Жемчужное ожерелье

Лиля впадала в отчаяние: «Красиво. Но покажите мне человека, который умеет любить правильно, не желая обладать, видеть, разговаривать, прикасаться…»

Как она жалела теперь, что не раздавила своё чувство к Кротову в самом начале, когда ещё можно было с ним бороться! А сейчас оно разрослось, его корни опутали и душу, и тело, проникли в каждую клеточку, и пили, пили из Лили жизненные соки. По утрам ей казалось, что у неё не хватит сил встать, вечерами – что ослабевшие ноги не донесут её на второй этаж до квартиры. А любовь сидела в её сердце, как на троне, и повелевала: давай, делай что-нибудь! Придумывай что-нибудь!

И Лиля придумала проект «Наши современники». В ходе работы над ним предстояло взять интервью у заметных, активно участвующих в жизни города людей. Огромный проект, масса работы – и всё ради одного человека.

Директор не поддержал её идею.

– Неблагодарное дело. Ты представляешь, сколько будет обиженных и недовольных?

Но повелительница, оккупировавшая сердце, успокоила: ты можешь заниматься этим не как музейный работник, а просто так, в свободное от работы время. Это даже ещё и лучше, ни перед кем отчитываться не надо. Начать можно сразу с Кротова!

Список вопросов Лиля накидала легко. Приступить к следующему этапу – договориться о встрече – было сложнее. Страшнее. Повелительница хитро нашёптывала: разве обязательно договариваться? Можно прийти к нему домой, как сделал когда-то он, без предупреждения. Лучшего места, чем его квартира, не найти. Если интервью выйдет за пределы интервью, никто не помешает, и то, о чём ты так давно мечтаешь, наконец-то случится.

«Нет, нет, – пугалась Лиля. – Я так не могу. Сначала нужно договориться».

Она представляла, как остановит Кротова, столкнувшись с ним в очередной раз в холле музея и пригласит в свой кабинет. Он зайдёт, слегка взволнованный, настороженный, она распишет ему в красках свою идею, отвергнутую шефом, попросит поддержать её и принять участие в проекте.

– Что я должен буду сделать? – полюбопытствует он.

– Ничего особенного, – скажет она. – Просто ответить на несколько вопросов. Я подъеду к тебе домой на выходных, если ты не против?

Он, разумеется, против не будет…

Наверное, для разнообразия судьба решила столкнуть их не в музее, а в библиотеке, в зале краеведческой литературы – в каком-то смысле на нейтральной территории. Они никогда не встречались там раньше, оба растерялись от неожиданности и словно застали друг друга врасплох, не успев надеть непроницаемые маски. Удивление в глазах Кротова сменилось радостью, и Лиля почувствовала, как её душа, словно цветочный бутон, тянется и распускается этой радости навстречу. Легко и естественно завязался разговор, как будто только вчера закончилась конференция, на которой их прибило друг к другу, как две лёгкие лодочки. Говорили обо всём: о музее, о школе, книгах, наступившей наконец весне, начинающемся дожде за окном. Сбивчиво перескакивали с одного на другое, не отводя друг от друга пристальных взглядов, и их глаза, его серые и её зелёные, параллельно вели свою, важную, беседу, что-то спрашивая и что-то отвечая.

Из библиотеки вышли вместе. Мелкий дождик озорно щекотал изумрудные, недавно распустившиеся листики яблонь.

– Ты в музей? Поехали! – предложил Кротов.

Они добежали его до серебристой «Лады Гранты». Лиля села на приятно сухое сиденье, поправила намокшие, растрёпанные волосы, с наслаждением вдохнула мятно-перечный запах ароматизатора. Кротов завёл двигатель, и машина мягко сдвинулась с места, поплыла по улице мимо нарядных магазинов и серо-коричневых четырёхэтажек. Лилю переполняло торжество, совсем как в детстве, когда родители купили машину и отец первый раз прокатил её по городу, да ещё и на переднем сиденье.

– Смотрите, я еду на машине! – хотелось тогда кричать ей, высунувшись из окна. Казалось, все прохожие обзавидуются.

А сейчас хотелось кричать:

– Смотрите, я еду с ним! – и тоже казалось, что все идущие по тротуару девушки мечтают очутиться на её месте, в машине Кротова.

Невидимое никому, кроме Лили, ожерелье радужно переливалось на её блузке; по салону, как от светомузыки, кружились разноцветные блики. Повелительница на сердечном троне млела от счастья.

– У меня к тебе есть деловое предложение, – осторожно начала Лиля подбираться к мечте об интервью.

– Какое? – поинтересовался Кротов, не поворачивая к ней головы, – сосредоточенно следил за дорогой.

Лиля рассказала ему о проекте. Говорить об этом, когда он не смотрит в глаза, было проще, потому что по сути она обманывала его. Не интервью ей вовсе хотелось, а оказаться вот в этих руках, которые так уверенно и в то же время мягко поворачивали руль, направляя машину к парковке около музея.

Кротов заглушил двигатель, откинулся на спинку сиденья. Лиля со страхом ждала ответа, догадываясь по затянувшемуся молчанию, что её деловое предложение не слишком его обрадовало. Проходившая мимо пожилая женщина с чёрным зонтом, уборщица из музея, с ожиданием посмотрела на них. «Почему она так смотрит?» – попыталась понять Лиля, но близость Кротова напрочь лишила её способности соображать. Только потом до неё дошло, что нужно было просто поздороваться.

– Идея интересная, – сказал, наконец, Кротов. – Но при чём тут я? Я и года здесь ещё не прожил. Ничего особенного для города не сделал.

– Ну как, а дочка купца Масленникова? – возразила Лиля и зачем-то добавила: – И в школе работаешь, детей учишь. Разве это не для города?

– С дочкой Масленникова мне случайно повезло. Наследство, так сказать. А в школе… – он невесело усмехнулся. – Плохой из меня учитель. Дети не слушаются. Родители недовольны. И вообще…неудачник я, Лиля. Не нужно про меня писать.

– Ничего не случайно! – горячо заспорила Лиля, мысленно обругав себя идиоткой за то, что ляпнула про школу. – Другой бы выбросил эти письма, даже читать бы не стал. А ты целое историческое расследование провёл! А говоришь, ничего не сделал.

– Ну не знаю… – он чуть было не поддался её напору, но устоял на своём: – Нет. Не люблю я это всё. Извини.

Лиля так много думала об интервью с ним, столько раз представляла, как это будет, что оно стало для неё уже наполовину реальным. Отказа в её понимании просто не могло случиться, и она не услышала его. Мозг интерпретировал ответ Кротова как «я почти согласен». Ничего страшного, что не договорились сразу. Будет повод для разговора, когда судьба столкнёт их где-нибудь в следующий раз.

– Ладно, спасибо, что подвёз, – Лиля выпорхнула из машины и захлопнула дверцу. Ожидала, что Кротов сделает то же самое и они вместе пойдут в музей, но он улыбнулся, поднял руку, прощаясь, и резко рванул с места. Ему вовсе не нужно было в музей.

Дождь закончился, мокрые деревья весело отряхивались, приводили себя в порядок. Лиля медленно пошагала по узкой аллее к музейному крыльцу, подставив лицо навстречу летящим брызгам, бережно неся себя, ошалело-счастливую, и новую жемчужину для ожерелья.

– Спасибо, Господи, спасибо! – чуть слышно слетали с её губ слова благодарности и устремлялись вверх к серому небу с голубыми просветами.

В начале июня Раиса Степановна сообщила между делом, что Кротов уехал на весь отпуск к матери. Надежда на скорое интервью рухнула и придавила Лилю обломками. Небо померкло. Жизнь потеряла смысл. Зачем вставать, собираться, выходить из дома, куда-то ехать, что-то делать, если знаешь стопроцентно, что не встретишь Кротова? Город опустел без него. Лиля не представляла, как сможет прожить в этой пустоте и бессмысленности целых пол-лета.

Они не встречались неделями, не разговаривали месяцами, их связывало только то, что они жили в одно время и в одном городе. И вдруг эта единственная связь исчезла.

«Дотянула!» – мучительно задыхалась Лиля, как будто именно несостоявшееся интервью стало причиной того, что Кротов уехал.

Не вытерпела, написала ему:

«Помнишь, я говорила тебе о проекте? Можно скину вопросы прямо сюда?»

Он прочитал и ничего не ответил.

«Почему он молчит?» – гадала Лиля в лихорадочном ожидании, пока до неё, наконец, не дошло: он не хочет принимать участие в проекте. Ему не нравится эта затея. Интервью не будет.

«А хочешь правду? – в отчаянии застучала она по клавиатуре. – Нет никакого проекта! Я просто хотела с тобой пообщаться».

«Ты уверена?» – спросил Кротов после небольшой заминки.

У Лили побежали ледяные мурашки по спине. «Готова ли ты к последствиям?» – послышалось ей в этом резковатом вопросе, и она поняла, что не готова и совсем не уверена, но ответила «да».

«Приеду – пообщаемся», – пообещал он.

Почему-то Лиля не могла представить, как начнётся общение, о котором они условились. Порой воображение рисовало совершенно фантастические картины, в которые вопреки здравому смыслу верилось, а тут оно отказывалось работать. Наверное, Кротов предложит где-нибудь встретиться? Только где им встречаться? Везде люди, везде глаза и уши. Сразу у него, что ли? Одно дело идти к мужчине домой под предлогом интервью и совсем другое – идти без всякого предлога, идти для того, чтобы… Этот вариант вызывал замешательство, но Лиля знала, что пойдёт, как бы это ни выглядело. Безголовая? Пусть. Легко доступная? Пусть. Она сделает это только раз, больше никаких встреч не позволит. Но на одну встречу, одну-единственную, она имеет право. Она её выстрадала.

Лиля ждала, что Кротов как-то сообщит о себе, когда вернётся в город. Была уверена, что он ещё не приехал, и вдруг увидела его в супермаркете у полок с чаем и кофе, непривычно, не по-учительски одетого в футболку и спортивные брюки. Сердце среагировало раньше, чем разум, загремело радостными фанфарами. Ноги сами понесли Лилю к нему поближе, остановились в нескольких метрах, так чтобы он её заметил, но в то же время, чтобы это не выглядело навязыванием себя. Пусть первый подходит.

Кротов вопросительно взглянул на неё, трепещущую от волнения, словно деревце на ветру, взял с полки банку кофе и прошёл мимо.

Фанфары оборвались. В болезненной тишине включился разум: «Дура! Размечталась!» Лиля не хотела его слушать, пыталась придумать Кротову оправдание. В магазине много людей, нельзя, чтобы они что-то заподозрили. Она от радости потеряла голову и забыла об осторожности, а он не потерял и не забыл, и это хорошо, потому что у кого-то из них должна быть голова на плечах.

Весь день она ждала, что он напишет. Это казалось логичным. Поминутно проверяла, не пришло ли сообщение. Он не написал.

Вечером она сдалась. Да, дура. Да, размечталась. Ничего не будет, ничего. Когда человеку нужен другой человек, он ищет возможности, придумывает способы увидеть, услышать, побыть рядом, а Кротов ничего не ищет, не делает никаких шагов, значит просто-напросто не нужно ему это! Сколько можно обманывать себя? Не любит он её! Пора это принять. Смириться. И начать выкорчёвывать из сердца это глупое чувство. Всё, налюбилась, хватит!

Лиля яростно принялась бороться с любовью, как садовод борется с гигантским сорняком на клумбе: тянула её из сердца за макушку, поливала отравой, рубила корни. Любовь отчаянно сопротивлялась – не желала покидать трон. Хитрила, притворялась поверженной, затихала на какое-то время, но мгновенно прирастала обратно, ещё крепче прежнего, стоило Кротову появиться в поле зрения Лили и метнуть в неё свой вопросительный взгляд.

Это были не взгляды, а копья с зазубренными наконечниками.

«Зачем он так смотрит, бередит душу? Что хочет знать? – злилась Лиля. – Что я, идиотка, всё ещё сохну по нему? Хочет потешить своё самолюбие? А вот не дождётся!»

Внутренняя война измотала её. Ожерелье, её сокровище, над каждой жемчужинкой которого она тряслась, будто одержимый коллекционер над редким экземпляром, тесным ошейником сдавило горло. Лиля задыхалась. Наверное, от недостатка кислорода стали происходить пугающие вещи. Кротов мерещился всюду. На работе – в голосах и шагах за дверью кабинета, на улице – во встречных прохожих. Дома – в телевизоре. Она понимала, конечно, что на экране не Кротов, однако ведущий какой-нибудь программы или актёр в фильме вдруг оказывались так поразительно похожи на него, что она не могла оторваться от телевизора, гладила одурманенным взглядом лица с кротовскими чертами.

Иногда Лилю охватывала спонтанная уверенность, что она встретит Кротова, если пойдёт прогуляться в парк, забежит в библиотеку, в банк, на строительный рынок… Она спорила с собой, убеждала себя, что это чушь, и даже если не чушь, то после встречи ей станет только хуже, но не могла справиться с собой, словно мать с отбившейся от рук дочерью. «Мне надоел один и тот же маршрут «дом – работа – дом»! – сопротивлялась та её половина, которая была «дочерью». – Я давно ничего не читала! Надо присмотреть обои в прихожую!»

Ни разу после таких приступов уверенности Кротов ей не встретился.

В выходные Лиля из музейного работника перевоплощалась в повара-кондитера. «Сегодня придёт Кротов!» – внезапным сообщением тренькало в голове, и следом прилетало кулинарное вдохновение. Она пыталась себя образумить, дескать, глупости, не придёт. Сама же себе возражала: почему глупости, в жизни возможно всё – и кидалась к кулинарным сайтам в поисках интересного рецепта. Потом бежала в магазин, замешивала тесто, мечтая, что в этот раз не позволит Кротову стоять в пороге, обязательно затащит на кухню, как бы он ни отказывался… Как отреагирует Кирилл? А почему он должен как-то реагировать? Подумаешь, зайдёт коллега-краевед обсудить срочный вопрос, и они обсудят его за чашкой чая. Что тут такого?

Кротов, конечно же, не приходил. Когда за окнами темнело, Лиля трезвела и ужасалась тому, что с ней происходит. Это было похоже на зачатки сумасшествия.

В один из таких воскресных вечеров, когда Кротов опять не пришёл, Лиля, не зная, куда себя деть, зашла в комнату мальчишек и заметила, что Ярослав, теперь уже шестиклассник, не положил в сумку учебник географии.

– Ты географию забыл взять, – сказала она ему.

– А её не будет, – лениво отозвался сын, тыкая пальцем в экран смартфона.

– Почему?

– Витёк уволился.

– Как уволился? – опешила Лиля.

– Уволился и уехал.

– Куда?

Ярослав пожал плечами.

– Обратно, наверное.

Ошарашенная Лиля неуклюже, будто на протезах, доплелась до кухни, опустилась на табурет. Усмехнулась творожным кексам на тарелке: вот так значит, уехал… И тут у неё внутри что-то рухнуло, обвалилось: наверное, дамба самообладания, которую она полтора года упорно строила и укрепляла в себе. Наружу, больше ничем не сдерживаемые, хлынули слёзы. Лиля вытирала их кухонным полотенцем, смывала в раковину, а они бежали и бежали, как кровь из неперевязанной раны… Это та её неуправляемая половина, которая была «дочерью», оплакивала свою несбывшуюся любовь. А та, что была «матерью», мудро, с облегчением вздыхала: «Уехал – ну и пусть! Это к лучшему».

***

Лиля дочитала дневник в половине третьего ночи. Спать не хотелось. Осторожно, чтобы не разбудить Кирилла, нырнула за портьеру, вышла на балкон. Городок сонно мигал фонарями и редкими рекламными вывесками. Из тёмного беззвёздного неба, как из кондиционера, тянуло прохладой.

– Какие мы с ним были дураки! – прошептала Лиля небу.

Теперь ей всё стало ясно: и откуда взялась боль в глазах Кротова сегодня, и о чём были его вопросительные взгляды тогда, и как глупо было ждать о него каких-то действий, старательно изображая равнодушие при каждой встрече. «Ты, кажется, хотела пообщаться?» –спрашивал он. «Ничего я от тебя не хотела!» – каждый раз отталкивала она.

Он, конечно, тоже хорош. Мог бы быть посмелее, не ждать от неё следующего шага, а сделать его сам. Мужчина он, в конце концов, или кто? Впрочем… это были бы шаги в пропасть.

– Господи… Вселенная… – Лиля запустила пальцы, будто гребни, в свои волосы, стянула их на затылке. – Вселенная и все боги, какие только есть… Пожалуйста, позвольте мне увидеть его ещё раз, теперь точно самый последний раз! Просто увидеть! Пусть он придёт завтра в музей! Он же говорил, что постарается…

Поспать ей удалось часа три, не больше. В голове стоял туман, то ли от недосыпания, то ли от воскресших чувств. Лиля не могла думать о работе, её то и дело тянуло к окну, посмотреть, не идёт ли Кротов. Аллея, ведущая к музею, была тоскливо-пуста, словно её заколдовали.

– Лиля Алексеевна! – заглянула в кабинет новенькая сотрудница Анжела. – Там выставку народных умельцев оформили! Вас зовут!

Лиля спустилась с Анжелой на первый этаж в выставочный зал, неторопливо прошлась вдоль витрин с экспонатами, делая вид, что её заинтересовали плетёные из бересты шкатулки, глиняные фигурки, раскрашенная под хохлому и городецкую роспись деревянная посуда, вышитые шёлком картины. Это всё было красиво и удивительно, но не сегодня.

Раиса Степановна тоже спустилась посмотреть выставку. Лёша Пудов, за которым можно было прятаться, как за шкафом, наклонялся к витринам и близоруко щурился. Иван Васильевич похаживал, заложив руки в карманы брюк, у стены с объёмными картинами из кожи.

Боковым зрением Лиля уловила какое-то движение за окном, и в следующую секунду её бросило в жар: Кротов поднимался на крыльцо.

Она заметалась, не зная куда встать, с ужасом понимая, что сейчас выдаст себя с потрохами.

– Ой, мне же должны позвонить из Комитета культуры! – выпалила первое, что пришло в голову, и кинулась прочь из зала.

Кротов уже был в холле. Он собирался подняться на второй этаж, но, увидев Лилю, замер у подножья лестницы.

«Ты!» – прочитала Лиля в его восторженно-нежном взгляде – и пол под ногами исчез, она пошла, кажется, прямо по воздуху, даже не пошла, а какой-то воздушный поток подхватил и перенёс её, трепещущую от страха и счастья, туда, где стоял Кротов.

– Привет! – одновременно выдохнули они.

Надо было говорить что-то ещё, и он спросил после секундной заминки:

– А Иван Васильевич…?

– Он там, – кивнула Лиля в сторону выставочного зала и стала подниматься по лестнице на отяжелевших ногах, чувствуя за спиной шлейф кротовского взгляда…

В кабинете она перевела дух, трясущимися руками взяла со стола смартфон, проверила, не было ли пропущенных звонков, как будто ей в самом деле должны были звонить из Комитета культуры. И вдруг испуганно спохватилась: что если он уйдёт, пока она здесь прячется?

…Кротов лихорадочно наматывал круги по выставочному залу: от картин из кожи к берестяным поделкам, от поделок к расписной под хохлому кухонной утвари, и было понятно: толком он ни на что не смотрит, хоть и пытается с поддельной заинтересованностью что-то комментировать.

Так он болтался среди экспонатов, пока его не примагнитило к Лиле, прислонившейся плечом к дверному косяку. Она поковыряла взглядом пуговицу на его сиреневой рубашке, чувствуя, как внутри растёт паника: он сейчас уйдёт и всё, надо как-то его задержать, что-то сказать…

– Виктор Михайлович…

– Да? – с готовностью отозвался он, словно только и ждал её внимания.

– Можно задать вам один вопрос? – Лиля сделала несколько шагов назад, в холл, и Кротов послушно двинулся за ней, как привязанный. – А теперь вы согласились бы принять участие в моём проекте?

Она не знала, почему обращается к нему на «вы», почему ляпнула именно про проект, и только когда ляпнула, поняла, как двусмысленно это прозвучало.

Кротов заметил смущение Лили, улыбнулся, но его взгляд при этом остался серьёзным:

– Смотря в каком смысле.

Больше они ничего не успели друг другу сказать. Из зала в холл вышел директор, а за ним с любопытством высыпали остальные.

Кротов, чего так боялась Лиля, стал прощаться.

– Когда уезжаешь? – поинтересовался шеф, пожимая ему руку.

– Завтра.

«Уже завтра?» – у Лили внутри что-то оборвалось.

Кротов посмотрел на неё, как всегда смотрел раньше, долго и внимательно, словно спрашивал о чём-то, не дающем ему покоя.

Лиля едва заметно, почти одними ресницами, кивнула. Она больше не хотела прятать от него свои чувства. Пусть знает.

Завтра было выходным днём. Кирилл и мальчишки уехали на рыбалку. Лиля в одиночестве слонялась по квартире, не зная, куда себя деть, взывая с мольбами ещё об одной последней-препоследней встрече с Кротовым к Вселенной и всем богам. Единственное, на что она была способна, – молиться и мечтать. Представляла, как раздастся звонок в дверь, в прихожую войдёт Кротов и скажет: «Что ты там вчера говорила о проекте?» Или пропиликает другой звонок – телефонный, и голос Кротова позовёт: «Ты ещё хочешь взять у меня интервью?»

Когда звонок в дверь раздался на самом деле, Лиля строго осадила забарабанившее сердце: «Успокойся! Это не он! Это кто угодно, только не он! Понятно тебе?»

Собравшись с духом, открыла замок. За дверью стоял Кротов. Держал в руке плотно набитый чёрный портфель.

Она попятилась, не сводя с гостя ошалелых глаз.

– Я на минутку, – оправдываясь, сказал он и бросил напряжённый взгляд ей за спину.

Лиля разгадала его беспокойство:

– Проходи, разувайся. Я одна. Как раз собиралась кофе пить. Составишь компанию?

– Нет, спасибо, – смутился он. – Меня такси ждёт, автобус скоро… Я вот… – он открыл портфель и достал книгу, ту самую, на презентацию которой приезжал. – Хотел подарить тебе… Надо было вчера в музей взять, да не подумал что-то…

Лиля улыбнулась протянутому подарку, взяла, положила на тумбочку. Понимала, книга – всего лишь повод.

– Рад был тебя увидеть, – голос Кротова дрогнул. – Очень.

– Я тоже, – призналась Лиля, и какая-то сила, похожая на отчаянно-резкий порыв ветра, вдруг сдвинула её с места, подтолкнула к нему.

Портфель глухо упал на коврик в прихожей.

Лиля почувствовала щекой мягкую, чисто выбритую щеку Кротова, – о, как она мечтала об этом прикосновении! – губы, на мгновение вопросительно замершие у её губ, – и как её уносит в какое-то иное пространство, где нет таких понятий, как «хорошо» или «плохо», а есть только одно понятие и один закон… Потом снова мягкая щека и шёпот, запутавшийся в кудрях над ухом:

– Прости меня.

Лиля помотала головой, не понимая, за что он просит прощения. Всё наконец-то сбылось, они вместе, и впереди будут ещё встречи, будет переписка…

– Прости меня, слышишь? – повторил он, но до пребывающих в ином пространстве докричаться не так-то легко…

…Она проводила такси взглядом из окна. Легла на диван. Пребывающим в ином пространстве не так-то легко возвращаться на Землю. Чудовищные перегрузки. Блаженство, сменяющееся отчаяньем. Опьянение – мучительным похмельем… Конечно же, ничего не будет: ни встреч, ни переписки. И не надо, чтобы было. Раньше только у неё имелся корабль, которым нельзя рисковать. Теперь и у него есть тоже есть такой корабль.

Как же она не поняла сразу, что это конец, а не начало?

До самого вечера Лиля перебирала жемчужинки.

…Вот Кротов нерешительно мнётся на пороге, напуганный её враждебностью…

…А вот они уже пьют вместе чай в подсобке музея, переоборудованной в маленькую, уютную кухню. Там даже холодильник есть.

– Конфет не осталось, да? – спрашивает она, заглядывая в пустую вазочку.

Кротов принимается искать для неё конфеты, открывает холодильник, она фыркает.

– А что? – невозмутимо поворачивается он к ней. – У меня дома конфеты в холодильнике лежат…

… Вот она спотыкается на лестнице. Кротов подаёт ей руку. Она кладёт пальцы на его горячую ладонь, он легонько сжимает их и смотрит на неё, ждёт ответного взгляда…

…Вот она заходит в кабинет географии, чтобы отдать Ярославу тетрадь, выкраденную накануне из школьного рюкзака. Кротов стоит около учительского стола. Она небрежно кивает ему, демонстрируя всем своим видом: «Даже и не надейся, ты мне нисколько не интересен!»

…А вот уже он холодно кивает ей в магазине и равнодушно проходит мимо с банкой кофе в руках…

…Вот он вскидывает на неё полный боли взгляд… А потом другой взгляд, от которого она вдруг обретает способность ходить по воздуху…

… И вот он снова на пороге её квартиры, целует, шепчет «прости», подбирает упавший портфель… Говорит, что ему пора, но почему-то не уходит, как будто ждёт, чтобы она разрешила. И она отпускает, даже подталкивает:

– Иди…

Пиликнул телефон. Пришло сообщение. Сердце затрепыхалось, как пойманная бабочка в ладонях. «Сиди тихо! – мысленно прикрикнула на него Лиля. – Это не он!»

Это действительно был не он.

«Мы едем домой. Что-нибудь надо в магазине?» – спрашивал Кирилл.

Лиля заставила себя подняться. Умылась. Открыла окна: казалось, в квартире до сих пор пахнет Кротовым, и сыновья с мужем почувствуют это.

Полистала подаренную книгу в глупой надежде, что Кротов оставил там для неё записку, ничего не нашла. Прижалась губами к прохладному глянцу обложки, постояла так какое-то время, потом втиснула книгу в строй других книг на полке, чтобы не бросалась в глаза.