Орден Прометея
И ты его надел, польстившись на обман. Ты хотел обмануть Солнце.
Да. К Шлему Вёлунга надо привыкать. Веками. Что ж, у тебя найдется время.
Пару дней будет трудно говорить, а потом ничего, освоишься.
Иди, странствуй, служи людям. Безобразный хищник. Зверь, зверь! Служи им!'
Юлиус взвыл с досады, но поделать ничего было нельзя.
Солнце встало. Почудилось, что жжет. Нет, только почудилось. Шлем надежно защищал. Как и гибкая броня. Ее он вытащил из древнего захоронения в Локен-Фре, когда еще был безызвестным пехотинцем-наемником на службе одного лицийского князя. Человеком. Так петелька за петелькой, лицевая, изнаночная, плелась судьба.
– Эзаразный зерь, значит… я знаю теерь, за что тея изгнали, Эрародный! Загрызу! Шутник гаже Эруду. Отец семогущий! Ернусь и загрызу!! Хрррао-рау-раор-рррра!! Тьфу…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ИНКВИЗИТОР
Во время отсутствия Лазаря и Юлиуса в Городе произошло немало событий.
Начнем с прихода Патрульных. Предсказатели-лжепророки успели сбежать из Ротебурга заранее, дня за два, потому рассвирепевшие Слуги Господней Воли бросились терзать Константина Клодена, экзорциста. Пока что не костер и не пытки. Клетка позора. Колодки. Однако довольно для папаши Анри. На Главной площади воздвигли самопальный эшафот, привинтили клетку, в которой бродячие артисты выставляли напоказ диких животных, и каждые полчаса призывали Константина, разутого и раздетого, покаяться и сознаться в неверном истолковании Святого Писания, и отречься от своих крамольных методов исцеления болящих. Основой для обвинений послужили сочинения Святого Морфана Ирригийского, содержащих весьма точный состав преступных деяний, на которые может быть искушаем экзорцист. Вот некоторые выдержки сего досточтимого документа:
– экзорцист должен принадлежать к цеху и иметь при себе бумагу с печатью установленного образца, подтверждающую таковой его статут…
– экзорцист во время процедуры изгнания бесов руководствуется исключительно текстами поучений святых отцов Церкви и не привносит в их слова искажающий смысл…
– противно самой сути экзорцизм употребление экзорцистом слов и символов, незнакомых церковной традиции, упоминание имен собственных кроме имени болящего и Господа нашего, придание особого значения надписям и изображением, создание амулетов и сомнение в божественной сути Провидения…
– ежели паче чаяний болящий не исцелился, то экзорцизма могла не возыметь действия по причине малой веры экзорциста, либо малой веры присутствовавших, либо малой веры болящего, либо того, что страдания болящего суть необходимая ступень в самосовершенствовании…
Без малого всех пунктов обвинения набралось сорок сороков, что не облегчало положения Константина. Еды ему не давали, только воду. Впрочем, дальнейшие события вынудили Патрульных убраться вон, да с такой скоростью, что они часть вещей оставили на постоялом дворе, чего уж говорить о завершении судебных разбирательств.
Ганс Печник, или Ганс Истопник, слыл в Городе юродивым, дурачком. Был ли он таковым – выяснить затруднительно. Возможно, он и был идиотом, но вот восстание поднять сумел, так что, Шварцриттер оказался весьма возмущен встретившей его в Ротебурге действительностью.
Они вышли на площадь, обнесенную каменной стеной, выкрашенной в канареечный цвет. Парадный вход был обозначен мощными пилонами – серыми, безликими, громадными, внушающими трепет. На воротах стояли часовые, одетые в синее с желтым. Кирасы и шлемы матово блестели в свете луны.
Лазарь в который раз вытащил на всеобщее обозрение бумажку с зеленой печатью, что-то шепнул, и стража пропустила их без слов. Ротмунд спиной ощущал, что они еще долго провожали их взглядами.
Площадь за оградой была хаотично застроена двух– и трехэтажными зданиями. Порою, первый этаж полностью врос в землю. На узких окнах – решетки. Высокие черепичные крыши утыканы трубами дымоходов.
Площадь показалась в неверном свете луны гигантской и страшно пустой. Юлиус заставил себя следовать за Посланником. Они успешно добрались неведомыми тропами до почерневшего дома, от которого несло сыростью и гнилью. Дом оброс мхами и грибами. Вместо дверей – полуосыпавшаяся арка, ведущая в нутро, в утробу дома.
Тепло и духота мягко обняли вошедших. Лазарь поежился, Ротмунд быстро облизнул сухие губы. Посланник решительно повернул направо, налево, вниз по лестнице, на ощупь по коридору с низкими потолками. 'Зришь ли ты святое пламя веры?! Попробуй на вкус власть Господа нашего!' – гневно, издевательски, отзывался эхом на каждый шаг голос в мозгу Юлиуса. Ротмунд упрямо не замечал этих назойливых мыслей и, уж тем более, не отвечал злопыхателю. Он изначально установил для себя правило и ревностно его соблюдал: прислушиваться советов, но не говорить с незнакомыми существами, запрудившими его сознание.
Меж тем путь перегородил несомненно человек, но какой человек! Его кожа изъязвлена и сочится желтой сукровицей, глаза закатились, язык вывалился изо рта. Словно слепец, он вытягивал вперед руки. Его одежда изодрана. Он бос и хром, но, неким чутьем опознав присутствие чужаков, он прытко выбежал наперерез. Юлиус не испугался, скорее, опешил. Ничего более изумительного он не видывал. Отступил на шаг, откланялся:
– Доброй ночи, сударь. Мы ищем Великого Инквизитора.
Долгая пауза. Ротмунд уже задумался, не проскользнуть ли мимо покачивающегося взад-вперед, полуживого человека, как тот раскрыл гнилой рот и ме-е-е-еэдленно спросил:
– А вам кого?
Юлиус повторил. Еще пауза.
– А вам зачем?
Лазарь, убежавший вперед, вернулся и дернул Ротмунда за рукав куртки.
– Я знаю дорогу. Не тратьте время попусту.
– Кто это был?
– Это один из корпусных монстров. Их здесь пруд пруди.
– Корпусных монстров?..
– Да. Дом Святого Правосудия или, как его обычно называют, Дворец Инквизиции, – это множество корпусов, соединенных подземными туннелями, и в этих туннелях бродят корпусные монстры. Чего непонятного?..
– Все понятно. Эти бедняги – прокаженные? Они от природы увечные? Или…
– Чушь! Они здоровы! Их ни одна зараза не берет. Но, вы видели, какие побочные эффекты… Мы их изучаем. Они опасны, но если их не злить и вовремя избегать близкого контакта, то ничего страшного не происходит.
Чудище промычало вслед:
– А вы кто?
Сварливый голос рассмеялся: 'Юлиус, милый, ты как нельзя кстати добровольно прибыл в гости к Инквизитору! Твое-то бессмертие да здоровье этих скотов дают вкупе нечто невероятное! Чуешь?..'
Ротмунд доверял незримому советчику, напрягся и прикинул по времени, сколько займет вытащить меч. Тут же вспомнил, что Посланник вооружен куда лучше. Понадеялся, что голос в обычной своей манере испытывает терпение, смеется: у жителей Эрудемерна скверное чувство юмора – и шагнул вслед за Лазарем в распахнутый проем резных дверей.
Огромная комната была заставлена книжными шкафами. Взгляд Юлиуса цепко перечитал корешки книг. 'Законодательство' Рихарда Великого в 20 томах, 'Заметки о вреде колдовства', 'Странный случай на восточной границе', 'Как овладеть приемами ближнего боя на коротких клинках за три дня', 'Благая весть', 'Книга мира и благоденствия', 'Книга бытия', 'Исход', 'За грехи наши', 'Деяния святых отцов Церкви', 'О походе в Срединные Земли. Онфим Егуда', 'Допустимые наказания во искупление прегрешений', 'Магия. Начальный курс: Магия телесных сущностей', 'Природа солнечных затмений' Франкла, 'Собрание поучений и слов философов', 'За гранью мира сего' и другие не менее любопытные манускрипты. Бросались в глаза ярко раскрашенные полки: 'Донесения из Етерготской провинции', 'Донесения из Фрибенготской провинции', 'Донесения из Лот-Лореана'… особенно, черно-красная – 'Донесения из Ротебурга'.
В центре комнаты, за столом, сидел сухощавый мужчина, едва переваливший полувековой рубеж. Сидел он недвижимо, он хотел, чтобы его хорошо разглядели. Яйцевидная голова. Загорелая, красная лысина во весь череп, орлиный нос. Карие глаза сощурены, морщины на лбу. Впалые щеки. Вид дневного хищника. Homo lupus. Человековолк, человек – лиса. Он силится не улыбаться. Он ласков и добродушен, на лице высвечивается: 'уж не обессудьте, работа у меня такая, приходиться держать себя в ежовых рукавицах, быть строгим и несентиментальным'.
– Ага. Вот и вы.
От голоса Инквизитора Юлиус вздрогнул. Если инструментом овладения душами людей у Ротмунда был взгляд, то для Инквизитора таким инструментом был именно голос. Негромкий гнусавый фальцет с медовыми переливами. Капризный и переменчивый. С каждым словом он проникал внутрь, ввинчивался, зудел и впивался, делался колючим и въедливым, не теряя приятности.
У Инквизитора было тело пловца и пилигрима – короткое, узкое, мускулистое, плоское. Серый балахон наподобие Лазарева небрежно накинут на спинку кресла. На плечах Инквизитора свободно простерта мантия – парчовая, темно-изумрудная, с бардовыми лацканами. Ни каменьев, ни вышивки. Жилистое тело обтянуто белым свитером крупной вязки. На шее – клетчатый шарф. На мизинце левой руки – золотая печатка.
– Он исихаст, его лучше не трогать, – почтительно и с примесью благоговейного страха шепнул Лазарь.
– А что это за чин?
– Он ищет, в каком органе у человека содержится душа.
– И в каком?..
– У разных людей по-разному.
– Ну, что вы там жужжите?.. – прервал их Инквизитор. Обратился к Лазарю: – Молодой человек, можно вам сказать гадость?..
– Можете даже сделать. Я не обижусь.
– Спасибо. Как вы упрощаете мне мою службу! Почему вы задержались с отчетом?
– М-м-м… возникли непредвиденные препятствия… Докладываю: операция 'Клубок змей' прошла успешно; ставка некромантов ликвидирована; требуемые записи доставлены. Разрешите предоставить вам на рассмотрение?..
– Да, положите сюда, – милостиво указал ручкой на стопку бумаг. – Так, что за 'непредвиденные препятствия'?
– М-м-м… мы пошли прямым путем…
– Да? Странно… Ведь наименьшее расстояние между двумя точками есть прямая. Другое дело, если бы вы двигались по дуге окружности. Так? Курс тригонометрии в духовной семинарии преподавали?
– Шутить изволите? Мы же через Запретный Лес шли! А потом долиной Зинцграбе!
– Интересно… У нас нет достоверных сведений об этих регионах королевства. Если вы оформите свои впечатления по форме, мы примем их со вниманием и благодарностью.
– Экхм-гхм… Да, завтра будет готово… – Лазарь осенил себя священными знаками, вполоборота повернувшись к спутнику. – Позвольте представить вам рыцаря Юлиуса Ротмунда, почетного гражданина Ротебурга. Он был столь любезен, что покинул пост начальника налоговой полиции и сопроводил меня, скромного служителя культа, ревнителя чистоты веры, до самых врат Дома Божьего Правосудия. Прошу отметить, что господин Юлиус оказал мне неоценимую поддержку в делах Ордена и защищал от множества опасностей, что нас поджидали в пути.
