Киевская Русь. Волк

Ярослав же сам не мог понять, что происходит. Не ждал он ее сегодня, да забывать вовсе стал в объятиях девки жаркой, что с косой длинной подле него сидела. А тут стоит Святослава, прямо перед ним замерла, огнем живым горит, красотой своей зачаровывает и улыбается. Да улыбкой не обычной девичьей, к коим он давно привык, а какой-то странной, завораживающей, открытой, как само солнышко, улыбается ему да ласкает взглядом.

Перевернулось все внутри у новгородца, да девка с косой помогла ему от Святославы взор отвести.

– Пойдем через костер прыгать, миленький мой Ярославушка, – и прильнула к нему девица голубоглазая, на себя взгляд молодца вновь обращая.

Святослава услышала призыв тот нежный и ничего не смогла с собой поделать – слеза предательская по щеке поползла, да так медленно, что холодила щечку горячую. Вот и настал момент, когда посмеются они над ней да прогонят прочь.

Сердце девичье заныло, застонало от обиды. А Ярослав, как назло, снова к ней повернулся да заприметил слезу одинокую на щеке, от пламени костров поблескивающую. Нахмурился молодец. Глаза серые потемнели. Святослава поняла, что прогнать ее задумал, раз грозным таким стал. И взыграла гордость девичья. Не так хотела она попрощаться. Ох не так! Не прогонит он ее, сама уйдет! Бросила презрительный взор на девку с косой. Не дождется та, чтобы дочь купеческая на смех себя выставила. Чай, красивее Святослава была во много крат, и приметнее, и живее, и гордости девичьей в ней поболее. И что Ярослав в той девке нашел?

Посмотрела Святослава на костер праздничный, вздернув головку свою горделиво. Затем снова обернулась на новгородца глазами сияющими и дерзкими. Улыбнулась ему, как в последний раз, всю душу вкладывая. Сорвалась резко с места да побежала на пламя яркое. Раз! Взлетела над костром, будто мавка лесная, как язычок пламени пролетела сквозь огонь жгущий, словно птица порхнула, так высоко ее ноженьки толкнули. И перепрыгнула! Самая первая из всех! До нее никто не решался, жгуч да велик еще был костер. А она не побоялась и вот теперь стоит, смехом девичьим звонким заливается. Очистилась, вся очистилась! Как новорожденная была!

– Ох как прыгнула-то! А ну-ка, молодцы, чего расселись, неужто девка вас обскочит? – рассмеялась из толпы гуляющие.

Молодцы тут же расшумелись да разгорячились. Стали за Святославой через костер большой прыгать. А та все стоит за костром и смеется. Как легко на душе, и петь-то как хочется! Очистил огонек ее, всю очистил!

Ярослав тем временем глазищами своими волчьими сверкал на другой стороне. Не сидел он уже на бревне подле девки с косой. Сразу вскочил, как увидел, что Святослава на костер побежала. Хотел было за ней броситься, остановить, да не успел. Вон она, как птица, взлетела, как язычок пламени, засверкала да опустилась на другом краю, вся сияя и смехом звонким заливаясь. Ярослав сразу успокоился. Жива! Да только смех ее девичий душу бередил. Вон какая счастливая и радостная. А он тут один стоит да не видит ее очей ясных. Позабыл уже о девке с косой, что на бревне осталась. Что же это с ним?

И услышал он песню девичью, что рекой по поляне разлилась. Сразу признал, чей это голосок звонкий. Только Святослава так петь могла, что душа разворачивалась навстречу голосу. А девица златовласая так бойко песню затянула да приплясывать стала, что вокруг нее и другие девицы плясать начали. Тут же и молодцы подтянулись, вприсядку вокруг них пошли. Ярослав же костер обошел, чтобы лучше видеть пляшущих. Вон какой-то молодец Святославу кругом повел, а она, словно птичка, порхает вокруг него, да так легко, будто небесное создание, а не баба земная.

Новгородец стоял зачарованный. Все не мог от нее взгляда отвести. Святослава его сразу не приметила. Но увидела сквозь пляску глаза серые, что пристально ей вслед смотрят. Обернулась она через плечико да огнем очей опалила дружинника молодого, тому аж жарко стало. Вот он, настоящий огонь, кой сердце молодецкое трогает, вот он, взгляд, что душу на части рвет да гореть заставляет!

Но Ярослав с места не тронулся, не пошел на призыв пламенный. Считал, что пляски не для воинов, да не любил их вовсе. И остался стоять, где стоял. Лишь пристально следил за красной девицей. Вот она снова закружилась да засмеялась, своим светом все вокруг озаряя. От ее присутствия всем хорошо и славно становилось, словно зажигала она души своим пламенем.

Все видел Ярослав, все примечал. Глаза серые сощурились, будто выслеживал кого-то. А Святослава все кружилась и кружилась, замечая, как мелькают вокруг очи серые да глубокие. Всю он ее окружил, хоть и рядом не плясал. Везде она его присутствие чувствовала, словно он был и землей, и небом, и деревьями, что вокруг стояли. Чуяла, что отметил он ее каким-то знаком своим таинственным, как волк жертву отмечает, а потом всюду преследует. Любая другая девка испугалась бы, да не Святослава. Пусть преследует, пусть когтями своими в душу впивается, лишь бы рядом был да вот так смотрел на нее глазищами своими серыми, ненасытными!

