– Я собираюсь подремать. Разбудишь, когда надо будет закрыть за тобой дверь.
– Может, мне остаться?
– Не надо. Лучше уж побуду одна, – отрезала я и повернулась к нему спиной.
Он действительно ушел. К тому времени я чувствовала себя гораздо лучше (о моем состоянии Артем – очевидно, для очистки совести – осведомился раз десять).
Гнев сменился подавленностью. Я вернулась в постель и прорыдала часа полтора. Выходит, три года я была слепа как крот. Меня успешно использовали как подстилку, усыпляли бдительность нежными словечками, обещаниями и якобы серьезными намерениями. А я – никогда ведь не считала себя кромешной идиоткой! – всему верила, мечтала о нашем будущем… Вот уж где любовная чушь. Лучше быть скептиком и циником, как Инна. Ни с кем всерьез не встречаться и ничего не ждать, чтобы не разочаровываться.
Эти горькие и вполне предсказуемые в данной ситуации мысли я мучительно прокручивала у себя в голове, как в мясорубке, пока внезапно не уснула. На сей раз кошмар не вернулся, и мне удалось неплохо выспаться. Пробудилась я даже вполне бодрая и свежая, пусть и по-прежнему обиженная.
На мобильнике обнаружилось девять пропущенных вызовов и семь сообщений. Первое было от Инны – она спрашивала, как я, поела ли сегодня и какого черта проигнорировала ее звонок. Остальные шесть оставил Артем. Все приблизительно одинакового содержания: я дурак, как я мог, прости, отзовись, люблю. Ну нет, решила я, ты меня слишком сильно задел, милый мой. Потерпишь. Может, отвечу тебе вечером – или даже завтра. Слава богу, впереди выходные – можно никуда не ходить и вдоволь отдохнуть.
К приходу родителей я была в полном порядке. Мне удалось поужинать – не очень плотно, но хоть как-то. Лечь я решила пораньше, чтобы окончательно восстановить силы. Перед сном смилостивилась и написала Артему: «Я в норме, поговорим завтра». Пусть хотя бы будет уверен, что я жива и здорова. Кстати, если так уж беспокоился, мог бы приехать или хотя бы позвонить моим родителям (не погнушался же, когда просился переночевать!) Но хорошо, что не позвонил, заключила я мысленно. Нечего им знать, что у него был повод для волнения.
21 сентября 2013 г., город N.
Что мне снилось – не помню. Возможно, то же, что и в предыдущие дни, но на этот раз память милосердно стерла жуткие образы. Главное, меня больше не тошнило, голова не кружилась. Только болела рука – видимо, я неудачно на ней лежала.
В ванной я заглянула в зеркало – ну вот, выгляжу намного свежее. День обещал быть куда более приятным, чем прошлый. Я даже решила пойти на переговоры с Артемом. «Но встречаться с ним сегодня не буду. Подождет. Лучше схожу куда-нибудь с Инной», – подумала я, включая воду, и вдруг остановилась, похолодев.
На рукаве моей пижамы виднелись следы свежей крови.
16 мая 1770 г., Париж
– Ей по-прежнему нездоровится.
– Вы вызывали врача?
– Она отказывается. Говорит, что с ней все в порядке, и желает видеть только вас. Прошу, проходите.
– Благодарю, – пробормотала Надин.
Жан-Базиль хотел что-то добавить, но девушка решительно проследовала мимо него. Ее раздражал этот краснощекий полноватый человек. В напудренном парике он выглядел еще более нелепым, но хуже всего была его вечная трость с усыпанным драгоценными камнями набалдашником – он вышагивал с ней гордо, как павлин. Было бы чем гордиться.
Впрочем, Надин не считала, что ее подруге не повезло с мужем. По крайней мере гарантированная сытость и море удовольствий, к которым она привыкла в отцовском доме, теперь были обеспечены ей до конца жизни.