– 'Полна чудес могучая природа, полна-полна…' – процитировал задумчиво Великий Инквизитор, взирая с любопытством, подперев подбородок, на Ротмунда, закутанного в плащ.
Ульш помедлил, пробуя сообразить, как действовать в подобной обстановке. То ли на колено опуститься – но Инквизитор не король. Или вежливость требует открыть лицо? Но проклятый Шлем не даст… Говорить ему не хотелось. За спиной хлопнула дверь. Лазарь и Юлиус отскочили в стороны, ожидая западни. Но за оружие не взялись. И правильно.
На пороге стоял грустный-грустный, обрюзгший и немолодой монах. Не вполне поседевшие черные волосы топорщились какими-то клочками, глаза в темных кругах бегали из стороны в сторону, наконец, остановились на Великом Инквизиторе. Визитер поспешно отвесил поклоны замершим Посланнику и рыцарю, те сдержанно ответили. Монах, явно в расстроенных чувствах, в нерешительности потоптался у входа, потом, словно крестьянин бросается в пылающий хлев выводить скотину, нетвердыми шагами направился к столу.
– Падре Зайнц? Всегда рад видеть.
– У меня донесение из свободного поселения Эрцен.
– Да? А у меня донесение на вас, преподобный Зайнц, – Инквизитор взял со стола бумагу, подержал перед светом, – от падре Вольфа.
Зайнц покачнулся и переменился в лице. До той поры оно отсвечивало желтоватым, теперь же окрасилось цветами побежалости, став зеленовато-серым. Наверное, виной всему витражные стекла…
– От Вольфа?.. как же так… да вы поймите, это, должно быть, ошибка какая-то… Вы знаете, сколько лет добропорядочной службы… тяжелая работа, эти эрценские смутьяны, эти отступники…
– Знаю, знаю, – Инквизитор поморщился. – Ближе к делу. Вы сказали, у вас доклад?
– Ээээ… донос, – поправил падре Зайнц, поежившись.
– Ну, так говорите, чего тут мнетесь?! Вы у меня не единственный посетитель!
– Да-да, я уже… – падре задохнулся и принялся вытирать лоб замусоленной тряпкой, вытащенной из сумки. Сделал еще два неровных шага и выложил на стол две толстые книги и несколько мятых кусков пергамента. – Это, – монах сглотнул ком в горле и указал на документы дрожащей рукой, – было отобрано у нерадивых слушателей Университета. Эти школяры на занятиях читают запрещенную литературу и высмеивают мою манеру ведения учебного диалога! Вы только посмотрите, что они пишут о богословии! – он нервно выхватил один из пергаментов, наклонился ближе и стал тыкать в текст пальцем: – Вот здесь, здесь, и здесь опять же! Это кощунство! И это повсюду! Они заявили отцу Теодору, что я 'несостоятелен как педагог'! Где и слов-то таких нахватались!!
– Успокойтесь, падре Зайнц, – мягко отодвинул его ладонью от себя Инквизитор. – Падре Вольф мне описал довольно подробно и этот инцидент, и многое другое. И, представляете, в чем-то я даже соглашусь с вашими 'нерадивыми школярами'. Вы не подумывали об отдыхе, о путешествии куда-нибудь к морю?..
– Ссылка?! – ахнул Зайнц.
– Нет же, какая ссылка? – с неудовольствием прогнусавил Великий Инквизитор.
