, как нам уже известно, в этом признаваться никак не хотела. Пока…
– Ну, оно и правильно, доченька, – с готовностью поддержала девушку Любовь Гавриловна, усаживаясь рядом, – оно и верно. Зачем себя силовать, когда сердце не лежит, насильно мил не будешь. Но ты не переживай, Наташенька, свое ты еще найдешь, – стала подбадривать Коновалова свою взрослую по годам, но всегда маленькую и несмышленую по ощущениям дочь, легонько касаясь ее руки, и поглаживая своей теплой ладошкой. – Долю, как говориться, конем не объедешь, и от судьбы не уйдешь. Коли есть в мире твоя судьба – никуда вы друг от друга не денетесь. Тем более, что ты у меня такая замечательная девочка, ты как никто заслуживаешь счастья!
– Да уж, замечательная, – фыркнула Наталья, – смылась из дому в поисках лучшей жизни, плюнув на родителей, – припомнила она давние собственные грехи, однако мама ее остепенила:
– Наташа, мы же договаривались – никогда больше не вспоминать о прошлых… недоразумениях.
– Да, проси, мам, вырвалось, – исправилась Наталья. – Просто… Что-то я себя неважно чувствую сегодня. Устала, наверное.
Любовь Гавриловна тут же насторожилась.
– А ты, часом, не приболела? – она инстинктивно потрогала дочкин лоб, как всегда делала это раньше, до того, как Наталья «выросла».
– Ну что ты, мам, – возразила та, – с чего мне болеть-то? Сейчас не сезон простуд – лето надворе.
– На одних простудах мир клином не сошелся, есть полно иных недугов, которыми можно заболеть, и летом куда быстрее, чем в другое время года, – резонно заметила Коновалова, щупая пульс дочери. – Лето, это же сезон разгара всяких разных инфекций, преимущественно желудочно-кишечных. Ой, – всполошилась женщина, – а вдруг ты съела что-нибудь не то? В ресторане этом, куда ни свидание ходила?
– Мам, но я не чувствую себя больной, всего лишь немного… «вареной», – пыталась Наталья вразумить гипперозабоченную состоянием ее здоровья мать.
– Так с этого все и начинается, – не унималась та.
– Но меня ничего не болит, не тошнит…
– Это сейчас, но неизвестно, что будет дальше, – стояла на своем неугомонная Коновалова. – Хотя, ты не обязательно должна была отравиться в привычном смысле этого значения, у тебя могла возникнуть обычная аллергия на некие продукты, – поставила она уже через секунду новый «диагноз».
– Но у меня никогда ни на что не было аллергии, – изо всех сил отнекивалась Наташа, да все без толку – мама не собиралась «сдавать позиции» без «боя».
– То на нормальные продукты не было, дак ведь в том ресторане наверняка людей кормят всякими невиданными деликатесами типа маринованных улиток или страусиных яиц… я слыхала, что этот ресторан не простой, а «крутой», а потому…
Наташа деликатно перебила маму.
– Мам, ты, кажись, позабыла, что я пять лет была женой олигарха, – напомнила она робко.
– И что с того? – Любовь Гавриловна не сразу «просекла фишку».
– Да то, что я этих улиток и прочей экзотической пищи за то время насмотрелась и напробовалась по самое не хочу, – терпеливо пояснила суть дела Наталья. – Так что меня всякими деликатесами не удивишь. Как и мой организм.
– Ах, ну да, и то верно. – Мама покачала головой, как бы признавая свою неправоту, тем ни менее «капитулировать» окончательно не собиралась. – Все равно я бы на твоем месте не стала так пренебрежительно относиться к своему здоровью.
– Ну, и что ты конкретно имеешь в виду под этими словами? – осведомилась девушка. – Что мне теперь, устроить себе постельный режим на неделю в качестве профилактики?
– Зачем же, можно просто провести плановый осмотр у врача – на всякий случай, – внесла Любовь Гавриловна на Натальин взгляд совершенно дикое предложение. – Что б уж наверняка быть спокойной.
– Какой осмотр? – испугалась дочь. – У какого врача? Теперь такие врачи, что после их «плановых осмотров» даже здоровый человек заболеет, – не удержалась она от камня в огород отечественной медицины, вспоминая, как над ней не так давно издевался доктор-«воробушек», тоже горящий маниакальной потребностью «вылечить» Наташу.
– Милая моя, так на кой нам какие-то «чужие» врачи, коли благодаря Миланочке у нас теперь имеются «свои», – сказала мать странную фразу, из которой Наташа ничего не сообразила.
