Пока не зазвонил телефон

– Подожди-подожди, – перебил майор. – Львова, что… знает о серии с блондинками? – Шеф, подтверждая, мотнул головой, и Стас развел руками: – Но откуда?! О серии в прессе ни гу-гу!

– Вот. – Подполковник со значительной миной поднял указательный палец и повторил: – Политика, чтоб ее… В помощниках у Львовой подвизается младший сын замминистра из параллельного ведомства. Политического опыта у «львицы» набирается. – Коростылев вздохнул. – И то ли этот Владик решил полезность выказать, то ли попросту придурок… В общем, он о Водяном начальнице всю инфу выдал. Да так выдал, что у Львовой чуть инфаркт не случился.

Станислав поморщился. Ситуацию патрон обрисовал крупными художественными мазками: ретивый дуралей решил выслужиться перед начальницей и доложил ей – мама не горюй! Помощь бати-замминистра, поди, предложил. Карьерист, чтоб их всех вместе с политикой…

– Короче, – продолжал подполковник, – Львова затребовала для следственной группы лучшие силы. Попросила обеспечить свой поселок охраной…

– А у нее что, неохраняемый поселок? – удивился Стас.

– Поселок Львовых – отдельная история…

Неожиданно для Гущина местечко Игнатово, где жила мадам депутат, оказалось не супермодным обиталищем нуворишей, а обычной деревенькой – малой родиной ее супруга Дмитрия Михайловича. И, по словам Евгении Сергеевны, радела она прежде всего не о безопасности семейства, а беспокоилась о населении (электорате).

– О как. – Майор покачал головой.

– А то. Политика. Львова вроде бы и вправе требовать и истерить. Типа то, что у нее две дочери, двадцати семи и шестнадцати лет, уже вторично.

– Ну я б ее за беспокойство о дочерях тоже не стал упрекать.

– Согласен. У меня самого две внучки. Львову можно понять: где-то поблизости ходит убийца, дочки в самом аппетитном возрасте… Я бы на ее месте и сам все силы приложил.

– И в чем подвох? Я-то чем помочь могу?

Подполковник выпалил просьбу, как в канализационный люк прыгнул:

– Не мог бы ты пожить у Львовых, а?

– Как это? – подался назад майор. – Что значит – пожить? Где?

– В Игнатово. В загородном доме. Львова сама тебя предложила.

– Львова? Меня? – Раздельно и недоуменно выговаривая вопросы, Гущин думал о том, где депутат могла о нем услышать.

– Ну ты же у нас прославился, герой. А после еще услужливый Владик тебя пробил, вероятно, через батю: мол, да, есть такой гениальный сыщик-важняк, – ввернул комплимент Коростылев, – обретается без дела, когда-то, кстати, его от этого расследования отстранили, и сейчас никто…

– Да не отстраняли меня! – перебил Гущин. – Дела попросту объединили!

– Львовой в этом разбираться некогда. Ей донесли, что отстранили толкового сыскаря…

– Толя, Толя, подожди, – взмолился майор. – Дай опомниться! Я даже пока с мыслями собраться не могу… Как ты себе представляешь мое участие?!

Николаевич болезненно покривился:

– Стас, прости, дело, считай, решенное. Меня отправили тебя уговорить, а по сути, даже поставить перед фактом. В высоких кабинетах думают бесхитростно: ты не у дел, но многие задницы прикроешь – отвлечешь огонь на себя. Поживешь немного у Львовой, накал страстей спадет, депутатка постепенно переключится на какие-то другие проблемы…

– Или Водяного поймают, – обреченно дополнил майор. Сплел пальцы в замок и крепко их сжал. – Эта Львова такая влиятельная особа?

– О-о-о… – Подполковник поднял глаза к безоблачному небу. – Связываться не советую – бронебойная баба, деятельная, как четыре мужика. – Немного наклонившись, увещевательно шепнул: – Но главное, Стас, она действительно боится. Горничную убили, когда та шла домой в соседнюю деревню, буквально в двух шагах от Игнатово. Еще одну девушку в начале лета нашли в реке, что протекает возле их поселка. Как думаешь, у депутатки есть повод для беспокойства? Пожалей нас всех, дружище, если ты не согласишься… меня самого в Игнатово отправят! Лишь бы Львова перестала истерить.