Закончила плясать Святослава да упала на травку уставшая. И все пляшущие рядом повалились да давай смеяться громко.

– Славно поплясали, славно!

Постепенно стали подниматься с травки да расходиться по парочкам. Тот молодец, что в танце Святославу вел, хотел было к ней приластиться, да Ярослав тут же рядом встал и посмотрел на молодца звериным взглядом. Тот сразу ретировался да в другой сторонке своё счастье искать стал.

Святослава же спокойно с травки поднялась да нос к носу с новгородцем оказалась. Тот же, не успев свой свирепый взгляд спрятать, на девицу посмотрел. Но купеческая дочь вовсе не испугалась, чай, не впервой такое видела. Только весело Ярославу улыбнулась. Так и замерли они друг напротив друга. Святослава со своими широко распахнутыми изумрудными очами, да с грудью, от плясок быстрых высоко вздымающейся, и Ярослав – с глазами хищными. Внимательно дружинник на девицу смотрел, будто все ее нутро изучить пытался. Да Святослава глаз не отвела, не смутилась. Пусть смотрит, пусть изучает, она вся ему открылась, как есть, без лживых чар девичьих, столь им презираемых!

Ярослав ей руку свою сильную ладонью вверх немного протянул, словно хотел девицу под руку взять. Но застыла его рука в воздухе, не стала дальше к девичьей тянуться. Поняла Святослава, чего ему надобно. Хотел новгородец, чтобы она сама его руку взяла, сама за ним пошла без принуждения, да во всем доверилась и на волю его отдалась.

Задышала Святослава волнительно. Поняла, сколь рука та много значит для них обоих. Заглянула она в глаза серые. В них и прочитала ответ на свой вопрос. Не обидит он ее да не тронет красы девичьей, пока сама того не попросит.

Не отрываясь от глаз серых, вложила Святослава руку свою в ладонь новгородцу. Тот пальцы свои над ладонью ее сомкнул да к себе притянул. Так и стояли еще мгновение рука об руку, друг на друга глядя. Да только это мгновение Святославе вечностью показалось. Жарко ей стало от руки Ярослава, столь горячей та была и сильной.

Новгородец же к костру повернулся, взглянул на пламя яркое, да взор снова на девицу обратил. Улыбнулся. Видно, задумал что-то. Повел он ее вокруг костра, за руку крепко держа. Все гуляющие, кто их видел, шептаться стали да пальцем показывать. Ярослава многие знали и завидовали девице, кою он за руку за собой вел. Вон девки на Святославу какие гневные взгляды бросают. А та, что с косой, с бревна вовсе соскочила и прочь с поляны убежала, слезами заливаясь. Да не замечал Ярослав никого, думу свою думал и Святославу крепко за руку держал. Провел он ее вдоль костра да остановился напротив.

Поставил девицу рядом с собой и посмотрел на нее решительно. Когда же Святослава поняла, что он сделать хочет, лишь ахнуть успела. Ярослав уже ее на руки поднял.

Встал новгородец перед костром, напрягся весь и побежал на пламя яркое. Святослава крепко-крепко его за шею обняла да глаза зажмурила. Раз! И пролетел Ярослав через огонь вместе с нею на руках. Когда очутились за костром, поставил ее на ноги рядом да руку отпустил. Да и ни к чему уже руку ее держать. Обряд таков был, если молодец с девицей на руках прыгнет через костер ночной, значит, всем покажет, что Лада она его. И теперь никто из других молодцев на избранницу ту не смел безнаказанно заглядываться, а молодец в ответ на других девиц смотреть тоже не должен был.

Святослава, все это вспомнив, лишь сглотнула судорожно, затряслась от волнения девичьего. Не ждала, что Ярослав ее Ладой своей выберет. Не гадала даже, что люба ему. Новгородец же улыбался ей нежно да глазами серыми ласкал. А потом взял ее снова за руку да повел в лес, прочь от костров да шума разгульного.

***

Едва лишь с глаз любопытных скрылись они, тут же стал целовать ее в губы алые. Купеческая дочь не противилась, открывалась ему навстречу. А Ярослав все целовал и целовал. Она вся медовая была, да кожа цветами пахла. Никогда новгородец таких сладких губ не пробовал. Никогда не вдыхал такого аромата девичьего. Вдоволь поласкав губы девичьи на шейку опустился. Сводила его с ума эта кожа нежная да мягкая, как шелк. Не мог оторваться, обдавая девицу горячим дыханием. Святослава же голову наклонила да вздыхала судорожно. Как ей хотелось, чтобы дружинник так ее до утра целовал и миловал. А горячие руки его то щеки гладили девичьи, то волосы, то спину поддерживали, когда ноги Святославу подводили, слабея от неги столь сладкой.

Ярослав подол платья приподнимать было начал, как что-то остановило его, словно опомнился. Отстранил девицу от себя, хотя тяжело ему это было. Еще чуть-чуть, и подмял бы под себя купеческую дочку, и свершилось бы неминуемое. Да не хотел он того! Не хотел доверием девичьим воспользоваться себе на усладу. Помнил, как Святослава говаривала, что честь девичья ей дорога. Что батюшке она обещалась сохранить себя до возвращения. А то, что она так воспылала страстью пламенной, так жалеть будет о том завтра да слезы горькие лить, беду на себя и на него накликивая. Вот и отстранил от себя Ярослав ее мягко. Хоть и стоило ему это еще большей волюшки, чем с булавой целый день упражняться.

Святослава, не чувствуя более поцелуев, на Ярослава глянула, страстью затуманенная. У того все внутри аж перевернулось, как увидел, какое пламя в глазах ее горит. Такого огня никогда у других прежде не встречал. Понял, что за девица сейчас перед ним стоит, самой Ладой отмечена, для любви создана. Вовек другой такой не найти. Знал новгородец, что все ночки с нею одна слаще другой будут. Но не мог, не хотел так, словно тать посреди леса.

Святослава же в себя пришла да вопросительно на молодца своего поглядела.

– Не здесь и не сейчас, – только и сказал ей в ответ.

– Может, что не так со мной?

Ярослав на такой глупый вопрос лишь выругался.

– Все с тобой так! Уж поверь, еле сдержался… Просто ты сама того не хочешь. Точнее, хочешь, но не разумом своим. Жалеть потом будешь.

Поняла Святослава, что Ярослав сказать ей хотел. Прильнула к нему благодарно да молвила:

– Спасибо тебе…

А потом в очи его серые взглянула да заговорила. Решила все сказать, что на сердце было.

– Знаю я суть твою. Ты зверь хищный, да душа у тебя волчья. И жестоким можешь быть, и безжалостным. Это ты с девками другим притворяешься, а со мной никогда не скрывался. Все про тебя знаю! В глазах твоих давно прочитала холод и стужу. Мне бы бежать от тебя, спасаться. Да не могу. Ты свои хищные когти в сердце мое давно запустил, и уже не вырваться. Ведь ты мне мил таков, каков есть, со всей своей звериной сущностью. Не боюсь я тебя да радуюсь, когда смотришь волком мне вслед, радуюсь, когда глазами холодными и серыми всю испытываешь. Радуюсь, когда воле твоей уступаю. Радуюсь тому, как сердце мое замирает, когда ты рядом…

Высказала все это на одном дыхании и уставилась на новгородца в ожидании.

Ярослав же по щеке ее погладил да головку приподнял, поцеловал в губы нежнее нежного. А потом прошептал, в глаза изумрудные заглядывая, будто ей одной тайну доверяя:

– Да, я волк по натуре. Ты все верно приметила, Святославушка. Да волки тоже любят. И любовь та еще вернее и горячее, чем любая людская. Волчьи пары навсегда создаются. И следуют волки друг за другом хоть на край земли. Волк свою волчицу везде учует, везде разыщет, где б та ни находилась. И любого зверя за нее задерет, хоть медведя лютого.

Покраснела Святослава от слов таких значимых. Разволновалась вся, вспомнив, как Ярослав ее из лап медведя бурого спас, себя не пожалев.

– Так, значит, ты меня уже давно себе приметил, – заключила твердо, будто правду какую-то открыла. – И потому меня от медведя оттолкнул, себя подставив.

– Да, – улыбнулся Ярослав, – как сейчас помню, как за тебя перепугался да к медведю бросился. Только очень уж ты язвительная была тогда, как змея. Вот и сторонился все это время.

– Это все в прошлом, теперь я другая. С тобой другая… – Святослава потянулась к новгородцу да сама поцеловала в губы молодца. Ярослав уста девичьи подхватил и снова стал лобызать страстно, обо всем забывая. Лишь одно на уме было: чтобы ночь эта не заканчивалась, чтоб успел он вкусить сладость губ алых, чтоб ароматом ее успел надышаться да запомнить на долгие месяцы, ведь расстанутся они скоро…

И стояли они вот так вдвоем да миловались, крепко прижавшись телами горячими да в глаза друг другу заглядывая, чтоб запомнить их цвет навсегда. Но петухи киевские разрушили негу сладкую, предупредив об утренней зорьке. Рассвет скоро.

– Святослава, – окликнул новгородец девицу, что на плечо ему головку златовласую склонила. – Я уйду скоро со своими дружинниками, – и в его голосе грусть послышалась. – Но я хочу, чтобы ты меня все это время помнила и ждала.

Святослава смогла лишь печально всхлипнуть в ответ. Трудно ей было думать о расставании предстоящем да об ожидании бесконечном. Понимала теперь, отчего Мила рыдала тогда в ее горнице.

– Придешь завтра на площадь? – спросил Ярослав. – Я тебя там ждать буду. Последний день хочу только с тобой побыть.

Святослава взгрустнула пуще прежнего. Лишь один день отведен им для прощания. А они толком и не намиловались. Но нашла в себе силы улыбнуться молодцу.

Тепло на него посмотрела, словно солнышко, а он в ответ привлек ее к себе да на ушко нежно прошептал: