«Отреченное знание». Изучение маргинальной религиозности в XX и начале XXI века. Историко-аналитическое исследование

«Первой характеристикой ур-фашизма является культ традиции»[239 - Эко У. Пять эссе на темы этики. СПб.: Simposium, 2002. С. 67.]. Традиционализм – явление и культурно, и исторически очень древнее. Он зародился в период позднего эллинизма как реакция на развитие греческой философии. Поскольку в римском пантеоне было собрано множество богов разных стран и народов, то последователи так называемой «традиции» стали искать некий общий смысл, древнее откровение, явленное на заре человечества и сокрытое ныне в кельтских рунах, египетских иероглифах и скульптурах азиатских религий. Это явление позже стало носить название синкретизма. В этом понятии Эко выделяет новый аспект, расходящийся с обычным словарным определением. Синкретизм, по Эко, – это «прежде всего пренебрежение к противоречиям (здесь и далее по тексту „Пяти эссе…“ курсив в оригинале. – П. Н.)»[240 - Там же. С. 68.], а «…принцип валить в кучу Августина и Стоунхендж – это и есть симптом ур-фашизма»[241 - Там же. С. 70.]. Благодаря такому ошибочному подходу огромный массив разнообразных идей можно совместить абсолютно в любой комбинации. Различия здесь с легкостью упраздняются путем аллегорического толкования, абсолютно игнорирующего всякие исторические и культурные реалии. «Из этого вытекает, что нет места развитию знания»[242 - Там же. С. 68.], – получается, что все знание уже было явлено некими всезнающими древними мудрецами. Исходя из такой обскурантистской, по Эко, позиции, все новое знание, по-настоящему научно обоснованное, воспринимается с резко негативной позиции, и это несмотря на то, что под видом древнего знания обычно выдаются псевдостаринные выдумки проходимцев от традиции.

Эти характеристики полностью соответствуют указанным выше чертам западного эзотеризма. Если кратко их обобщить, то напрашивается вывод, что эзотеризм – прямой путь к фашизму, а худшее обвинение в наше время сложно представить.

Вопрос об источниках

В своих построениях Эко, разумеется, несамостоятелен, он преимущественно опирается на тексты людей, посвятивших жизнь изучению западного эзотеризма. Прежде всего на идею герметической традиции Фрэнсис Йейтс, которую легко можно угадать в историческом экскурсе его кембриджских лекций.

Очевидно, что интерпретация гностицизма, представленная в тех же кембриджских лекциях, несет прямой отпечаток теории Ганса Йонаса о гностической религии, сохранившейся вплоть до сего дня в форме особого мироощущения. Так, Эко рассуждает о гностических корнях в основании романтического идеализма, марксизма и ленинизма, Хайдеггере и Юнге как выразителях «так называемого гностического мировоззрения»[243 - См.: Eco U. Interpretation and Overinterpretation. P. 154.]. Знаком Эко и с работами Йоана Кулиану – в частности, очевидны параллели между генеалогией гнозиса у Кулиану (о нем подробнее в четвертой части) и эковским взглядом на историю ересей. Прямое свидетельство такого знакомства – отзыв Эко на книгу «Древо гнозиса», вынесенный на ее первую страницу: «Если бы Йоан Кулиану не исчез так неожиданно, он бы мог дать нам много книг, подобных этой. Научный шедевр»[244 - Couliano I. P. The Tree of Gnosis: the Untold Story of Gnostic Mythology from Early Christianity to Modern Nihilism. San Francisco, 1992. Первый разворот.].

В общетеоретическом плане Эко испытывает значительное влияние Антуана Февра. Сравним базовые характеристики герметического семиозиса у Эко и некоторые черты западного эзотеризма как формы мысли у Февра. Подробнее на теории Антуана Февра мы остановимся в следующей части, здесь лишь приведем базовые характеристики его теории, не раз воспроизводившиеся им в ряде работ. Февр описывает эзотеризм как «форму мысли» и «совокупность тенденций», которые характеризуются четырьмя составляющими:

1) вера в невидимую неслучайную связь между видимым и невидимым измерениями космоса;

2) состояние природы, проникнутой неким Божественным присутствием или жизненной силой;

3) концентрация на религиозных переживаниях как на силе, способной дать доступ к мирам и уровням, лежащим между материальным миром и Богом;

4) вера в процесс духовной трансмутации внутреннего человека в божественного.

