Он отмахнулся:
– Да зачем об этом думать сейчас, доченька? Скучновато ей, только гляньте, – он расхохотался, даже не пытаясь осмыслить мои слова. – Молодость надо тратить на то, что потом делать будет стыдно, а про дела начнем говорить тогда, когда я не буду так же бодр и свеж. Кстати, Игорь, у тебя второе образование ведь как раз юридическое? Не хотите ли сходить с Мартой куда-нибудь посидеть, юриспруденцию обсудить?
Вот и весь его ответ. От намеков к действиям, и ни одного прямого слова. А мне надо было, чтобы сказали – тогда хотя бы для спора появится почва. Я отреагировала на последнее предложение до того, как на него отреагировал Игорь:
– Куда мужчине в таком возрасте со мной ходить, пап? Не навязывай ты Игорю Михайловичу мое общество. Только представь его в клубе!
– А что не так с его возрастом? – папа все-таки напрягся.
Я улыбнулась и ответила мягко:
– Ну, на пятидесятилетних мужчин в таких заведениях явно будут смотреть с иронией…
– Мне тридцать два! – возмутился наконец-то и гвоздь программы.
– Да?! – я деланно выпучила глаза. – Прошу прощения за неточность, Игорь Михайлович! Но вам, такому серьезному и деловому, определенно будет тоскливо в кругу моих друзей. Разницу поколений на танцполе не спрячешь.
Папа не выдержал:
– На что ты намекаешь, Марта?
– А ты на что? – я вернула ему такой же пристальный взгляд.
Отец несколько секунд смотрел на меня, но все же промолчал. Знал, что стоит только вслух обозначить свою позицию, как скандала уже не миновать. Игорь мне должен был понравиться как бы невзначай, не с чьей-то подачи, а сам по себе. Мама пыталась сгладить обстановку:
– Игорь, попробуй говядину, она бесподобна. И не обращай внимания на Марту, ты же знаешь ее характер.
Закончив с ужином, я решила больше не высиживать – встала первая и почти вежливо извинилась за то, что мне надо срочно готовиться к завтрашнему семинару.
Да, мой характер известен всем – я вся в папу. Он будет гнуть свою линию, а я буду гнуть свою – и так до тех пор, пока кто-нибудь не сломается. Но как же обидно, когда самый родной человек считает тебя красивой куколкой, предназначенной лишь для украшения. Его бизнес должен стать моим и только моим! Игорь, черт с ним, пусть остается в своей же должности, но выше моей головы я ему прыгнуть не позволю. А если и выйду замуж, то за денежный мешок, способный инвестировать в мою индустрию, но не лезть в нее. Хотя и без инвестиций обойдусь, не проблема. В этом случае я выйду замуж за какого-нибудь простачка – чтобы тоже даже нос не смел к моему бизнесу поворачивать.
Но для начала надо вообще изобразить, что влюбилась в этого самого простачка – такого, которого к отцовской промышленности даже подпускать страшно. Чем проще, тем лучше. Папа, может быть, даже примется орать, но все присутствующие в столовой знают, что криком меня не проймешь. Ведь отцовская любовь обязательно победит, и придется ему принять моего любимого. И в этом случае у папы не останется иного выбора, кроме как передавать дела мне. С простачком я потом разберусь, когда главный вопрос улажу. Да и плевать, если он будет просто прикрытием, лишь бы не отсвечивал. Вон, папа с мамой друг на друга годами не смотрят, хотя всегда придерживаются одной позиции, а во всем остальном держат холодный нейтралитет. Так и я: выйду замуж хоть за табуретку, если это гарантирует мне соблюдение на самом деле важных прав. А Игорь фанерой полетит мимо, закатывая губу обратно.
Уже к ночи у меня были дополнительные сведения. Юлиана позвонила Таньке, Танька – Машке, Машка встречается с Андреем, а троюродная сестра Андрея первую сессию завалила, потому пересдавала с подгруппой Невского. Та с ним не то чтобы много общалась, но после допроса с пристрастием выдала хоть какую-то характеристику: дружелюбный, приятный, не высокомерный и не терпящий высокомерия в свой адрес. Быть может, она уже сочиняла, чтобы от нее отстали, но последнее утверждение мне показалось очень гармоничным – в добавление к тому, что я уже о нем знала. Всё же нужно попытаться. Кое в чем папа прав: молодость надо тратить на то, что потом стыдно будет делать. Так почему бы и не потратить время на маленькую охоту? Если и не выгорит, то мне не помешает пообщаться с простым людом – в будущем пригодится, когда я тысячами подчиненных начну управлять.
Следующим утром после завтрака я, взбодренная и воодушевленная, отправилась на учебу. Горничная вскрикнула, отшатнулась к стене и запричитала:
– Марта, вам нездоровится?
– Успокойтесь, Светлана Сергеевна, я просто не накрасилась, – ответила я, проходя мимо.
И в спину раздалось:
– Так я потому и спрашиваю…
Зашуганная какая-то у нас прислуга. Ну и что такого, что они без макияжа меня ни разу не видели? Я и без него довольно симпатичная, зато выгляжу намного ближе к народу.
Подруги меня не узнали, но я быстро напомнила, кто в доме хозяин:
– Кальян!
Им хватило ума сделать вид, что ничего странного они во мне не разглядели. Я спросила:
– Еще что-нибудь важное произошло?
– Да! – спохватилась Юлиана. – Представляете, меня сейчас гаишники остановили! А я по глупости давай ругаться – похоже, мне теперь светит серьезное…
Я перевела на нее взгляд и дождалась, пока осечется. После уточнила терпеливо, но делая паузы между словами для придания им проникновенности:
– Что-нибудь важное.
– А-а, про Юру? – Юлиана вошла в разумное русло беседы. – Только название и адрес офиса, где ему статьи заказывают… – произнесла извиняющимся тоном.
Камилла вообще запыхтела, но все-таки нашла, что добавить:
– И что у них сессия еще на две недели!
В обеденный перерыв я пошла в библиотеку, чтобы ждать вестей с полей. Там всегда тихо и уютно, никто не мешает. Особенно мне нравится, как каблучки стучат в звенящей тишине. Вчерашняя девчушка вскочила из-за крайнего стола, вновь уступая мне место. Вот молодец, сразу узнала! А лучшим подругам стыд и позор. Эта как-то еще до того, как повернулась, сжалась – ауру она, что ли, чувствует?
Но я рассмотрела ее в этот раз лучше и остановила, указывая на ее кофту:
– Стоп! Это что за ткань?
Она в каком-то ужасе воззрилась на меня и промычала:
– Н-не знаю… Флис?
Странно, что она у меня интересуется. Девчушка невысокая, из-под огромных очков торчит курносый носик, а эта вещица кислотного оттенка зеленого добавляет ей пару размеров в талии. Я мягко улыбнулась.
– Как тебя зовут?
У нее глаза стали чуть ли не круглее оправы.
– Н-надя… В смысле, Н-настя… Прости, я от волнения…
– А чего волноваться, Настюш? – подбодрила я. – А я Марта. Судя по твоему лицу, ты уже в курсе. Слушай, у меня к тебе дело серьезное. Одолжишь кофту?
Она перевела взгляд вниз, проследила вдоль замка и почему-то вздрогнула. Но за время нашего продуктивного общения успела немного взять себя в руки, у нее даже во взгляде энергия появилась.
– Из-звини, не могу… У меня под кофтой только м-майка…
– Прекрати заикаться! – попросила я. Наверное, слишком резко, раз она икнула. Я вынула из сумочки кошелек, вытянула наугад первую попавшуюся купюру. – Я заплачу за аренду.
Секунд десять на ее лице можно было читать борьбу добра со злом. Победила дружба, то есть здравый расчет – на одиннадцатой секунде Настя, уже широко улыбаясь, расстегивала молнию и стаскивала с себя жуткий балахон. Схватила деньги и понеслась в своей простецкой маечке куда-то, забыв попрощаться. Наверное, боялась, что я передумаю. Но я не собиралась, жамкая в руках чрезвычайно мягкую вещицу, которая точно скинет с моего внешнего вида процентов пятьдесят баллов.
Через пятнадцать минут позвонила Камилла и сообщила отчего-то шепотом:
– Он на скамейке – аллея вправо. Один. Ест хот-дог.