– Почему это благодаря Милане у нас имеется «свои» врачи? – уточнила она.
Любовь Гавриловна посмотрела на дочь с таким недоумением, словно та сморозила несусветную чушь.
– Наташенька, ты же в курсе, что у Милы в родне – сплошные врачи?
– Да?… То есть – да, конечно! – Наталья изобразила «просветление», хотя на самом деле понятия не имела о «врачебной династии» невестки. Хотя… помниться, когда они только-только знакомились, Милана что-то там упоминала об этом, она так и сказала – «семейная династия», но вот какая именно – Наташа, отвлекшись на думы о Владимире, прослушала. А больше о том речь и не заходила.
– Ну да, – подтвердила дочерины догадки мать, – у Милы ж с деда-прадеда в семье все врачи, немудрено, что и она не стала нарушать сложившуюся традицию.
– Значит, Мила тоже врач, – скорее утвердительно, нежели вопросительно проговорила Наталья.
Любовь Гавриловна кивнула.
– Ну да, детский. Педиатр. Что очень пригодиться им с Кириллом в семейной жизни: не придется таскать будущих деток по «левым» врачам, Милочка сама сможет прекрасно о них позаботиться. Коли ж, не доведи Господь, какая беда с сердцем – опять же, в силу родственных связей, можно смело обращаться к Милочкиной маме – она ж кардиолог. Ну а папа-то, сват наш, как раз аллерголог, кстати самый лучший не только в их городе, но и в области. Да что там – даже в Москве его знают и уважают, поскольку он, судя по всему, действительно специалист высочайшего класса. Вот я о нем и подумала было, когда заподозрила, что ты могла заболеть от еды, но раз ты утверждаешь, что…
Наташа не стала дослушивать мамины рассуждения. Едва услышав, что Милин папа – аллерголог, да не абы какой, а специалист высшего класса, у нее в мозгу будто что-то взорвалось.
– Мамочка, миленькая! – Девушка вскочила на ноги, словно ошпаренная, и лихорадочно засуетилась, не зная, за что хвататься. – Родненькая, а этот Милин папа-аллерголог, специалист, и все такое, он… он точно такой супер-пупер? !То есть, он лечит все-все-все?!
– Как же «все-все», коли он врач не широкого профиля, а аллерголог, – произнесла Коновалова, слегка обескураженная столь бурной реакцией дочки на известие о свате.
– Да я не то имела в виду! Я не о всех-всех болезнях в целом говорю, а о всех видах аллергии, – поправилась Наталья, ничуть не успокаиваясь. – Он лечит все, абсолютно ВСЕ аллергии, которые существуют в природе?
Любовь Гавриловна заколебалась.
– Ну-у-у, – протянула она неуверенно, – этого уж я гарантировать не могу, ибо сама толком не в курсе. Лучше разузнать про то у Миланы, а еще лучше – у самого Максима Максимыча… А чего это ты вдруг так заинтересовалась отцом Милы? – спросила Коновалова с долей подозрительности. – Неужели таки есть вероятность, что с тобой…
– Да все нормально со мной, мам, честно-честно! – успокоила Наташа родительницу.
– Тогда в чем дело?
– Это не для меня, просто… Просто есть один человечек, который… серьезно болен, именно по этой части, и Милин папа может… если сможет, ему помочь. По крайней мере, я на то очень надеюсь, – затараторила девушка скороговоркой. – А потому… потому, мне необходимо срочно с ним поговорить, чтобы выяснить… чтоб узнать… чтоб понять…
– Доченька, да ты успокойся, успокойся, – ласково промурлыкала Любовь Гавриловна, не вникая, из-за чего ее кровинушка ведет себя столь странно. – Раз надо, то обязательно поговоришь с Максим Максимычем, только завтра, сегодня никак не получиться – почти ночь за окном. Так что, ты лучше пойди, приляг, выспись хорошенько, а завтра, на свежую голову…
Наталья слегка притормозила, по крайней мере метаться, будто пойманная в силки птица, перестала.
– Точно, так я и сделаю. Завтра как можно раньше поеду к Кириллу с Милой, и пусть они меня… Ой! – опомнилась девушка, – Так завтра – рабочий день. Мне с тобой на фабрику, да и Кире с женой на службу. Но я не могу ждать выходных, это ж еще целых три дня! А мне позарез необходимо побыстрее… что ж делать-то, мам?
– Раз это действительно столь важно и неотложно для тебя, то езжай. Милана с отцом в одной больнице работают, я поясню, как их можно найти. Ну а у Захара Мироновича я тебя на завтра отпрошу, придумаю что-нибудь, – выручила Наталью мать.