К этому можно добавить две необязательные характеристики:

5) вера в единение нескольких или всех духовных традиций;

6) идея тайной передачи духовных знаний[245 - Февр А. 500 лет эзотеризма: Новая область междисциплинарных исследований в рамках академии // 500 лет гностицизма в России. М.: ВГИБЛ, 1994. С. 7–13.].

Как видно, в концепции Февра очень много параллелей с подходом Эко к этому явлению. Так, Февр определяет эзотеризм как особую форму мысли – у Эко это особый способ истолкования. Характеристики, выделенные Февром под пунктами 1, 3 и 6, мы можем найти и при описании герметического способа истолкования у Эко: герметик признает полную доступность всех уровней мира через систему подобий, с помощью которых он может достигнуть любых высших миров, и эта возможность и отделяет его от других и дает ореол некой тайны, недоступной непосвященным.

Помимо указанного, у Эко есть текстуальные параллели с работами Февра. Например, красивый образ зеркального зала, метафорически характеризующий герметические представления о вселенной, встречается в работах обоих исследователей. Сравните:

[Эко:] [Вселенная] становится одним большим залом, наполненным зеркалами, где каждый объект одновременно является собой и отражает множество других объектов… Герметическая мысль покоится на том, что язык туманен и многозначен, и чем больше он использует символов и метафор, тем более он подходит для именования Единого, в котором и происходит совпадение противоположностей. Но там, где совпадают противоположности, принцип идентичности исчезает[246 - Eco U. Interpretation and Overinterpretation. P. 151.].

[Февр:] Здесь мы вновь находим древнюю идею микрокосма и макрокосма, или, если хотите, принципа универсального соответствия. Эти соответствия на первый взгляд представляются в той или иной степени скрытыми, но должны быть прочитаны и расшифрованы. Вся вселенная предстает большим театром, наполненным зеркалами, ансамблем иероглифов, нуждающихся в расшифровке. Все есть символ, все скрывает и излучает тайну. Принцип непротиворечия, исключения третьего, линейной причинности заменен включением третьего и синхроничностью[247 - Faivre A. Access to Western Esotericism. P. 10.].

В своем романном творчестве Эко также опирается на исследование западного эзотеризма – в частности, в «Пражском кладбище» он воссоздает мир Парижа конца XIX века, перенасыщенный тайными обществами и разного рода эзотерическими мыслителями. Фактически весь текст романа базируется на исторических реалиях, лишь главный герой – выдуманное лицо, связующее эти реалии. Во многом данные для своей реконструкции Эко взял из книги известного итальянского социолога религии Массимо Интровинье «Исследование сатанизма. Сатанисты и антисатанисты с XVII века и до наших дней»[248 - Introvigne M. Indagine sul satanismo. Satanisti e anti-satanisti dal Seicento ai nostri giorni. Milano, 1994.]. Заметно знакомство Эко и с другими, менее академическими работами по теме. Например, в сцене с описанием черной мессы в «Пражском кладбище» легко угадывается интертекстуальный диалог между романом Гюисманса «Без дна» и «Оккультным» Колина Уилсона. Эко в своем тексте исправляет описание черной мессы из романа «Без дна» согласно замечаниям Колина Уилсона. В частности, Уилсон упрекает Гюисманса в «обилии мерзости и отвращения», которое «едва ли может способствовать тому, чтобы месса казалась нечестивой, ибо кому бы захотелось стать свидетелем столь тошнотворного зрелища?»[249 - Уилсон К. Оккультное. С. 459.]. Эко делает зрелище мессы более привлекательным для современного читателя, тем самым демонстрируя ее отвратительность[250 - См.: Эко У. Пражское кладбище. М.: Астрель, 2012. С. 491–498.].