Гущин не принял слова подполковника за чистую монету, решил, что тот элементарно жмет на крепкую струну приятельства.

– Николаич, – майор поморщился, – я в самом деле не понимаю, как это будет выглядеть. Какие у меня полномочия…

– Самые широкие! – не дав договорить, пообещал патрон. – С Мартыновым все оговорено, он – за.

– Еще б не «за», – уныло хмыкнул Гущин. – Я на себя бронебойную артиллерию отвлеку.

– Вот-вот, – обрадованно согласился подполковник, почуяв, что «струна» начинает поддаваться. – Игорю – что? Ему важно, чтоб Львова перестала под ногами путаться. Она же энергичная, дай только слабину, еще и руководить начнет.

К сидящим на лавке мужчинам подбежала Зойка с прутиком в зубах. Положила его у ног хозяина, села и, с надеждой глядя в глаза, завиляла хвостиком, предлагая поиграть.

Прутик поднял Коростылев, нешироко взмахнув, бросил на лужайку, но кривоватая палка улетела в кусты. Зойка смешно развернулась и, распластываясь тельцем по траве, понеслась разыскивать нехитрую игрушку.

– Что скажешь, Стас? – глядя на смешную таксу, спросил начальник. – Согласен нас прикрыть?

Вопрос Коростылев составил грамотно. Показал, что Стасу будут многие обязаны. Но Гущин еще пребывал в растерянности – просьба отдавала бредом, следователь, находящийся на больничном, не имеет полномочий, чего бы там ни обещал начальник. Стас опасался, что его положение будет выглядеть довольно-таки глупым: ни два ни полтора, как говорится.

– Я подумаю, Толя, – поглаживая ноющее колено, кивнул майор.

– Некогда думать, Стас. Если ты завтра не приедешь к Львовой, она возьмет главное управление на абордаж. Ей-богу, возьмет! У нее на нервах мозг переклинило.

– Ты ж говорил, что баба умная, – напомнил Гущин.

– Так баба же, – невесело отрекся шеф.

– А чего она своих дочек за границу не отвезет? Дума на каникулах, весь август впереди, съездили б куда-нибудь позагорать, поплавать. Я вообще, честно говоря, не понимаю: если Львова так боится за дочек, то почему оставляет их жить в поселке? Разве у них городской квартиры нет или денег на заграницу не хватает?

Подполковник отмахнулся:

– В городской квартире ремонт. Из-за границы они недавно вернулись.

– Ну так отправила бы их куда-нибудь еще! И сама б там пожила!

Анатолий Николаевич развернулся к майору всем телом и сердито выпалил:

– Слушай, чего ты на меня наезжаешь, а?! Я сам ей о том же намекал, но она отрезала: «Не могу. По личным обстоятельствам». Вот приедешь к ней и сам лично об этом спросишь, раз такой умный! Может, «львицу» на печалях родимого электората заклинило! Может, она думает: «Своих детей запрячу, а как же дети избирателей?!»

Гущин покривился:

– Не юродствуй, Толя. Все это дичь какая-то несусветная.

– Дичь не дичь, а уезжать она не хочет. Хочет жить в своем поместье в безопасности, и это ее право.

– Наверное, действительно имеются серьезные причины, – задумчиво глядя на подбегающую с прутиком Зойку, пробормотал майор.

Коростылев наклонился и, не дожидаясь, пока Маргаритовна положит поноску к его ногам, вытянул прут из пасти обескураженной таксы и снова зашвырнул его в кусты. Потрясенная человеческой беспардонностью такса посидела, подвигала рыжими бровями и неспешно поковыляла за прутом. Забава, по ее мнению, получилась скомканной, мимо собачьих правил.

Обтирая о бедро руку, испачканную об исслюнявленный Занозой прут, подполковник требовательно спросил: