Красный камень Каррау

Мигу, когда то, что внутри Тени, разломает Начальника на части.

Чтобы Яншааеру легче жевалось.

Яншааер вцепился свободной рукой в голову Лара – в место, где сзади крепилась Тень. Стягивая её к себе. Стягивая её в себя. Сам делаясь… темнее.

Пожирая всех неоформившихся хищников: мелких и крупных. Заглатывая их – они исчезали в нем, бурлили вокруг его кожи, впитывались. Демон носил мертвое тело – но тело. И потому был сильнее любой твари, обитающей в тени, или только из нее вылупившейся.

Лар тоже понял.

Почувствовал. Всё это проходило через него и по нему – мутный поток, обтянул его руки, его грудь. Тень ползла по коже человека – и впитывалась в Яншааера.

Пальцы Начальника Крепости, почерневшие, как будто в латексных бугристых перчатках, отпустили руку демона и чуть сместились. К артерии на своей шее. Лар хотел убить себя, чтобы прекратить это.

Нашел меня взглядом. Пытался произнести что-то открытым ртом – без звука. Но я и так знал, что он хотел сказать.

Он не контролирует Тень. Единственный, кто мог бы – я. Меня тренировали, в конце концов. Чуть-чуть. Но даже для меня поздно – Тень перезрела и лопнула. Лар не знал. Он просто не понимал, что делает. Самоуверенный мертвый дурак.

Он хотел убить себя, чтобы отдать украденную Тень и спасти город.

Я попятился еще на шаг. Дыхание вырывалось из горла со свистом, как будто это меня душат. Я не мог отвести взгляд от попыток Лара порвать себе горло, пока чернота разрывала его изнутри, а демон пожирал снаружи. Всё это было из-за города. Всегда, из-за города. Старое проклятье Лара, изгоняющее “правителей” – в первую очередь нелюдей. Начальник Крепости, которая стала городом. Он пытался спасти дом ценой своей жизни – и не мог.

Стена ткнула в спину. Я очнулся. И побежал к Лару и демону. Убить Начальника города, вернуть себе Тень – ужасное решение. Но единственное возможное.

Я ударил мечом в ребра Лара – Яншааер блокировал, как я и ждал. Соприкасаться оружием, сотканным из моего тонкого тела, с лезвием, сделанным из его… чего-то аналогичного… было все равно, что умываться помоями.

Я нырнул под руку демона, двинув свободным локтем вверх – клацнули челюсти, я попал твари в подбородок. Выпустил меч и впился пальцами в лицо Лара, потянув его силу так же, как выпил бедную рыжую женщину.

Всё равно, что грызть асфальт.

Толчок сзади выбил дыхание. Я упал. Пальцы скользнули по шее Лара, по его груди, по ноге, содрав с него паразитов. Лар, упираясь одной стопой в бок Яншааера, вновь начал пинаться. Историк при жизни не отличался ни ростом, ни весом. Держать высокого Начальнику демону, при всей его силе, было неудобно.

Яншааер поднял Лара и перевернул вверх ногами. Голова мужчины стукнулась о землю с болезненным звуком. Начальник Крепости обмяк.

Яшнааер схватил правую ногу Лара одной рукой выше колена, другой – ниже, и оторвал. Так ломают соломенных человечков.

Демон швырнул конечность – в блестящей туфле и куске дорогой штанины, прочь. Схватился за другую ногу, выламывая в коленном суставе.

Вторая нога Лара упала на сугроб. Снег разошелся, открыв клочок проезжей части. Асфальт взбугрился и лопнул, обнажая старую каменную кладку. Камни кровоточили. Штанина с туфлей ушли вниз, под мостовую и под город, словно под воду.

В нос ударил горьковатый запах концентрированного озона. Меня вырвало.

Место над коленом зажатого в руках демона Лара начало мерцать. В воздухе проявлялась голая конечность.

Город защищал Лара. Город восстанавливал его.

На том месте дороги, где упала оторванная нога, осталась ямка. Каррау замещал части Начальника Крепости собой.

Потому что Лар и есть город. Самовоплощенный, обретший плоть.

Волосы на моей шее и затылке щекотно приподнялись.

Я читал о таком. Никогда не видел. Все сноски твердили одно: бежать прочь из места, где есть ходящий по земле правитель. Вот только, нигде не говорилось, что он может иметь форму человека. А в природе людей – ошибаться.

Демон, сообразив, что с этой стороны Лара меньше не сделать, перевернул его и сжал руками болтающуюся голову Начальника Крепости. Намереваясь раздавить череп.

Я вскочил и рванул к ним.

Кажется, я кричал, чтобы привлечь внимание Яншааера. Или, может быть, от страха. Мне не справиться с тем, что сильнее, чем весь Каррау. Что уже почти сожрало силу двенадцати поколений магов.

Нечто влажное, живое, грызущее, болезненное и родное рвануло ко мне. Обернуло словно мокрой простынью. Одновременно холодной и горячей. Обжигающе ледяной и леденяще раскаленной.

Тяжелое, подвижное, живое.

У болтающегося в руках Яншааера Лара больше не было Тени.

Демон отшвырнул его – и обернулся ко мне.

Все невыполненные долги, непреодоленные страхи, неидеальные действия, доставшиеся в наследство, вернулись ко мне. Впились в меня голодными поцелуями.

Тень была огромна. Усиленная проклятьем, она обернула город. Каждый демон, вышедший из нее, сформировавшийся из нее, был ее формой. Как мы все созданы из воздуха, которым дышим, земле, по которой ходим, звезд под которыми рождаемся. Я ощущал их всех так же ясно, как и давление цепи поколений и сил.

Каждую маленькую тварь, лезущую вверх через мою душу – по ступенькам несовершенных дел и сожалений. Жрать-жрать-жрать.

Я смотрел их глазами, неистовствовал их голодом.

Боаз, загнав Адриану в ванную, смеялся от счастья. Хохотал, запрокидывая узкую красивую голову – в отличие от многих других, в нем было нечто чарующее – не только уродливое. В этом его опасность. Лента за лентой он тянул ужас из девушки, и заворачивался в них, словно мумия. Адриана сжалась в углу, кусая костяшки пальцев и подвывая. Пока он показывал ей картинки самого ее большого страха: и мне вместе с Боазом было смешно, потому, что она боялась жестокости мужчин, страшилась, что некто низкорослый и всемогущий (так похожий на ректора университета), настигнет ее в переулке, подавит, обездвижит, и возьмет силой. Мы смеялись, потому что глупышка даже не представляет всех тех ужасов, которым мы можем ее научить.

Демон в виде высокой тощей женщины плотоядно улыбался, выкладывая мозаику из пауков на груди другой женщине – уснувшей обнаженной в постели. Спящая металась, пытаясь их сбросить. Сбросить усевшегося на нее верхом демона. Твари двигали жвалами, источая прозрачный яд. Вместо затылка у демона тоже был паук – разросшийся, шевелящий мелкими мягкими лапками. Демон завела длинную руку себе за голову и вынула его – усадив женщине на лицо. Так бережно, словно паук был самой хрупкой из драгоценностей.

Рыжая овчарка скалила зубы в беззвучном рыке – загнав в угол под потолком жабообразную тварь в три раза больше себя. Тень собаки была огромной и светлой. Белоснежной. Слепой стоял рядом, с абсолютным доверием положив ладонь на вздыбленную холку.

Волна черноты – голодной-голодной-голодной – колыхалась на границе круга, поставленного Верой. Старая ведьма нарисовала его кровью, выложила своими срезанными локонами. Внутри почти не было места. Она сидела, подобрав под себя ноги, в длинном блестящем зеленом халате, накрашенная – как на работе. Сосредоточенная. Прижимая к себе девочку со светлыми пушистыми волосами и закрыв ей глаза ладонью.

Сосредоточенная, Вера повторяла мерным речитативом единственную фразу: “Вон из моего дома!”. Но она была всего лишь ведьмой. Ее сил хватило только на круг. А в нем нельзя сидеть вечно.

– Сделай же что-нибудь! – Впилась вдруг в меня Вера взглядом.

Я отпрянул.

Яншааер вонял.

Он разлагался и вонял. Сладким густым трупным духом. Демон пытался перебить его традиционными ароматами– мирра и ладан душно прижимали запах гниения к его коже. Плоть Историка распадалась, не выдерживая веса Яншааера. Его плотности, продавливающей саму реальность. Камень, вложенный в нее вместо сердца, тускло мерцал, погибая. Демон черпал его силу, его способность растворять и преобразовывать пространство – и этим разрежением внося всё больше себя на эту сторону. Мертвое тело его не удержит. Камень, созданный не до конца, его тоже не удержит.

Мир под ним лопнет, провалиться, и провал станет путем.

Грудь Яншааера, подобно хищному цветку, вывернулась наружу острыми ребрами. Внутренности выпали на снег. Пока мой разум блуждал, затопленный взглядами демонов, Яншааер втягивал меня в себя. Рука по локоть ушла в темную глубину пространства, где прежде было тело. Влажный холод поднимался от запястья к плечу.

На лице Историка застыло спокойное ожидание. На морде демона, возвышающейся расплывчатым зеленым пятном – ожидание голодное.

Я дернулся, пытаясь освободиться. Рука не поддавалась. Я вдохнул неосторожно – и едва не вырвал от вони.

Историк подтянул всего меня ближе к себе – к разодранной плоти, которая провалила само пространство.

Под наслоениями распадающегося мяса мерцающий алый камень пропал. Упал куда-то за ребра Историка. Я потянулся рукой за ним – сам пробиваясь пальцами в разлагающуюся плоть демона, пытаясь найти его ощупью. Я задержал дыхание, но от запаха не деться. Глаза слезились. Ребра болели – демон сдавил их.

Я шарил пальцами, выискивая камень. Если я его заберу…

Нечто твердое. Твердое, острое. Я уперся коленом в мягкий живот демона – и, схватив предмет, рванул руку. Закричал от усилия, вдохнул атомы зараженного тела.

Вещество выпустило запястье с чваканьем – как болото. Я был весь в чем-то… илистом. Черно-сером. Густом. Вещество, окисляясь, опадало пылью.

В моем кулаке – не камень, а пропитанный трупными выделениями комок скользкой, смешанной с соломой глины. Земля с кладбища.

Демон булькнул ртом Историка. Он смеялся. Они всегда глумятся.

– Ты никогда не найдешь. – Прошипел он. – Не снаружи.

Я разжал пальцы, но глина прилипла. Растекалась по коже, и разъедая защитный барьер, как вирус. Вещество ползло вверх: от запястья, на предплечье, на плечо.

Подчиняя тело.

Кулак сам собой сжался и разжался. Рука развернулась и выставила палец, целясь мне в глаз.

Вирус-демон – вошел в мои кости. Двигался по костям. Я не терял ощущение тела – оно просто мне больше не принадлежало.

Яншааер украл у меня контроль. Как когда-то украл Боаз.

Демон мягкими касаниями проник в разум. Ощупывая. Пересматривая. Присваивая.

– Что ты скажешь? – Учитель вел автомобиль мягко, почти неощутимо. Он был магом города, и ни один светофор не тормозил его, ни одна машина не пыталась обогнать.

Я сидел рядом с водителем. Как взрослый. Мне не позволяли прежде. Здорово так ехать – можно представить, что ты в кабине космического корабля, или в фонаре истребителя.

– Сосуд подходящий. – Растягивая мой рот, ответил Боаз. Я мчался между Марсом и Юпитером, преодолевая пояс астероидов.

Отражение в боковом зеркале: мне тринадцать. Я жуткий.

– Ты всегда предназначался нам. – Шептал Яншааер. – Ты всего лишь сосуд.

Ощущение, как будто покровительство погладили по волосам – с теплом, с обещанием:

– Хороший сосуд. Одаренный мальчик.

Демоны лгут.

Я оттолкнул видение-воспоминание, швырнул на Яншааера – а тот бросил мне его назад, как липкий мяч:

– Что ты скажешь? – Скосил взгляд Аннаут Испанский.

– Сосуд подходящий.

– Тебе время возвращаться.

– Я еще не наигрался.

Ложь! Ложь, придумка! Я подобного не помню.

– Такие простые. – Сказал Яншааер. – Примитивные механизмики. Нажми вот здесь – и воспроизводят ушедшее по ленте времени…

(– Ты хороший сосуд. Одаренный мальчик)

– Нажми вот тут – и они целый пир!

Я вновь в туалете, прижимаю Сванну к кафелю, пахнущему хлором и чужими шагами. Из щели под закрытой дверью языком вытянулась тень.

Тень того, кто ждал, пока я насилую её. Кто не остановил меня.

Я замер и Сванна задергалась сильнее. Я закрыл одной рукой ей рот, а другой, выронив нож, потянулся к тени.

Коснулся тени.

Я знаю её.

Знаю её, это моя Тень.

Темнота обернула пальцы. Погладила их. Облизала преданным щенком.

– Ме-ха-ни-змы. – Яншааер швырнул меня в настоящее. Где я не мог дышать от его хватки. От его запаха. Где он пожирал меня – снаружи и изнутри.

Демон сжимал меня, втискивая в свои развороченные ребра, в раскрытую плоть. Нечто примитивное во мне заходилось воплем от омерзения и от ужаса. Мы не зря избегаем прикосновений к мертвецам и к спящим. То, что легко входит в них – без труда проникнет и в неосторожного.

Яншааер уже заразил меня собой. Уже подчинил тело – и сейчас жрал.

Я скосил взгляд, выискивая Лара. Тот лежал на снегу неподвижный. Изломанный.

Лара демон не пытался проглотить. Он хотел забрать Тень, и у него получалось. Начальник Крепости мертв и несъедобен.

В отличие от меня.

– Всё в тебе подчинено этому. – Голос Яншааера звучал сочувственно, одевшись в интонации моей мамы – я почти забыл их. И вот, тварь, лжет её голосом, её теплом.

– … да, я вижу… – Трогая мою память, отчего в основании мозга стало мерзко-щекотно. -… приехал в Каррау, подчиняясь заклятью. Доставляя мою силу. Какой хороший, послушный мальчик. Будешь послушным сейчас?

Это учитель стоял под дверью туалета. Ждал, пока Боаз подталкивал меня к преступлению, которое проклянет всю мою жизнь. Мою душу навсегда. Наблюдал. Отдал меня Боазу. Я талантлив. Талантлив, потому, что у меня внутри дыра от ужаса того, что я натворил.

От того что я подчинился демону.

Если бы не случай, я бы продолжал работать на учителя. Конечно, мне не нравилось, но я был благодарен. Навечно обязан за спасение.

– Ты сосуд для демона. – Промурлыкал Яншааер.– Пустой сосуд.

Всё стало черным. Нечто твердое двигалось по моей коже, царапало ее.

– Ложь. – Губами удалось шевельнуть едва-едва.

– Ты знаешь, что нет. Потому, так стремишься спасти другой сосуд. Для другого демона.

Он об Акраме. Слова Яншааера были размытыми образами – не голосом. Я чувствовал, что он об Акраме.

– Мой! – Провозгласил Яншааер. В его голосе-ощущении было столько ненависти.… Как можно так ненавидеть то, что так непереносимо желаешь? – Наконец-то мой!

Боаз оставлял сознание, чтобы питаться мыслями, фантазиями, ужасом и страстью. Яншааер был другой. Он гасил меня свеча за свечой. Как будто я – зал с тысячью канделябрами, а он – густой, ворвавшийся пустынный ветер.

Где-то здесь, рядом, Камень. Я горел с ним в одном огне, и нас связывает это. Он должен быть рядом, чтобы питать демона. Удерживать здесь, а не проваливаться сквозь реальность.

Я позвал его.

Представил, что стою в этом зале – зале Тысячи свечей. С его высоким сводом и холодным полом. (Мозаика пахнет дезинфекцией, как в школе). Спроецировал себя туда. Искал, всматриваясь.

Позвал Камень громче. Требуя ответ. Предчувствуя ответ.

Звук-ощущение-плач. Справа и далеко. Я побежал туда. Поток черного ветра толкал в спину, преследовал. Я обогнал его.

Камень – крохотное существо, размером с детский кулак, свернулось на полу. Оно имело форму зародыша. Оно и было зародышем. Маленький образ, вырезанный из алого как кровь материала. Он плакал от боли. Демон пожирал и его тоже.

Я положил камень на ладонь – и источаемый им растворитель начал проедать кожу, оставляя черные пятна. Стремясь достичь кости – потому, что кости это материал звезд. Достичь костей, растворить кости, упасть на землю – исчезнуть.

Демон вплавил меня в тело Историка и, как краб, переползал из мертвой раковины в еще живую. Он контролировал мои руки и ноги, медленно выдавливая сознание. Оттого, что я сжимал Камень, ничего не менялось – рука все еще была погружена в демона.

Тень клубилась, стекая ближе и ближе, к яме мира, которую создал Яншааер.

Ее демон еще не контролировал.

Словно плащ я набросил на себя край тьмы, от которой всегда отступал. Укутываясь волной раздирающего сосущего аморфного голода, и прилив его поднялся, послушный и жадный. Рухнул сверху – на меня.

И на Яншааера.

Демон зарычал. Моим горлом и горлом Историка.

Тень бурлила. Кусала. Хватала. Высасывала.

Разрывая миллиарды тонких связей – и меня с ними – Яншааер пытался освободиться. Рвался наружу, прочь из моих костей и памяти.

В моей памяти слишком много долга, а долг – последствия – склеивает эту Вселенный.

Сейчас это я держал демона. Вновь и вновь вспоминая взгляд Сванны. Голубой. Голубой взгляд. Сверкающий слезами и ужасом. Ее тело, мягкое и сопротивляющееся.

Тень разрывала, и это было больнее, чем я ждал. Я знал, знал, что так однажды случится – я встану на нее, и она закончит всё, чем я есть, все, чем я был. Разметает на крохотные части. Сотрет.

Яншааер ревел в моей голове. Я наматывал Тень вокруг нас как кокон. Слой за слоем, нить за нитью. Демон отбивался – отбивался от меня. Отшвырнул контроль над телом – ноги провалились в сосущую пустоту.

Плач в моей ладони.

Тень рвала и Камень тоже. Ему тоже было больно.

Первое насилие всегда свершается над новорожденными.

Я всё еще чувствовал Яншааера – его волю, его рев, но как-то… далеко. Демон, конечно, не будет уничтожен. Он растворится в до-создание, чтобы однажды вернуться.

Нечто нетерпеливое схватило меня за ноги, и дернуло вниз – тьма сомкнулась над головой.

Преодолевая сопротивление, я поднял руку – туда, где должна была остаться проталина. Твердый край мостовой расцарапал предплечье, но я пробился. Раскрыл ладонь и выронил на землю плачущий Камень.

Острая разрывающая боль в животе. В ногах. Тысячи ртов ожесточенно жевали их. Уничтожая сначала образ моего тела, а затем и плоть.

Еще один рывок вниз – твари сражались за остатки силы, что я принес им.

Рывок вверх.

За поднятую руку, едва не вывернув суставы.

Я извивался, сопротивляясь. Меня тянули в разные стороны. Хищники тьмы отрывали от меня куски. Обгладывали. Освобождали.

И нечто другое тянуло вверх, выкручивая и обдирая руку.

Расцарапывая всё тело – асфальтом, краями дыры. Вытягивая, как бестолковую рыбину. Подняв достаточно высоко, схватило за волосы, едва не сорвав скальп.

Я отбивался. Звонкий удар в ухо – и Начальник Крепости выдернул меня, а затем отволок в сторону от смыкающейся бреши.

На руках Лара из Ларов выступали белые бескровные следы укусов, а от кожи поднимался пар. Тяжело дыша, он упал в снег рядом.

Я потянулся, и подобрал с земли красный как кровь, плачущий Камень. Хотел спрятать в карман – но руки дрожали. Я зажал его в кулаке.

Останки Историка двигались. Беспорядочно подергивались конечности. Стучала по мостовой голова. Зеленовато-прозрачное все еще было заключено в нем, все еще пыталось взять тело под контроль. Демон, рассеченный пропастью надвое, остается демоном. Как гидра.

Как очень маленькая гидра.

Я не смог встать, потому, отшвырнув руку попытавшегося остановить Лара, подполз к телу Историка.

– Пошел прочь. – Я вытянул пальцы над рассеченным лбом того, кто однажды мог бы стать прилежным учеником, отличным магом, счастливым человеком. – Пошел прочь из моего города.

Воля рассекла демона и вымела из мертвого тела. Упругое сопротивление сменилось затягивающей податливостью – Яншааер рассеялся.

Лар из Ларов закричал, падая на мостовую. И тоже исчез.

Эпилог

В зале пахло гарью и кровью.

Или это от меня пахло гарью и кровью?

Я оделся так, как нравилось Принцу: в черное кимоно и бежевые шаровары. Вместо оби – портупея, вместо пальто – одолженная у Давида кожанка. Набросил её на плечи не застегивая.

Золотой и белый зал, с лепниной в стиле барокко, с портретами Принцев, тянущимися сплошным полотном по стене – вплоть до трона Принца действующего.

Или правильнее говорить – Принцев?

Принц заняла свое место – прямая и безмолвная, сегодня в платье цвета топленого молока, с белоснежными бантами по лифу, которые оттеняли бугристую желтизну кожи. Ее голова, плечи, руки сильно пострадали в огне. Вампиры исцеляются. Но на ней так и остались ожоговые шрамы. Обожженные глаза Принц затянула золотой лентой, положила руку на белую голову Терции, то перебирая ее пряди, то тянула.

Терция, подобрав ноги, восседала на подушке у ножек трона, в нежно-розовом облегающем платье, поверх которого вампир набросила куртку, похожую на мою. Она хранила неподвижность и невозмутимость. Даже когда Принц резко дергала ее за локоны.

Даже когда Принц кивнула, и блондин-гигант с копьем в руке, казнил двух немертвых Терции, уже принесших Принцу присягу. Шагнул вперед – и ткнул копьем с каменным лезвием на конце, тех, кто верил Терции, подчинялся Терции – и ушел с Терцией, когда между сестрами вспыхнул раскол.

Принесение присяги длилось два часа. Вампиров у Терции оказалось много больше, чем я полагал. Сама Терция ни в чем Принцу не клялась.

Ноги болели стоять. Вообще-то у меня всё болело. Хотелось свернуться прямо тут, на мраморном полу, и уснуть. Царапины все еще кровили. Волосы обгорели с одной стороны больше, чем с другой, и теперь лезли в лицо. Несмотря на то, что я пах, как отличная закуска, никто из вампиров – голодных вампиров – не смел подойти. Тень моя тянулась длинным черным шлейфом. От нее они отступали, не от меня.

Вперед вышел Акрам.