Та на знак благодарности бросилась ей на шею:
– Мамулечка, ты у меня – просто чудо!
– Да ладно тебе, – отмахнулась Любовь Гавриловна, и неожиданно спросила: – Так, может, расскажешь мне, кому и в чем ты так стремишься помочь?
– Обязательно расскажу, мамуля, – пообещала Наташа, отлипая от матери, – только как-то в другой раз. Не сейчас. Сейчас я, пожалуй, таки пойду спать, что-то я и правда с ног валюсь.
– Конечно, конечно. – Родительница не стала настаивать, и, пожелав друг дружке спокойной ночи, женщины Коноваловы разошлись по спальням.
.Наталья, реально чувствуя себя, словно выжатый лимон, предполагала, что «отключиться», едва ее голова коснется подушки, однако, как ни странно, когда она, сняв макияж и переодевшись в ночнушку, очутилась в постели, сон словно рукой смело. Девушка ощущала крайнее нервное возбуждение, нетерпение сродни тому, что испытывают маленькие дети вканун Нового года, ожидая подарков под елкой от славного Дедушки Мороза. Для Натальи таким дедушкой мог стать папа Миланы, а самым волшебным подарком от него – его согласие и, самое главное – возможность, способность помочь Тимофею. В том, что она обязана воспользоваться таким шансом, Наташа не сомневалась ни доли секунды. Пускай у нее непростые взаимоотношения с Владимиром, пускай их разделяют километры, время, и еще много чего, пускай она дала себе зарок выбросить этого волка-одиночку из головы и даже не вспоминать о Больших Углах, не то, что когда-либо туда возвратиться, но все это превращается в сущую ерунду, когда на горизонте появляется хоть манюсенькая надежда на то, что Тимофею – этому воистину уникальному, очень славному, и очень несчастному мальчишке можно кардинально изменить жизнь. Да, аллергия – не рак, не СПИД, не гепатит це, не рассеянный склероз, или еще какая страшная, неизлечимая болезнь, но и аллергия аллергии рознь. В том, что ребенок вынужден существовать почти отшельником, не имея возможности наслаждаться пресловутыми благами цивилизации да и просто человеческим обществом, в том, что его от любой неосторожности, от сущего пустяка может хватить страшный приступ, грозящийся закончиться асфиксией а, значит, и смертью, тоже веселого мало. И коль уж Наташе выпала возможность избавить парня от пожизненных ограничений и риска смертельного исхода, она будет просто последней сволочью, ежели не воспользуется ею из-за каких-то там глупых личных переживаний. Больше того, помимо всего прочего у Наташи появится отличный, весомый предлог для того, чтоб свидится-таки еще раз с недававшем ей покоя Владимиром. Правда, что из этого получиться – это уже отдельная тема для размышлений, ломать голову над которой девушка не стала. А что толку зря гадать и забегать наперед, все равно, как известно, «человек предполагает, а Бог – располагает». И вообще, на данный момент Наталью больше волновала ситуация с Тимофеем.
На этой благородной мысли она в ту ночь наконец уснула. А с утра пораньше, собравшись в рекордно сжатые сроки, с предвкушением понеслась на встречу с невесткой и ее отцом-аллергологом. Дорога в соседний город, поиски нужной больницы, а потом и кабинета педиатра Миланы Максимовны Коноваловой в общей сложности заняли у Наташи около часа, в течении которого она вся аж извелась. А когда невестка, обрадовавшись визиту родственницы, пообещала той «свидание» с папой, только вот попозже, а то сейчас он сильно занят, девушка распереживалась еще больше.
– А долго ждать-то? – все допытывалась она у Милы, тоже, между прочим, не особо располагающей свободным временем (в коридоре на прием ждала целая толпа народу с отпрысками разной возрастной категории).
– Не знаю, – честно отвтствовала та, – все зависит от обстоятельств. Вообще до обеда у нас здесь самая «горячая пора»: обходы, лечебные процедуры, то и дело всякие плановые (или, вернее сказать – внеплановые) проверки нагрядывают, да еще и амбулаторные больные покоя не дают, ходят к нам, словно в поликлинику. Так что до обеда, скорее всего, никак не получиться.
