– Расскажи! – он улыбнулся шире. – Или лучше покажи.
И, обхватив Яну за талию, потащил из лифта к своей двери. Она попыталась недовольно взвизгнуть, но Вадим тут же отпустил и добавил примирительное:
– Я шучу. Шучу я. Успокойся.
– Все, ты дома. Отзвонись Кириллу, а я пойду.
Но он не дал возможности Яне так просто сбежать, перехватил за локоть и буквально затащил ее внутрь.
– Пожалуйста, не уходи. Мы сейчас с тобой выпьем и поговорим. Помнишь, ты у меня бумажник сперла? Так вот, я тебе тот грешок забуду, если окажешь мне маленькую услугу. Как тебя там?
Яна растерянно осматривалась, придумывая, как отреагировать на его настойчиво-приглашательное настроение. Ну конечно же, верхний этаж. И конечно – полностью застекленная стена, так, чтобы свысока рассматривать ночные огни города. С его положением без пафоса, видимо, никак. Но в самой квартире царил настолько идеальный порядок, что возникало сомнение, а живет ли тут кто-нибудь вообще. Вся немногочисленная мебель была представлена лишь огромным диваном и плазмой перед ним. Полки в тон стен никакого изящества помещению не добавляли.
Вадим вел себя несуразно, однако Яна могла понять его растерянность и даже нежелание оставаться одному в дальнейшем распитии, но…
– А почему ты никого из своих друзей не позвал?
Вадим шатнулся к дивану и кинул пуловер на спинку, хотел было стащить с себя и футболку, но, вспомнив о существовании Яны, оставил эту затею. Зато подошел к ней и без зазрения совести начал расстегивать пуговицы на ее плаще, при этом отвечая:
– Потому что они меня любят. Я у них по определению хороший, а мне надоело быть хорошим… А ты считаешь меня плохим. Вот ты-то мне сегодня и нужна.
Яна откинула его руки, которые даже с верхней застежкой справиться были не в состоянии.
– С чего ты взял, что я считаю тебя плохим?
Она расстегнула сама, чтобы он не принялся за это дело по второму кругу с тем упорством, которое доступно только после литра коньяка. Он был очень пьян – Вадима качало из стороны в сторону, да и взгляд его никак не хотел останавливаться в одной точке. Но говорил почему-то очень отчетливо:
– Ты меня обворовала и следила за мной. Уж точно не от большой любви. Или от большой?
Яна бросила плащ на тумбу и отмахнулась устало:
– Да я не за тобой следила! Ладно, кофе есть у тебя?
– Кофе у меня не есть… – он уже направился в гостиную, и там из навесного бара достал бутылку. – Просто поддержи компанию, раз уж все равно за мной следила.
– Я не следила! – раздраженно отозвалась Яна, но поплелась к нему.
– Следила, следила, – Вадим вошел в ту стадию опьянения, которая приключается с каждым и называется «Никогда не сдавайся!». – Уж не знаю, что я тебе сделал, но могу предположить: я бросил какую-нибудь твою сестренку или уволил какого-нибудь твоего братишку? Ну или что-то в этом духе.
От ответа Яну спас телефон, неожиданно затрещавший из сумки. На дисплее светилось «Светлана», поэтому девушка почти честно пояснила:
– Родители звонят! Беспокоятся уже!
Вадим только недовольно поморщился.
– Ты где? Первый час ночи, а я и не знаю, что думать, – взволнованно щебетала Светлана. Надо же, а ведь Яна и не подозревала, что та заметит ее отсутствие. Хотя, если уж начистоту, то раньше она без предупреждения из дома на ночь не уходила. Мачеха, скорее всего, понимает, что отец спросит с нее, если что-то случится с его дочерью.
– Да я тут задержалась… у друга.
Яна решила объясниться, но Вадим вдруг подлетел, едва не завалившись набок от такого рвения, и выхватил у нее телефон:
– Здрасьте, мама. Дочку вашу можно себе на сегодня оставить?
У Яны упала челюсть от такой непоколебимой наглости. И ведь по его голосу невозможно было догадаться, что он фактически на ногах не стоит! Светлана что-то ответила ему, он тут же поник и вернул Яне мобильник, при этом добавив задумчиво:
– Какая злая мама! Но голос у нее знакомый…
Светлана, убедившись, что слушает ее снова Яна, теперь говорила еще более напряженным голосом:
– Ян, ты взрослая, и я не имею права тебя воспитывать… Но… что там происходит? Это твой парень?
– Ну… как бы… возможно… – ответила Яна, потому что больше ничего в голову не пришло.
– Я не знала, что ты с кем-то встречаешься.
А с чего бы ей об этом знать? Появись у Яны парень, то вряд ли она бы побежала немедленно сообщать об этом факте Светлане. Но волнение в тоне заставило девушку смягчиться:
– Не переживай, – она осознанно избегала называть собеседницу по имени, поскольку Вадим и так почти узнал ту по голосу. – У него тут сегодня целая история случилась… И он потребовал моей поддержки.
Светлана подумала несколько секунд:
– Хорошо. Я Володе не скажу, конечно, а у тебя и своя голова на плечах имеется. И если твоему другу нужна помощь, то… У тебя точно все в порядке?
– Точно.
– Тогда извини, что позвонила.
Яна закинула телефон обратно в сумку, но теперь пришлось вспомнить и о причине, по которой здесь оказалась. Она никогда не считала Светлану плохой, и с ее присутствием в жизни отца давно смирилась. Да и сам он, очевидно, считал свой брак удачным. Так с чего же вдруг ту понесло на приключения? Еще и с таким неоднозначным персонажем, как Вадим.
Сам он поставил перед гостьей полную рюмку, но дожидаться не стал – хлопнул свою и откинулся на спинку дивана. Яна понимала, что может уйти в любой момент, но любопытство ее удерживало на месте. И она четко осознавала, что никогда – в этой и любой другой жизни – Эль Дьябло в таком состоянии не застанет. Даже сейчас, когда он зверски пьян, ведет себя так, словно у него только часть функций отключилась: при полном беспорядке в мыслях и отсутствии координации движений, например, он говорит настолько отчетливо, словно и не пил вовсе. Какие еще механизмы у него сейчас притупились? И наверняка эти функции он в других ситуациях не отключает вообще. Поэтому она решила, что ничего страшного от расширения общения не произойдет:
– Вадим, я не могу понять – ты рад или огорчен, что у тебя теперь есть ребенок?
– Я не знаю… – он даже глаза не открывал. – Просто это как-то… я не знаю… Я никогда не хотел детей.
Яна пересела к нему на диван, чтобы быть ближе.
– Почему?
Он думал долго, а потом, видимо, решил начать совсем издалека. Или мысль потерял:
– Моя мать умерла, когда мне было десять.
У Яны в животе что-то болезненно сжалось. Это признание словно сближало их. Невозможно продолжать считать человека совсем чужим, если узнаешь, что он пережил такое же горе, как и ты сам. Ее голос дрогнул:
– А отец?
– Отец до сих пор жив. К сожалению.