Очевидны связи «Маятника Фуко» с работами по каббале Гершома Шолема и Моше Иделя. Их нет смысла даже подтверждать, так как вся структура «Маятника Фуко» строится вокруг древа сфирот и постоянных реминисценций к текстам, реалиям и персоналиям из мира каббалы. При этом очевидно, что каббалу Эко делит на два типа: «неокаббалу», порожденную синкретизмом современного мира, и каббалу иудейскую[251 - Здесь можно провести параллель с предисловием к «Каббала: Новые перспективы», где Идель предлагает сходное разделение: «Сначала каббала превратилась из темного учения, которого придерживались немногочисленная еврейская элита и отдельные христианские каббалисты, в некий тип знания, которое повсеместно изучают самые разные люди, как евреи, так и не евреи. Это изменение в среде читателей каббалистических книг было очень существенным, и благодаря ему по всему миру возникли центры изучения каббалы, появились сайты в интернете, бесконечное количество популярной литературы, которая распространяет, популяризирует и вульгаризирует разные аспекты того, что ее авторы считают каббалой» (см.: Идель М. Каббала: Новые перспективы. М.: Гешарим, 2010. С. 9).]. Аргументируя последнее положение, приведем in extenso характерную цитату из работы Эко, формально никак не связанной с проблемами западного эзотеризма. Этот текст наглядно иллюстрирует не только историософию Эко, в которую он вписывает западный эзотеризм, но и его эмоциональное отношение к описываемому феномену. В «Истории красоты», касаясь искусства второй половины XIX века, он, в частности замечает:

Декадентская религиозность выделяет в религиозном культе только ритуальные, причем желательно двусмысленные, моменты и преломляет в болезненно-чувственном ключе мистическую традицию. Религиозность ? rebours (наоборот – фр.) устремляется в иное русло – к сатанизму. Отсюда не только лихорадочная приверженность к сверхъестественным явлениям, новооткрытие магии и оккультизма, каббалистика, не имеющая ничего общего с подлинной иудейской традицией, возбужденный интерес к проявлениям демонического начала в искусстве и в жизни (лучший пример в этом смысле – роман Гюисманса «Там внизу»?– L?-bas), но и участие в самой что ни на есть практической магии и вызывании дьявола или же прославлении расстройства чувств, садизма и мазохизма, взывание к Пороку, превознесение извращенных, тревожных, жестоких образов – эстетика Зла[252 - Эко У. История красоты. М.: Слово, 2006. С. 336–337.].

Умберто Эко и исследование западного эзотеризма

Все это заставляет нас прийти к выводу о несамостоятельности и сравнительно слабом источниковом базисе концепции Эко. Вернее будет определить два аспекта концепции герметического семиозиса: 1) теория интерпретации, выявленная Эко на основе анализа значительного массива текстов, принадлежащих сфере западного эзотеризма; 2) значительные теоретическо-философские обобщения, касающиеся истории культуры и этики, покоящиеся преимущественно на второисточниках, уже проведенных другими исследованиях. Именно во второй части теория Эко выглядит очень слабой и устаревшей. Несмотря на развитие сферы исследований западного эзотеризма с 1990?х годов, построения Эко не учитывают исследования европейской или американской школ, которые в значительной степени девальвируют его общие рассуждения. Все это итальянскому семиотику попросту неинтересно, поскольку для себя он уже нашел необходимые ответы.

Сами исследователи западного эзотеризма не могут не замечать вклада Эко в развитие сферы исследований, но предпочитают дистанцироваться от крайностей его подхода. Так, в одном из интервью Массимо Интровинье достаточно полно охарактеризовал взгляд Эко как устаревший:

Быть может, вы помните старый роман Умберто Эко «Маятник Фуко», вышедший в 1988 году. Роман очень интересный, но по прочтении вы получаете стойкое впечатление, что эзотеризм – область одних фанатиков. Я знаю Умберто Эко и несколько раз обсуждал с ним эту тему. Он все еще продолжает придерживаться убеждения, что, как он сам это выражает, «Генон ничуть не более серьезен, чем колдун Отельма (Otelma the magican)». Отельма – самопровозглашенный оккультный гуру, часто мелькающий по итальянскому телевидению, для Эко это синоним оккультного шарлатана… многие ученые, в особенности в Европе (быть может, их меньше в Соединенных Штатах), все еще разделяют взгляд Эко на эзотеризм… Для нас сейчас одним из самых главных вызовов современности является создание полной программы изучения истории и современного состояния западного эзотеризма, убрав при этом часть, где мы вынуждены будем доказывать, что изучать эзотеризм нужно и важно, а, напротив, приняв как данность, что сейчас многие коллеги и студенты считают такие исследования совершенно нормальными…[253 - The Newsletter of the European Society for the Study of Western Esotericism. 2012. Vol. 3. № 2. P. 11.]

Из слов Интровинье видно, что проблема с теорией герметического семиозиса вовсе не в том, что она ошибочна, а в тех выводах, которые Эко на основании этой теории делает. С одной стороны, он нивелирует значение работ и личностей адептов западного эзотеризма, считая их одержимыми особым типом истолкования, с другой – распространяет на них обвинение в криптофашизме, фактически полностью закрывая тему для безоценочного научного исследования описываемой сферы. Любому человеку, знакомому с современным состоянием исследований в сфере западного эзотеризма, ясно, что давать однозначные оценки и рубить сплеча здесь невозможно, так же как и недопустимо судить о целом на основании части, что делает Эко в своих «Пяти эссе на тему этики», выделив критерии не эзотерики в целом, а лишь одного ее крыла – интегрального традиционализма, который действительно имеет ряд пересечений с фашизмом[254 - Интересно, что представители интегрального традиционализма узнали в этом, с точки зрения Эко, сборном портрете свое учение и выступили с критической статьей, в которой обосновывали идеи неверной интерпретации Эко их учения и приписывание ему тех черт, которых оно на деле не несет. Подробнее см. эссе Али Лахани (Ali Lakhani) «Umberto Eco, Fascism and Tradition». О связи интегрального традиционализма, праворадикальных движений и маргинальной религиозности см.: Носачев П. Интегральный традиционализм: между политикой и эзотерикой // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2013. № 4. C. 203–222.]. Кроме того, нельзя не отметить и опасности слепого применения теории Эко в более широком контексте, ведь антиномия рационализм – иррационализм, на которой он основывает свое неприятие герметизма, чрезмерно широка. В той или иной степени к иррациональному можно отнести значительную часть сферы религиозного, а рассуждения по аналогии, включающие системы подобий, легко находятся и в христианской экзегезе, а не только в корпусе герметических текстов.

При этом, конечно, теория Эко небезынтересна, ведь он выделил одну важную характеристику символического отношения к миру адептов западного эзотеризма, которую назвал «герметическим семиозисом». Такой способ мышления действительно можно обнаружить при знакомстве с текстами адептов, причем во все века. Эвристическую ценность такого подхода сложно переоценить, но насколько широко его можно использовать и какие выводы из этого делать – вопрос будущего. Кроме того, популяризация описанных идей в романном творчестве мыслителя не могла не привлечь к ним интерес широких кругов, в том числе и ученых, профессионально не связанных с темой, но по стечению обстоятельств столкнувшихся с реалиями западного эзотеризма, которые им оказалось необходимо как-то описать и проинтерпретировать. Здесь идеи Эко обретают жизнь вновь и даже могут стать методологической рамкой для проведения исследования. Так, в вышедшей недавно книге известного американского филолога Теодора Циолковского «Прелесть тайны: Литература культа и конспирологии» виден глубокий отпечаток подхода классического рационализма к западному эзотеризму, преимущественно воспринятого через романное творчество Эко. В книге много отсылок к работам Эко, как прямых, так и косвенных[255 - Вот лишь неполный перечень прямых: Ziolkowski T. Lure of the Arcane: the Literature of Cult and Conspiracy. Baltimore, 2013. P. 7, 9, 173–174, 188–190, 195, 196, 199.], но при этом очень мало упоминаются работы ученых-специалистов. Так, нет вообще ссылок на исследование новоевропейского или американского подхода, в основном выстраивание картины идет в русле книг Йейтс[256 - См. третью главу: Ziolkowski T. Lure of the Arcane. P. 46–64.], теоретических размышлений Зиммеля и взглядов Хабермаса[257 - См. первую главу: Ziolkowski T. Lure of the Arcane. P. 1–10.]. Но, повторим, главной во всем тексте является интенция, почерпнутая именно у Эко[258 - Здесь, конечно, следует отметить, что профессор Циолковский не ставил себе задачу исследования западного эзотеризма, цель его более филологическая, чем религиоведческая или историческая. Так, он пишет: «Моя работа призвана просто идентифицировать специфические тексты в контексте истории тайных обществ или „теории заговоров“, активирующих их в качестве образцовой модели привлекательности таинственного, что происходило вновь и вновь начиная с античности в разных обществах и культурах. Иными словами, проиллюстрировать диахроническую привлекательность для многих предшествующих поколений того, что известно сегодня как „литература теории заговора“ (conspiracy fiction), и ее развитие как жанра» (Ibid. P. X.).].

Но выраженная Эко перспектива рассмотрения западного эзотеризма нашла продолжение не только в кругах исследователей-специалистов. Можно заметить, что в своей позиции Эко зафиксировал и подытожил взгляды многих современных интеллектуалов, склонных к строгому рационализму. Для подтверждения этой мысли обратимся к одной из последних работ известного британского литературоведа и культуролога неомарксистского толка Терри Иглтона. Формально Иглтон никак не связан с исследованиями западного эзотеризма. В отличие от Эко, в его трудах нет даже особого интереса к формам нетрадиционной религиозности. Тем любопытней, что в книге «Культура и смерть Бога» он имплицитно проводит вполне четкую линию их оценки. Для Иглтона эзотеризм и оккультизм (а эти термины он изредка употребляет[259 - См.: Eagleton T. Culture and the death of God. New Haven; London: Yale University Press, 2014. P. 21, 22, 28, 31, 191.]) являются тенью христианства, порожденной необходимостью компенсации той колоссальной утраты, которую понесло общество, отказавшись от цельной религиозной картины мира. Именно в этой травме Иглтон видит причины обращения к эзотеризму многих мыслителей эпохи Нового времени – таких, например, как Джон Толанд[260 - Ibid. P. 21–22.]. Для них идея знания, доступного лишь элитарной группе посвященных, стала критерием возможности чего-то необъяснимого, это знание не для всех было антитезисом знания толпы, руководимой священством, знания, в котором уже точно не было ничего истинного. Иглтон обвиняет общество Просвещения в неумолимом регрессе к мифологическим формам мышления, выраженном как в элитарной культуре в форме декаданса и романтизма, так и в массах в форме «товарного фетишизма, одной из форм примитивной магии»[261 - Ibid. P. 60.]. Именно такой регресс приводит к широкой популярности различных форм западного эзотеризма в XIX–XX веках и современности. Для Иглтона, в общем-то как и для Эко, эзотеризм – форма бегства от разума, но сама идея этого бегства появляется лишь потому, что разум не оправдывает своих притязаний на вселенское господство. Рационализм и порожденная им секулярная культура не способны в полной мере заменить религию, именно поэтому в обществе возникает ее суррогат – эзотеризм. Книга Иглтона завершается красноречивым пассажем, в котором он подводит итог современному положению религиозных верований в обществе. Этот пассаж стоит привести in extenso:

Это тип мягкотелой уцененной религиозности, которую следовало ожидать от полностью материалистического общества. Мутное чувство тайны – единственная форма веры, к которой такие твердолобые общества могут стремиться, равно как грубый юмор комфортнее всего воспринимается начисто лишенными чувства юмора. Те, кто не может постичь конца Уолл-стрит, вполне способны верить в Каббалу. Не удивительно, что сайентология в одной упаковке с суфизмом, разношенным оккультизмом и готовой услужить трансцендентальной медитацией должны фигурировать в качестве модного времяпрепровождения среди богачей или что Голливуд обращает свой взор к индуизму. Убежденные отрицатели веры на деле оказываются верящими во все подряд фантазерами… И все же вся эта легко доступная потусторонность на самом деле форма атеизма. Это – способ чувствовать себя возвышенным без беспокойства Бога[262 - Eagleton T. Culture and the death of God. P. 191–192.].

Любопытно, что эта развернутая характеристика Иглтона почти дословно воспроизводит мысль Умберто Эко, высказанную им в одном из эссе. Эко писал:

В рамках существующих религий нам слишком тесно: от Бога мы требуем большего, чем способна дать нам нынешняя христианская вера. Поэтому мы обращаемся к оккультизму. Так называемые оккультные науки не раскрывают никаких подлинных секретов: они лишь обещают нам некое тайное знание, способное объяснить и оправдать что угодно. Главное преимущество этого обещания в том, что оно позволяет каждому наполнить „потайной ларец“ собственными страхами и надеждами… Я глубоко уважаю христианские традиции – в качестве ритуалов, позволяющих примириться со смертью, они и сегодня выглядят куда осмысленнее, чем их чисто коммерческие альтернативы[263 - Эко У. Люди, которым нужно нечто большее, чем Бог (http://umbertoeco.ru/ljudi-kotorym-nuzhno-nechto-bolshee-chem-bog/ (дата обращения: 30.06.2022)).].

Это удивительное совпадение мнений лишь подтверждает, что подход классического рационализма наиболее близок современным интеллектуалам, когда они вынуждены оценивать современную нетрадиционную религиозность. Конечно, здесь можно усмотреть и еще одно сходство: и Иглтон, и Эко – люди, воспитанные в традиционной христианской культуре, и, несмотря на их современные взгляды, такая неприязнь к эзотеризму вполне находит подтверждение в апологетическом дискурсе (по выражению В. Ханеграаффа), присущем христианскому образованию и воспитанию. Согласно Ханеграаффу[264 - О его теориях см. ч. 3, гл. 4.], именно этот дискурс при объединении с рационализмом и создал то отношение к эзотеризму, которое мы здесь именуем рациональным подходом. Пожалуй, столь недвусмысленное противопоставление эзотеризма и христианства с очевидным сравнением в пользу последнего в текстах обоих авторов удачно подтверждает нашу мысль.

При этом стоит заметить, что сам Эко прекрасно понимал, что его проект по выявлению опасности герметического семиозиса в истории культуры обречен на провал. Главной причиной этого выступает тотальность самого семиозиса, ведь даже аргументы, направленные на его разоблачение, с легкостью могут быть подвергнуты все той же безграничной интерпретации, после чего обратятся в свои полные противоположности. Именно об этом можно прочесть в «Маятнике Фуко», где в заключительной сцене романа герой, потерявший все из?за увлечения игрой в интерпретацию, сидит и ждет смерти от рук последователей тайного общества, предаваясь таким размышлениям:

Написал я или нет, неважно. Они все равно будут искать второй смысл, даже в моем молчании. Так уж они сделаны. Они слепы к Откровению. Мальхут есть Мальхут и все тут. Но попробуйте это им объяснить. У них нет веры. Так уж лучше оставаться здесь, ждать, любоваться холмами. Они очень красивые[265 - Эко У. Маятник Фуко. СПб.: Simposium, 2000. С. 754.].

По мнению Эко, объяснить что-либо принявшим герметический семиозис как единственную систему истолкования невозможно. Он, подобно раку (не случайно именно от этого заболевания умирает один из героев романа), разъедает критический разум. Конечно, не стоит истолковывать такое отношение в полностью пессимистичном ключе. Значительную часть творчества последних лет своей жизни Эко посвятил разъяснению пагубности герметического семиозиса и воспитанию уважения рациональности и толерантности к традиционным религиям, но герметический семиозис как способ интерпретации все равно продолжает существовать и активно распространяться. Поэтому все равно остается лишь «…ждать, любоваться холмами…».

Глава 5

Перевернутое отражение

Наследие Дж. Уэбба: общий обзор

У русскоязычного читателя имя Джеймса Уэбба (1946–1980) не вызывает ровным счетом никаких ассоциаций. Британский исследователь остался почти незамеченным отечественными учеными, обращавшимися к теме западного эзотеризма[266 - Пожалуй, единственным исключением здесь является П. С. Гуревич, ссылающийся на Уэбба в монографии «Возрожден ли мистицизм?». Гуревич характеризует Уэбба как «известного английского публициста, исследователя мистицизма» (Гуревич П. С. Возрожден ли мистицизм? С. 188).]. Между тем Уэбб с полным основанием может быть назван самым полным выразителем подхода классического рационализма. За свою недолгую карьеру ему удалось создать всеобъемлющую концепцию западного эзотеризма, описав с ее помощью колоссальный пласт разнородных явлений конца XIX – начала XX века. Отметим, что и у зарубежных исследователей, как ни странно, работы Уэбба не пользуются большой популярностью. О них знают, ссылки на его исследования мы можем найти во всех основных работах по теме[267 - Goodrick-Clarke N. The Western Esoteric Traditions: a Historical Introduction. P. 22, 187; Goodrick-Clarke N. Western Esotericism in the United Kingdom // Hermes in the Academy. P. 129; Stuckrad Kocku von. Western esotericism: A Brief History of Secret Knowledge. P. VII; Faivre A. Western Esotericism: Western Esotericism: A Concise History. P. 108; Faivre A. Access to Western Esotericism. P. 110; Hanegraaff W. Esotericism and the Academy: Rejected Knowledge in Western Culture. P. 217, 221, 313, 355; Hanegraaff W. Forbidden Knowledge Anti-esoteric Polemics and Academic Research. P. 226; Pasi M. The Modernity of Occultism: Reflections on Some Crucial Aspects in Hermes. P. 62; Hanegraaff W. New Age Religion and Western Culture. P. 260, 436, 446, 496, 508; Hanegraaff W. Beyond the Yates Paradigm: The Study of Western Esotericism between Counterculture and New Complexity. P. 24.]