Он не любил, когда перед ним так трясутся и теряют последние крупицы рассудка. Зайнц его начал злить и раздражать. Да, было время – Зайнц отлично работал. Но давно. Его отправили на щадящую, 'теплую' должность – поручили надзирать за настроениями студентов Эрцена. А он и обрадовался – завалил корреспонденцией, где уныло и педантично жаловался на проделки веселых школяров, нападки преподавателей и выдумывал ложные обвинения. Приходилось перепроверять все возрастающее числом и нелепостью сочинительство падре, посылать в Эрцен агентов, а это – время. Деньги, кадры! В общем, Зайнц утомил и Инквизитора, и Посланников, и свободное поселение. Его, Зайнца, еще можно было спасти. По сути, безобидный старик. Так думал Инквизитор, пока Зайнц был в значительной удаленности от него. Он даже отложил донос Вольфа, предпочитая смотреть на происходящее в Эрцене сквозь пальцы. А вот падре приехал, видя, что его не воспринимают всерьез, и совершенно зря. Теперь мнение Инквизитора о нем стремительно переменилось. И в гораздо худшую сторону.
Лазарь и Ротмунд замерли тоскливо в противоположных углах помещения. Присутствовать при таких сценах всегда несколько неловко, особенно, если тебе лично распекаемый не причинил никакого вреда.
В стене по левую руку от Великого Инквизитора открылась потайная дверь. Оттуда вышел высокий и плечистый голубоглазый блондин с вьющимися волосами. Инквизитор изобразил гримасу приветливости и чуть оживился:
– Господин Дорош? Вы закончили? И что, еретик сдался, не упорствует в своих заблуждениях?
– Нет. Он просто кончился. Мы его похороним как и подобает мученику…
– Господь Вседержитель! Опять?! Я же вам уже говорил, что с заключенными следует обращаться рачительнее, как так можно – 'кончился'?!
– Мы увлеклись… Я кусочек пальчика, Цайгер кусочек, я руку по локоть, он ногу по колено… Увлеклись, честно… Даже и не заметили, как еретик закончился… Вот все, что от него осталось…
Джош Дорош виновато потупился и с шумом поставил на стол скомканный мешок. Горестно вздохнув, вытер руки о коричневый шерстяной балахон и замер. Великий Инквизитор брезгливо отогнул край мешковины, заглянул внутрь и покривился. Махнул рукой:
– Закопайте. И будьте впредь бережливее. А то уже пятый инцидент за неделю. С вашей манерой работы мы скоро не напасемся золота на похороны невинных граждан. С вами да с Цайгером придется обновлять пантеон святых. То ли дело Кристоффель, жаль, его в прошлом году удар хватил от чар швелерской ведьмы…
– Мне идти? – Дорош стащил со стола поклажу и вскинул водянистые глазки на Великого Инквизитора.
– Да. Только этого, – Инквизитор кивнул на падре Зайнца, – прихватите с собой…
Зайнц вскрикнул и упал в обморок. Дорош бесцеремонно схватил его за руки и потащил в темный проход. Дверь с шумом захлопнулась и слилась со стеной, как и не было.
– Теперь перейдем к вам, господин Ротмунд. Для начала – представлюсь. Меня зовут Петрόстасос. Или, на местный лад, Петер Стасас. А вообще, зовите меня просто: Великий Инквизитор.
– Вы с Южных Островов?
– Да. Я там родился. А вы с Хехтом оба из Лиции. Ведь, правда, ваше детство прошло в предгорьях Локен-Фре?..
– Вам известно? Это было так давно…
– Когда вы приехали в Эрбенгот, вы были обычным человеком.
Инквизитор замолчал. Сказанное звучало и вопросом, и утверждением. Но ни допрос, ни обвинение не слышались в ней. Констатация факта.
– Не скрою, Инквизиция давно собирает сведения о вас. Вы – единственный из вам подобных, кто добровольно и верно служит людям, причем, успешно. У нас не было ни единого повода усомниться в ваших гуманистических взглядах. При этом вы остаетесь великим воином. Мы думали, что ваши слава – достояние прошлого. Но мы убедились, спустя четыре века вы не стали хуже владеть оружием, – Инквизитор удовлетворенно опустил тяжелые веки поверх тусклых глазных яблок, тут же вскинул испытующий взор на Юлиуса. – Задавайте вопросы.
