Замкнутый круг

Когда Келси проснулась, комната показалась ей прохладной и темной. Она лениво потянулась, неохотно расставаясь с картинами праздничного вечера, которые преследовали ее даже в глубинах сна: яркий свет, музыка, цветы, голоса. Стремительное вращение рулеточного колеса, молниеносный бросок костей, карты на зеленом сукне. Кажется, она просадила половину того, что Гейб выиграл в блэкджек, но он вернул почти все, отыгравшись в кости.

Но лучше всего Келси запомнился сам Гейб. Каким внушительным и даже опасным он выглядел в темном вечернем костюме, как зорко его непроницаемые голубые глаза следили за вращением колеса рулетки, за скользящими по сукну картами, за прыгающими кубиками с черными точками на боках. И когда эти глаза вдруг задерживались на ней, у Келси перехватывало дыхание.

Когда же и вечер, и толпы гостей, и неумолчный шум множества голосов остались позади, они поднялись в номер, легли, и умные, чуткие руки Гейба стали играть ее телом, исторгая из груди Келси гортанные, хриплые стоны и будя один за другим все более темные, глубоко запрятанные желания.

Он проделывал с ней нечто невообразимое – такое, что Келси всегда считала непозволительным, не говоря уж о том, чтобы мечтать о чем-то подобном.

И вот теперь, едва пробудившись, Келси подумала о том, что ее тело все еще помнит негу и ласку, сладострастную истому и восторг высшего наслаждения. Еще не открыв толком глаза, она протянула руку и захлопала ею по одеялу, желая снова прикоснуться к нему, но Гейба рядом не было.

Все еще полусонная, Келси села на постели и обнаружила, что она в спальне одна.

Ну, это ему так просто с рук не сойдет, решила она и, выбравшись из постели, накинула халат и отправилась в гостиную.

В гостиной горел свет; он на мгновение ослепил ее, и Келси встала на пороге, отчаянно зевая и пытаясь завязать пояс халата.

– Который час? – спросила она.

– Начало одиннадцатого. – Наоми наливала кофе из кофейника, стоящего на подносе. – Ты вовремя проснулась, завтрак только что подали.

– Завтрак? Начало одиннадцатого? – Келси протерла глаза. – А Гейб?

– Он с самого утра на ипподроме.

– Но… – Она наконец почувствовала себя проснувшейся. – Наглец! Он обещал, что обязательно возьмет меня с собой.

– Гм-м… – Наоми налила вторую чашку – для Келси. – Мне он сказал, что ты спала как сурок и что, когда он попытался тебя разбудить, ты велела ему убираться прочь и никогда больше не возвращаться.

– Лгун! – возмутилась Келси. – Не могла я такого сказать. Наверняка он это придумал, чтобы оправдаться.

Она подсела к столику и отпила горячего кофе.

– Наверняка он хотел, чтобы ты как следует отдохнула.

– Он мне не нянька, а любовник! – выпалила Келси и покраснела. Как-никак Наоми все-таки была ее матерью, хотя их отношения с самого начала строились как отношения двух взрослых, независимых друг от друга людей.

– А почему ты здесь? – Келси решила сменить тему. – Я думала, что ты тоже будешь на тренировочном круге.

– Для нас эта скачка не особенно важна. Полторы мили… – Наоми пожала плечами и стала намазывать черничный джем на треугольный тост. – Главное, чтобы Прилив не упустил своего призового места. Теперь на это можно надеяться, поскольку арканзасский жеребец не выступает.

– Не выступает? Но почему? Что с ним случилось?

– О, разве я тебе не сказала? Он захромал на вчерашней тренировке – потянул связки на передней ноге. Я была уверена, что сказала тебе.

Келси обиженно поджала губу.

– Я чувствую себя чужой на этом празднике жизни, – заметила она и с аппетитом вонзила зубы в большой бутерброд с ветчиной. – Грустно стоять на улице, прижимаясь носом к холодному стеклу, когда другие едят пирожные и печенье.

– Прости, Кел. Просто все мы слишком за тебя переживаем, и тебе придется как-то с этим мириться. Когда я думаю о том, что могло случиться… – Она вздохнула и стала намазывать джемом очередной тост. – Ладно, не будем углубляться в эту тему. Выражение твоего лица как будто говорит: «Ах, не вмешивайтесь не в свое дело». Нечто подобное я часто видела в зеркале, поэтому и знаю…

– Я не хотела сказать «не лезьте». Я хотела сказать – «не надо обо мне беспокоиться». – Келси улыбнулась.

– Ничего не попишешь – любая мать, даже не очень хорошая, не может не беспокоиться. Ну, ладно, ешь свой завтрак – Гейб строго-настрого наказал мне проследить за тем, чтобы ты не уходила голодная.

– Снова Гейб!

– Мне почему-то кажется, что он тебя любит, и ты это знаешь.

– Знаю.

– А тебе известно, что он без ума от тебя? На лице Келси расплылась улыбка.

– Ты так считаешь?

Наоми только расхохоталась в ответ.

– Ты же знаешь, Кел! Как это восхитительно и вместе с тем страшновато, когда мужчина так увлечен тобой!

– Да. И вдвойне восхитительно и страшно, когда и ты увлечена им с не меньшей силой. Возможно, кому-то может показаться, что после развода я слишком быстро нашла новый объект для моих нежных чувств, но…

– Не мне тебе говорить, Келси, но ты и твой бывший муж не жили вместе больше двух лет. Развод был просто формальностью.

– И все-таки… – Келси покачала головой. – Я не перестаю об этом думать только потому, что это выглядит не слишком правильно. Зато я чувствую, что все в порядке, все правильно.

Келси опустила глаза, искренне надеясь, что чутье не обмануло ее и она выбрала для своих вопросов подходящий момент.

– Скажи, когда вы с папой развелись, ты все еще любила его? Прости, но… – Она подняла взгляд на Наоми. – Вчера мне сказали одну вещь, и мне хотелось бы знать, верно ли это. Если не хочешь, можешь не отвечать – я все пойму.

– Однажды я уже обещала тебе, что я попытаюсь честно ответить на любой твой вопрос…

Но это был непростой вопрос. Он разбередил старую рану – рану, о которой Наоми удалось забыть.

– Да, я продолжала любить его. Вопреки всему я любила его еще долгое время, даже тогда, когда стало ясно – надеяться на что-то просто глупо. И тогда я рассердилась – на него, на себя саму – и решила доказать всему миру, что такие пустяки не могут меня волновать.

– Так вот почему ты…

– Ударилась в загул? – закончила Наоми. – Стала посещать вечеринки, давая пищу для новых сплетен? Стала открыто появляться в обществе мужчин и время от времени устраивать небольшие, но памятные скандальчики? Да, поэтому. Во всяком случае – частично. Просто я не в силах была признать, что потерпела неудачу. Мне хотелось, чтобы Филипп страдал, чтобы он не спал по ночам, страдая из-за того, как я использую неожиданно свалившуюся на меня свободу. В чем, в чем, а в этом я, несомненно, преуспела, поскольку моими стараниями он отдалялся все дальше, так что в конце концов то, чего я желала больше всего на свете, стало мне недоступно.

– Ты хотела вернуть его?

– Очень. До отчаяния. И в то же время я была слишком самонадеянна, ибо считала, что мне удастся вернуть его на моих – и только на моих – условиях.

– А Алек Бредли? – Келси увидела, как Наоми поморщилась, но все же заставила себя закончить:

– Ты использовала его, чтобы заставить папу страдать?

Наоми отставила кофе и глотнула холодной воды прямо из кувшина.

– Наверное. Сейчас мне кажется, что это была моя последняя надежда – перчатка, которую Филипп наконец поднимет. Бредли был равен Филиппу по происхождению и воспитанию, но репутация у него была самая отвратительная.