И Наталье – а что поделать? – пришлось ждать до обеда, маясь дурью целых три часа. Зато в итоге ее мучения были вознаграждены: аудиенция с Максимом Максимовичем состоялась. Очутясь в его небольшом, зато просторном, светлом, и на удивление уютном, как для больницы, кабинете выдержанном в классическом стиле, Наташа робко присела на мягкий кожаный мини-диванчик, возле которого ветвилась декоративная пальма, и по настоянию Максим Максимыча – невысокого, худощавого мужчины лет пятидесяти, стала излагать «суть проблемы». Поначалу у нее получалось как-то нескладно, невпопад, девушка мямлила, сбывалась, путалась, и ей никак не удавалось подобрать правильные слова.
– Ну же, Наташенька, соберись, – мягко подбодрил новоиспеченную родственницу сват, – не волнуйся. Пойми, мне необходимо четко обозначить масштабі проблемы, что б понять, чем я смогу быть полезен.
Его голос звучал обволакивающе, весь его облик в целом вызывал расположение и доверие, что, несомненно, действовало благоприятно на пациентов доктора Гусева. Подействовало и на Наташу: вскоре она взяла себя в руки, и уже как следует, внятно, по порядку, изложила отцу Миланы свою просьбу.
– Так что, Максим Максимыч, вы сможете помочь ребенку? – с благоговейным упованием спросила девушка вконце.
Доктор Гусев поправил «интелегентские» очки, съехавшие на переносицу, и спокойно, с расстановкой произнес:
– Видишь ли, Наташа, во-первых, заочно определить серйозность болезни и возможные варианты борьбы с ней весьма проблематично. Ну а во-вторых, аллергия, это такая по большому счету непредсказуемая, хитрая штука, которую по определению очень сложно вылечить. Практически – невозможно. Хотя, все зависит от причины, типа и интенсивности болезни.
От таких неутешительных слов Наталья мигом скисла.
– То есть надежды нет? – скривилась она.
Милин папа улыбнулся, и оптимистически заявил:
– Надежда есть всегда, не зря ж говорят, что она умирает последней. Да, аллергию редко удается излечить, тем более – полностью, но зато ее можно «усыпить». Обмануть, перехитрить, в общем – свести агрессивные проявления болезни к минимуму.
– Правда? – оживилась девушка.
– Конечно. В наше время существует столько высокоэффективных, качественных, и, что немаловажно – безопасных лекарственных препаратов, способных на корню задавить проявления симптомов практически всех видов аллергии, – просветил ее доктор Гусев. – Правда, ваш случай, скажем прямо, весьма специфический. Подобные виды аллергии хоть и встречаются в природе, но крайне, крайне редко. И каждый такой случай – по-своему уникальный. Потому еще раз повторюсь: без тщательного обследования делать какие-либо выводы просто бесполезно.
– А вы сможете провести обследование? – заискивающе поинтересовалась, или скорее даже попросила Наталья.
– Да без проблем, только для этого нужно как-то доставить мальчика в больницу.
– Но как?! – воскликнула девушка. – Он не вынесет дороги. Да и в больнице у вас ему может стать плохо буквально от всего.
Максим Максимович задумчиво почесал в затылке.
– Да уж, это действительно задачка. Как бы там ни было, мы обязаны ее решить, мальчику просто необходимо помочь.
– Вот-вот, и я о том же, – поддержала его Наташа.
– Пап, – встряла в разговор Милана, которая все это время также присутствовала при беседе, однако участия в ней до поры до времени не принимала, деликатно отмалчиваясь в сторонке. До того, как попасть-таки на прием к ее отцу, свояченица успела сжато изложить невестке основную суть проблемы, в связи с которой Наташе понадобился Максим Максимович, и Мила вызвалась поддержать родственницу и подругу, и помочь «уговорить» родителя. Вот сейчас как раз и пришел черед проявлять свою помощь в действии. – Папочка, – повторила бывшая Гусева, теперешняя Коновалова, – но можно же выделить специальную карету «Скорой», оснащенную специальным приспособлением для перевозки ребенка. При необходимости можно поместить мальчика в изолированную камеру, одеть кислородную подушку, – подсказала смекалистая девушка, – да мало ли какие могут быть варианты!
– Оно то так, только вот вся загвоздка в том, что мы бюджетная лечебница, и сама знаешь, какое у нас финансирование, и какое в связи с этим медицинское оборудование, – прагматично напомнил дочери суровые реалии жизни доктор Гусев. – Опять же катавасия со страховкой…
– Пап, я все понимаю, – заявила Милана горячо, – но ведь речь идет о здоровье невинного мальчика, а то, не исключено, и его жизни! Ты только представь, какое ужасное будущее ждет парня с такой болезнью! Есть ли вообще у него это будущее! Да это наш прямой долг – спасти ребенка, как профессиональный, так и чисто человеческий, ибо если не мы – то кто?