– Вы уже ответили на большинство из них. Единственный – зачем я понадобился вам? Что за работа предстоит мне? Это, должно быть, нечто исключительное, для чего нужен исключительный исполнитель.
– Да, верно, – Петростасос разразился жиденьким высоким смехом. – Лазарь, можешь идти, – кивнул он Посланнику. Когда за ним затворилась дверь, продолжил: – Не нарадуюсь на слуг Божьего Правосудия. Трудятся от зари до зари неустанно, аки пчелы. Я обожаю пчел и все, что с ними связано. У меня у самого пасека, ульи – 187 домиков. Меда одиннадцать разновидностей…
Ульш терпеливо слушал про пчел. Не меньше часа. Узнал о тонкостях обращения с этими стадными насекомыми. О конструкции ульев, рамок, методах сбора меда. Диких пчелах. Истории их окультуривания. Делении на рабочих, трутней, о значении королевы-матки. О пыльце и нектаре, о прополисе, целебных свойствах продуктов пчеловодства, в том числе яда. Даже несколько быличек выслушал: 'а вот был случай у моего приятеля…', 'кстати, было дело лет пять тому назад…'
В середине разговора, когда Петростасос вдохновенно рассуждал о строении крыльев перепончатокрылых и гомологии жала и яйцеклада, Ротмунд шагнул к столу, придвинул к себе кресло и сел. Проделал он это неспешно, на показ замедленно. Хотя, если разобраться, то совпало: внешнее, показное и сдерживаемое внутреннее бессилие. Он просто медленно сдался усталости. Ноги не держали груз тела. Мышцы расслабленно ныли.
Великий Инквизитор заулыбался, отчего загорелое, красное лицо его разбежалось морщинками. Кивнул:
– Да, простите, отвлекся от темы. И – ужасно! – где мои манеры? Присаживайтесь, нелегкая дорога у вас позади, четверо суток пути?..
Ульш безмолвно качнулся вперед, соглашаясь.
– Только вы сможете справиться с этим заданием. Ни один смертный не в состоянии выполнить его. Только вы.
– Так что же это?
– Найти Невнятное Нечто.
Заминка. Молчание.
– Мне приходить к вам, когда я его найду?.. – без улыбки, холодно-каменно, понимающе (хотя в уме вскипела круговерть голосов) спросил Ротмунд.
– Нет. В этом нет никакой надобности.
– Примерный круг поисков не обозначите?..
– По последним, самым точным сведениям, Невнятное Нечто находится на территории Королевства Этвасда и принадлежит наследному Принцу Этвасда.
– Гм. Никогда не слышал о таком государстве.
– Увы! Никто не слыхивал об этом Королевстве! – сообщил Петростасос, не скрывая довольной улыбки. – Говорят, оно располагается где-то на другом конце света, и добраться туда, сами понимаете, очень непросто. – Великий Инквизитор развернул на столе карту: – Здесь изображены все известные нам и нашим соседям страны. Вот земли нашей короны, вот Лиция, вот Кумарна, вот необозримые просторы Ашака-Нир, Цервез… Как вы видите, даже если мы не обладаем информацией о населении, укладе жизни, географии удаленных от нас земель, мы твердо знаем одно (данные перепроверены множество раз, это точно!): береговая линия нигде не прерывается. Мы все живем на одном, бесконечно разноликом, огромном материке. И на нем нет места, называемого Этвасда. Конечно, наименование условное. Аборигены зовут его как-то иначе, но для простоты мы обозначим его Этвасда, тем более, оно уже закрепилось за ним в переписке Инквизиции…
– Вот как? – нечеловеческая усталость помешала возмутиться нелепице. – Вы знаете, что в Этвасда находится Невнятное Нечто, что Этвасда – королевство, что там есть наследный принц, и даже, что Невнятное Нечто принадлежит ему, но вы понятия не имеете, где располагается Этвасда?