Красный камзол шел ему. Здоровенный парень, смертоносный. И потерянный. Он, в отличие от предыдущего вампира, распластавшегося на полу, и долго ожидавшего решения Принца, лишь приложил руку к груди, и коротко поклонился. Традиционные слова: “служить и защищать ценой всего” Акрам произнес сухо. Как будто выталкивал из горла. Стоял, ожидая ответ Принца, и ни единого взгляда не бросил на блондина с копьем. Тот перехватил оружие удобнее – если получит сигнал. Рядом с палачом то и дело мелькала Куратор. У женщины на пол-лица сиреневел фингал, но в остальном она, похоже, была в порядке.

Принц молчала. Акрам ждал. Двор застыл мертвым лесом. Те, кто еще не принес клятвы, звенели голодными тревожными безднами.

Едва слышимый звук: Винсент, застывший на границе Тени, переступил с ноги на ноги. Он был в голубом костюме и красноватых ожогах: половина лица и рука. Немертвый закусил нижнюю губу, пустив себе кровь клыком и быстро слизывая.

Принц хранила неподвижность.

Терция хранила неподвижность.

– Вас выжили с места за троном? – Спросил я Винсента.

– Надолго ли? – Немертвый не отрывал взгляд от Акрама. Которого создал. Которого убил. Боаз сказал, что это я сломал Акрама, напомнив об отце, к которому он хотел вернуться.

– Кем он был?

– Что? – Шепотом. Быстро глянув на меня – и вновь впившись взглядом в своего птенца.

– Кем он был до того, как вы…

– Создал его…?

– Уничтожили того, кем он был.

Винсент дернул плечами. Как будто не знал. Как будто немертвые не отбирают каждого претендента в боях и в постели.

Принц тянула время. Хотелось рассмеяться. Хотелось швырнуть в нее чем-нибудь, чтобы разрушить затягивающуюся удавку паузу. Дешевые приемы. Вдвойне, учитывая, что это вопрос жизни. Или нежизни.

– Дураком. – Ответил Винсент.

– Он был магом. – Я не спрашивал, я знал.

Нечто изменилось в воздухе. Принц сейчас ответит. Я размотал, как нить, заклинание, которое перебьет древко в руке палача.

Принц вдохнула – для ответа.

– Да. – Шепнула она.

Винсент вздрогнул. Медленно расслабился. Блондин поставил древко копья на мраморный пол.

Акрам развернулся на каблуках и возвратился в толпу. К тем, кому посчастливилось быть принятыми назад. Прощенными.

Принц шевельнула пальцами у уха Терции. Та повернулась ко мне. Подняла треугольный подбородок.

– Ваш черед. – Подсказал Винсент. – Идите.

Что ж. Я ведь за этим здесь.

Я направился к месту перед троном, не отмеченным, но все там останавливались. На приличном расстоянии от женщин, оказывается.

Я боюсь публики. Боюсь выступать. Начинать урок – это перешагивать через себя. Чуть-чуть, но – каждый раз. Кажется, что они смотрят так внимательно, чтобы выждать нужный момент и набросится.

Здесь, перед вампирами, так и было.

Я постоял немного привыкая. Поправил куртку – и подошел ближе, остановившись в шаге от туфель Терции. На коленях младшей сестры лежала знакомая мне коробка. Книга – или то, что они назвали книгой – предназначенная мне в дар. Та, которой она дразнила в нашу первую встречу. Которую отобрали люди Принца. О которой мне безумно интересно – что же это? Может быть, документы? Или дневник одного из старых мэтров? Или подписка на “Нью Сайентист”.

– Нет. – Оторвал я взгляд от коробки.

– Поколения магов служили мне… – Прошептала Принц хрипло и неровно. Шею ее перечеркивали черные следы когтей. Глаза она потеряла в огне, или ей их Терция выцарапала? Как они договорились после этого? Как собираются делить власть?

– Больше нет. – Повторил я.

Объяснений с меня не требовали.