Женские истории. Нелька

Так прокатились пара лет.

И Нелька уверовала в свою женскую пустоту, как когда-то это сделала Мария.

Губы Нельки, наконец, вернули себе улыбку, но уже другого толка. Всем казалось, что Нелька знает тайну, и улыбается этой тайне своим огромным лягушачьим ртом.

Лето сунуло свой нос в разрез пыльных штор. Нелька проснулась, и зачем-то надела "те самые" синие джинсы.

Длинные ноги повели е? не на работу, а на вокзал, на который она перестала давным-давно бегать, обозлившись на него за разлуку.

Нелька сонно плелась по ранне-утреннему перрону, и остановилась, как вкопанная.

Он!

Это был он! Дурманящий, сладкий, зовущий запах прожаренных в масле вокзальных пирогов.

Нелька накупила их целый пакет и пошла к ларьку "Союзпечати". Но цыганок там не было, и она поднесла к лицу ладонь правой руки, потому, что в левой у не были пироги.

Есть! Вот они – бугры. Нелька положила пирожки на траву. И уставилась на свою левую ладошку.

– Девка будет! – Сама себе гаркнула Нелька, и глупо захихикала.

Мария сидела у кухонного окна и смотрела во двор. Артрит, потихоньку, начинал скручивать е? руки и ноги, превращая молодую ещё женщину в измождённую корягу.

Она тихо любовалась кружевами берёзовых листьев, отбрасывающих тени на песочницу.

На бортике пустой песочницы сидела Нелька и обжиралась вокзальными пирогами.

Мария отвернулась от окна. Пробормотала себе под нос.

– Шкаф надо поперёк поставить, угол выгородить.

И вс?.

Олька уродилась точной копией Нельки. Такая же тощая, длинная, губастая.

Олька по ночам спала тихо-тихо, без всхлипов. Казалось, что в т?мном углу за шкафом совсем пусто. Но нет. Там был маленький беззвучный мир белобрысой Ольки.

В большой комнате разгуляй катал по коленям Нельку, а в маленькой, спустя три года, за шкаф к Олька принесло роддомовский красно ленточный свёрток со Светкой.

Светка волосами своими была темнее ночи, но во всем остальном, она была похожа на мать и старшую сестру.

Вечерами полюбила Нелька ходить по окрестным улицам и предрекать беременным бабам пол их будущего ребёнка. И за десять лет ни разу не ошиблась.

Каким-то нижним чутьём она выискивала на ладошках эти "девичьи бугры", и сообщала: – Девка будет!

Ну, а если молчала Нелька, то пацана надо ждать. Вот так.

Как-то шла себе Нелька по привокзальной улице, и за спиной услыхала глубокий вздох.

– Аххх!

Она резко обернулась, но никого не увидела.

Сбоку от неё зашелестели кусты, и с пучком синеглазой сирени в руках к ней вынесло парня.

Он был не здешний. За спиной у него болтался тощий линялый рюкзак, а на голове болталась кепка-малокозырка.

Был он крайне смугл. Кустистые брови скрывали два черных буравчика злых глаз. Но вся фигура его, несмотря на угрюмость, была в вечном расхлябанном движении.

Будто, кто-то вывинтил у него в теле пару несущих болтов. И от этого образовалась у парня вихлястость, д?рганость, беспокойность, перекатистость.

Он пробежал вокруг Нельки пару неровных кругов, прежде чем разинул рот, и выплюнул пару слов.

– Ах, королева! – Неожиданно-сладким масляным елеем голоса мазнуло по Нелькиным ушам. – Это хорошо, с-ки, меня ссадили в вашем городке. Такой тёлочки кл?вой я отродясь не видал.

Парень подобрался к Нельке поближе, и уткнулся козырьком в е? острое плечо.

– Давайте, мамзель, пройдёмся с вами до буфета, – он уютно юркнул своей рукой под Нелькин локоть, – побеседуем там о ваших прелестях. Ах!

Его звали Евгений. Но об этом знала только Нелька.

А по окрестностям он прошумел как Сивый.

Сивого мотало по городам СССР, где он воровал, хулиганил, и…

Зацепить его за преступления милиция никак не могла, потому, что выкручивался, высачивался расхлябанно-развинченный Сивый у них из-под носа, и исчезал в поездах-попутках.

А тут, как приклеило его к Нельке.

Очень он любил прогуливаться с ней по улицам города. И, непременно, держал е? под руку, болтаясь своей малокозырочкой возле Нелькиного плеча.

Чем Сивый жил никто не знал, а чем промышлял – знали все, но помалкивали.

Через девять месяцев за шкаф к Ольке и Светке принесло третий по счёт у роддомовский свёрток с красной ленточкой.

Но девочка, что была запакована в него была уже копией Сивого. Вот только кепку надеть оставалось – вылитый папаша.

Девчонки, которые люто ненавидели е? отца, почему-то, с огромной нежностью любили эту Катьку.

Они нянчились с ней наперебой, играли, гуляли, кормили, мыли.

В отличии от Ольки со Светкой – Сонька уродилась громкой, злобной, дерущейся. И, чего уж греха таить, без парочки важных извилин в голове.

Все во дворе шарахались от больного и несдержанного ребёнка, а сестры е? боготворили.

Умильно вытирали платочками слюнявый рот, сморкали е? пузырястый сопливый нос, меняли загаженное исподнее.

И глупо хихикали, укорачиваясь от Надькиных больных тумаков.