– Мы – слуги Господа – собираем по крупицам и сводим воедино данные. Это умение ценно во все времена. Нам известно еще больше: у наследного принца сейчас нелегкий период – на трон два претендента, он – третий. Ему светит навсегда остаться принцем! Потому что один из претендентов – его дядя, последний король Этвасда, а второй – предыдущий последний король.
– У них два последних короля? Чушь какая… – безэмоционально вздохнул Ротмунд, почти утопая во мраке обморока. Но эруду не отставали, теребили сознание, орали в оба уха.
Инквизитор уже убрал карту, успел полистать отчет Лазаря, выслушать что-то от тени в красном капюшоне, просмотреть новые бумаги, только легшие на стол, а Юлиус под броней очевидной неуязвимости отбивался от эруду и тонул в черноте…
***
Очнулся быстро, как от огня. Жизнь втекала в пустые сосуды багровой лентой чужой крови. Вслед за чувствами, на мгновение запаздывая, вернулось сознание. Первым делом, захлопнул пасть, уклонился. А, его держали твердо. Но разжимать зубы не спешили. Услышал радостный возглас:
– Ну, слава тебе, Господи. Напоите его. Он совсем ослаб.
Шуршание, удаляющиеся шаги. Так. Он под крышей… все еще под крышей одного из корпусов инквизиции. Прислужники в коричневых балахонах до пят суетились вокруг. 'Пытать собрались?' – пронеслось в мозге. Голоса не отозвались. Приятное открытие.
– Отойдите, – тихо скомандовал Юлиус. И ведь послушались! Попытался подняться…
– Нет-нет-нет-нет! – бескомпромиссно запаниковал все тот же голос, и в поле зрения вступил человек, настолько нелепо смотрящийся в окружении Слуг Господа, что нарочно не придумаешь – экая заморская птица среди отечественных галок и ворон. – Ариорх Панзар, судовладелец, – отрекомендовался чудаковатый незнакомец, обеими ладонями схватив все еще малоподвижную правую кисть графа и так затряс, что чуть было не оторвал от предплечья. – Вы уж извините за наше самоуправство, но вы так прямо не кстати потеряли сознание в покоях Великого Инквизитора, пришлось прибегнуть к кардинальным мерам… Отличные, между нами, скорлупки! – постучал по броне костяшками полусогнутых пальцев. – Служение людям! Потрясающе! – Ариорх выкрикивал несвязные мысли. – Я рад, бесконечно рад! – снова затряс ладонь в знак приветствия и от полноты чувств.
– Признаться, я не совсем понимаю… Господин Панзар, объясните, какое вы отношение имеете к… ко всему, что здесь… что здесь вообще происходит? – окончательно вернувшись к реальности, Юлиус уже не только сел, но уже и встал, походил по тесному помещению из угла в угол, обнаружив, что Слуги успели просочиться вон из корпуса, оставив собеседников наедине.
– О, о, о! – Ариорх забегал следом, его сине-голубая с желтыми вставками одежда, пышная, расшитая самоцветами, с шелестом и хрустом разлеталась складками по ветру, создаваемому его резкими движениями. – Я вам все расскажу, все-все! Еще чашку крови?.. Знаю, вам это надо… – Панзар чуть не макнул уста с размаху обернувшегося Ротмунда в глиняную пиалу нацеженной из собственного запястья крови, так подобострастно протягивал ее.
Ульш остолбенел.
– Сумасшедший! – отпрянул и возблагодарил впервые Первородного, что носит маску, – выражение омерзения оказалось сокрыто.
– Надо-надо! – сурово настоял Ариорх. Шутовство как сквозь землю провалилось. Перед Ротмундом вырисовался спрятанный под оперением придворного попугая упрямый, волевой… командир. Судовладелец… Нет, пожалуй, этот тип из когорты Синоуэя – делец с сотней лиц и твердой верой. Наверное, он тоже из Инквизиции, но, так сказать, работает 'в поле'.