Софи лежала на кровати в самом темном углу комнаты. Она накрылась двумя одеялами, хотя на улице было тепло. Но больше всего Надин взволновала мертвенная бледность подруги.
– Здравствуй, моя дорогая, – произнесла она, подойдя к постели. – Как ты себя чувствуешь?
– Добрый вечер, – невпопад прошелестела Софи.
Надин присела рядом и взяла ее безвольную бледную руку. Подруге показалось, что за несколько дней, пока она не видела Софи, та осунулась – даже запястья стали тоньше.
– Сегодня большой праздник, – не зная, с чего начать, бодро заговорила гостья.
– Знаю.
– Наследник женится. Его невеста, Мария-Антуанетта, – она прелестна!
«Что я несу…»
Мари ощущала растерянность. Софи с детства была одним из самых близких ей людей, когда-то они поверяли друг другу первые секреты, потом вместе посещали балы и негласно соревновались, кто получит больше приглашений на танец.
Родители у обеих были из богатых дворянских семей, обе считались придворными красавицами, но Софи доставалось все же больше внимания. Она рано повзрослела, держалась как настоящая леди – холодная, эффектная, независимая, слегка надменная. Да и на то, чтобы казаться совершенной, ей требовалось меньше усилий, чем подруге – у Софи была от природы тонкая талия, в то время как Надин была вынуждена затягивать свою в корсет туже некуда. Руки у Софи были куда изящнее – с аристократически длинными пальцами. Даже парик на ней сидел почему-то всегда лучше, чем на Надин.
Софи была безупречна, как изваяние. Но сейчас, в этой комнате, с Надин была не прежняя Софи и даже не ее тень. Это был попросту другой человек, и Надин не понимала, как к ней подступиться, о чем говорить. Что в ней изменилось? Что происходило с ней в последнее время? Надин чувствовала, что у нездоровья подруги скорее психологические причины. Какие конкретно – она знать не могла, но надеялась получить ответ на этот вопрос. Не зря же Софи сама ее вызвала.
– Мария-Антуанетта, – медленно, отчетливо и как-то торжественно проговорила Софи, – прелестна. Но она разорит королевскую казну, и народ, который сегодня радуется их свадьбе с наследником, возненавидит обоих.
– С чего ты это решила?
Надин была сбита с толку. Она не ожидала, что вполне светски начавшийся разговор примет такой оборот.
– А еще, – продолжала подруга, – их казнят.
– Кого?
– Марию-Антуанетту и Его Вели… Высочество.
– Тсс! Ты что!
– Но это будет нескоро.
Несколько секунд Надин смотрела на Софи с недоумением, а потом до нее постепенно дошло. Глаза Надин округлились, рот приоткрылся от изумления.
– Ты… ты… видишь будущее?..
Софи печально кивнула.
– Все-таки это произошло…
– Жан-Базиль ничего не знает.
– Ну разумеется…
Прабабушка Софи, Люсиль Бонне, была ясновидящей. При ее жизни об этом никто не знал – в те времена ведьм еще казнили, пусть не так массово и с меньшим упоением, чем за пару-тройку веков до этого. О своем даре Люсиль рассказала на смертном одре, причем только одной своей дочери и только с целью предупредить о грозящей ей опасности.
Несчастный случай, который должен был унести жизнь Мари, благодаря сообщению матери миновал ее.
Но и Мари долго молчала об этой истории. Ее внучка Софи узнала обо всем уже взрослой и по строжайшему секрету поделилась с Надин. Им тогда было по двенадцать, и они наивно мечтали: вот было бы здорово, если бы этот дар передавался по наследству, интересно же знать будущее. «Интересно» – за такую формулировку Софи теперь готова была, вернувшись в прошлое, высечь их обеих кнутом. Это был не дар, а проклятье, приносившее одни только муки.
– У тебя это давно? – Надин понизила голос до шепота.
– Две недели.
– С самого начала твоей болезни! Так вот чем она вызвана! И ты ничего не говорила! Я ведь навещала тебя каждый день!