Больше черного

– Куда ты притащил меня, сволочь? – проговорил юнец.

Капитан Гершем наклонился над ним и, пустив струю дыма в лицо ребенку, произнес:

– У тебя началась новая жизнь, сосунок, – и, выпрямившись, добавил, – теперь-то я из тебя дурь выбью.

Мальчишка с трудом поднялся на ноги и, глядя на своего обидчика, так будто хотел испепелить его взглядом, отчетливо проговорил:

– Верни меня назад, урод!

Гершем осклабился и толкнул мальчонку одним пальцем, от чего ребенок вновь упал. К этому времени на палубе собралось еще несколько человек, с интересом наблюдавших за этой неприглядной сценой. Капитан дал знак какому-то верзиле приблизиться.

– Вот что, мистер Брайн, всыпь-ка парню пяток горячих. Пора заняться его воспитанием. Парень здорово распустился.

Боцман, коего Гершем назвал мистером Брайном, без слов, медленно вытащил из-за широкого ремня плеть и, взяв брыкающегося из последних сил мальчишку за шиворот, поднял его. Он зажал голову юнца между своих коленей и нанес ему несколько ударов по спине и прочему. Мальчишка, стиснув зубы, не проронил ни звука. Гершем хмыкнул.

– А щенок-то упрямый! – капитан подошел к парнишке, выдернув его из-под боцмана за черные, слипшиеся в испарине волосы, и, дыша ему в лицо крепким запахом рома, улыбнулся почти дружески.

– Ненавижу, – прошептал мальчик, и вновь потерял сознание. Гершем швырнул его какому-то парню лет двадцати, со всклоченной шевелюрой темно-русых волос.

– Брось змееныша в трюм, Биглз, – кинул он небрежно, направляясь к рубке. – Не поумнеет, продам за пару фунтов. Хоть какая выгода. А ну-ка, все по местам, лентяи! Ставить грот! Курс зюйд-ост!

Дэйв Биглз, самый молодой моряк на «Счастливчике», обладал внешностью далекой от образа любителя приключений. Он больше походил на сельского кузнеца, простодушное лицо его с серыми искрящимися добротой глазами сразу вызывало симпатию. Женщины, глядя на него, рисовали себе картины тихого семейного счастья с надежным достатком, кучей ребятишек и добрым работящим супругом. Попав на судно контрабандистов исключительно только по доверчивости, теперь он мучился угрызениями совести, но так как сдружился со многими моряками, та же совесть, а также некоторая мягкость характера, не позволяла ему их бросить. Про таких говорят «славный малый». Речь его была проста и незатейлива, грамоте он был обучен скромно, но вычислить свой процент дохода от добычи Дэйв Биглз умел моментально.

После того, как все разбежались, Биглз присел на корточки подле несчастного мальчика и, засунув в рот соломинку, легонько похлопал мальчика по щеке, тот открыл глаза. Матросы сновали в аврале, надрывалась боцманская дудка. Мальчишка присел и тихо застонал от боли.

– Эй, парень, – негромко произнес Дэйв. – Ты как? Сможешь, сам идти-то? А то тащить тебя нет никакой охоты, я тут спину повредил.

– Что с твоей спиной? – спросил мальчуган, пошатываясь, поднялся, давая понять моряку, что идти он может самостоятельно.

– Прыгал, хорошо выпивши, на спор с марса[6 - Марс (нидерл. mars) – площадка на верхушке составной мачты.], ну и… – Биглз показал кривую траекторию рукой. – Еще легко отделался.

Мальчик усмехнулся.

– Куда идти? – спокойно спросил он.

– Мне велено запереть тебя в трюме, – немного виновато произнес моряк, ему нравилась стойкость малыша, шедшего наперекор такому грозному типу, как капитан Гершем. – Ты уж извини, парень.

– Странный, ты, какой-то, извиняешься, – улыбнулся юнец, опершись о мачту. – Как твое имя?

– Дэвид Биглз, – ответил моряк. – Я тут не так давно. А тебя как величать, малыш?

– Чарльз, – проронил он, разглядывая шлюпку, подвешенную на боканцах[7 - Боканцы – короткие прямые балки, железные или деревянные, укрепленные в борту судна и вынесенные за борт свободным концом.]. – А тебе не приходило в голову, удрать отсюда, Дэйв? На что тебе эта свинья, Гершем?

– Думаешь, другие лучше? – усмехнулся Биглз. – А ты, я смотрю, Чарли, бойкий парень! Тебе бы отлежаться пару деньков, сил поднабраться, а потом и строить планы.

– Где это отлежаться, с крысами в трюме? – глаза мальчугана блеснули. – Слушай, Дэйв, мне нужно на Барбадос, помоги.

– Горячий ты, приятель, – хмыкнул моряк. – Так дела не делаются. Мы уже далеко от острова. Лучше сделаем так. Посидишь в трюме, не растаешь, а я за это время все подготовлю. Не дрейфь, не обману. Мне и самому этот Гершем… – моряк провел большим пальцем себе по горлу. – К тому же не время сейчас, сам видишь.

– Вижу, – вздохнул мальчишка. – Ладно, пошли. Ну, если обманешь, прижгут тебя черти на том свете.

– А ты у них в командирах, что ли? – заржал Биглз. – Не бойся, чертенок, Дэйв Биглз слово держит.

– 4-

Капитан Боб Доджсон давно мечтал о такой добыче. Глядя в подзорную трубу, он с наслаждением наблюдал, как корма французской бригантины тяжело скатывается под волну, почти зачерпывая воду пушечными портами.

– Жадность до добра не доводит, – вполголоса, проговорил капитан Доджсон. – Да, перегрузили «лягушатники» свое корыто.

Вот уже полдня его шхуна «Долли» шла на расстоянии двух миль от бригантины, не продвигаясь вперед и не отставая, капитан присматривался. Доджсон слыл хитрой лисой в обществе «берегового братства» и всегда действовал осторожно. Когда-то давно он был пойман властями, бит плетьми, клеймен и отправлен рубить тростник на Барбадос. Бежал с каторги совершенно таинственным образом. На его высоком лбу красовалась буква «П», которую он теперь скрывал ярко красным платком.

Ему было около сорока, из-за привычки всегда держать в зубах трубку, он прищуривал правый глаз, отчего создавалось впечатление подозрительности и парня себе на уме. Его далекое прошлое было также туманно, как и остров, приходившийся ему родиной.

Доджсон пользовался поддержкой зрелых моряков, ходивших с ним, сначала под британским каперским флагом, а затем, последние два года, под флагом черным, но молодняк был им не доволен. И сейчас, когда капитан со старпомом по очереди смотрели в подзорную трубу, вырабатывая план действий, группа моряков во главе с высоким смуглым юношей собрались у правого борта.

Мятежник, носивший имя Блэкмор, был чрезвычайно энергичным и до крайности дерзким, самым молодым среди собравшихся матросов. Ему едва минуло восемнадцать, но авторитет его в среде корсар уже был очевиден. Попал он на судно к Доджсону около шести лет назад, уверенно встав на нелегкий и притягательный путь флибустьера, и через некоторое время обнаружил нешуточные задатки лидера. Все, за что Блэкмор брался, он делал четко, со смелой выдумкой. Юноша легко подчинял себе людей, был умен и остер на язык. Он был из тех людей, которые нередко вызывают у окружающих восхищение, но чаще у большинства вызывают зависть.

Блэкмор обладал двумя тривиальными, но ярко выраженными страстями: женщины и власть.

Распрощавшись с невинностью в четырнадцатилетнем возрасте, он без устали подтверждал истину о подружке в каждом порту и свою долю добычи вмиг спускал на продажные сладострастные утехи. Оставшись, зачастую без единого пенни, Блэкмор становился должником своего товарища, добряка Биглза, который всякий раз прощал темпераментному другу все долги, считая себя ответственным за его судьбу.

Жажда же власти Блэкмора, следует заметить, не являлась болезненно всеобъемлющей. Просто он не любил подчиняться, а единственным способом избавления от повиновения для себя он видел в покорении своей воле окружающих. Часто, рискуя быть битым плетьми, заносчивый юнец вступал в спор с капитаном, продвигая свои идеи, окрестив все методы Доджсона «мертвечиной». Юноша весьма открыто противостоял капитану, и Биглзу приходилось не раз незримой тенью охранять своего горячего товарища от посягательств на его жизнь.

Запальчив Блэкмор был чрезвычайно, несмотря на зарождающуюся способность к рассудительности. Треть всех драк, происходящих в Джойтауне, можно смело отнести на его счет, из которых молодой пират иногда, выходил победителем. Оружием он владел недурно.

Одевался сей джентльмен с небрежной роскошью, совершенно уверенный в том, что не одежда красит его, а наоборот – истина, против которой не хватает никаких аргументов. Природа одарила его сверх меры (кстати, следует заметить, что в этот момент, когда мать всего сущего трудилась над сим шедевром, кто-то, согласно закону равновесия сил был явно обделен ее вниманием). Ум, чувство юмора и обаяние Блэкмора дополняли великолепное сложение, густая, поддетая волной шевелюра, темно-карие глаза в ореоле длинных пушистых ресниц, черные брови вразлет, немного полные, выведенные изящными линиями губы, волевой подбородок с маленькой ямочкой и нос, которому мог позавидовать древний эллин.

Итак, молодые моряки, недовольные бездействием капитана, роптали. Требовалась решительность, ведь было очевидно: бригантина не разовьет большой скорости, а многочасовое преследование ее уже давно подняло в ружье всю французскую команду, и они успели подготовиться. Блэкмор, сплюнув через борт, направился к мостику. Доджсон, заметив это, оперся на перила, громыхнул:

– Где твое место, Блэкмор?

– Та-а-ам, – по-детски капризно протянул наглец, кивнув на капитанский мостик. Около Блэкмора уже образовалась группа матросов, поддерживающих его. – Ты же не будешь возражать, старик, если мы произведем безотлагательно смену капитана?

– Ты все же, выпросил «кошки», паренек. Эй, мистер Рэмбл, возьмите молодца да всыпьте ему десяток, да забористей, чтоб память крепче была! – он обратился к верзиле, около семи футов росту, стоящему за спиной Блэкмора, но тот не двинулся.

– Доджсон, – показывая в усмешке ровные белые зубы, произнес Блэкмор, – слезай с бочки!

– Давно надо было тебя повесить, – сказал капитан таким тоном, каким обычно говорят: «надо бы оставить тебя без сладкого».

– Ну, хороша ложка к обеду, – отозвался Блэкмор. – Я как раз обладаю бесспорным шансом примерить на твою шею пеньковый галстук, и у меня нехороший зуд в ладонях, а вокруг, как на грех, одни реи. Так что поторапливайся, Боб, пока я еще чту христианские заповеди. Мы теряем время. Мистер Хорнблоу уже зажег фитили, и его ребята взволновано дышат. Как видишь, от твоей команды остался только старпом. Кстати, мистер Мо, не желаете к нам присоединиться?

Старпом, видя, что дело пахнет жареным, набрав воздуха в легкие, хотел, было что-то сказать, но потом, решительно повернувшись к капитану тылом, спустился на шканцы к бунтарям. Доджсон, ухмыльнувшись, плюнул ему вслед.

– В трюм его пока. Подберем нашему задумчивому «волку» симпатичный островок, – весело сказал Блэкмор, подбросив жонглёрским движением подзорную трубу. Он поднялся на мостик.

Доджсон улыбнулся.

– Обыграть бы надо такой торжественный момент, Блэки, – он вытащил свою шпагу из ножен. – Вот принимай! Из тебя вышел толк! Да я и не сомневался никогда, дружок, в тебе.