– Еда сама к нам пришла!
– Большая игуана!
– Окружай!
Громче всех вопила, размахивая кривой дубиной, Крученая Губа. От волнения она раскраснелась, глаза горели, на закушенной губе выступила кровь.
Необыкновенно крупная игуана размером с двух матерых аллигаторов в ужасе металась внутри живой изгороди. Вылезший из земли корень тиса крепко схватил ее за лапу. Несчастная дергалась и вертелась вьюном, но освободиться не могла. От каждого рывка петля затягивалась туже. Животное глубоко расцарапало землю, искромсало ствол.
– Какая сильная! – перешептывались охотницы.
– А когти – смерть! Голову отсечет – моргнуть не успеешь.
На таких ящериц даже бывалые воины опасались охотиться, потому что в ловкости и силе нет этим тварям достойного соперника. Мелькнет молнией коготь – и потроха горе-охотника вывалятся под ноги, не соберешь.
– Пока мужчины развлекаются на празднике, поймаем чудовище и накормим детей, – решили женщины.
– Поймаем? Она чудовище.
– Справимся. Мужчине бог дал силу. А женщине ум. В трудные времена ум важнее силы.
– Обойдем игуану против солнца. Только тихо.
Игуана замерла, пытаясь слиться с оградой, ее изумрудные бока медленно перекрасились в цвет жухлой осоки. Лишь изредка из щели рта молнией взлетал, пробуя воздух, раздвоенный блестящий язык.
Шаг за шагом охотницы, крадучись, сокращали расстояние до жертвы. Голод ослабляет руки, зато зрение, обоняние и слух при этом становятся острее.
Если двигаться медленно-медленно, как изменяются облака в безветренную погоду, ящерица не заметит врага. Поэтому даже моргнуть на полресницы нельзя, а если невидимой паутиной резанет по зрачку – плачь, но терпи, иначе добычи не видать. Шаги нужно делать мелкие и бесшумные. Такой походке учится каждый годовалый ребенок, иначе не стать ему удачливым воином.
Ближе и ближе подходили охотницы к игуане. Она их заметила, но с места не двинулась, лишь изменила окрас на спине.
Резко взлетела дубинка Крученой Губы, удар пришелся по хвосту. Я добавила чуть выше.
Позвонки громко щелкнули и длинный, в полтуловища хвост с каменным хрустом отвалился к нашим ногам. Он извивался, размазывая темную кровь по траве. Мощная струя густым фонтаном окатила охотниц. Они отступили, вытирая лица.
Игуана беспомощно оглянулась. В неподвижных синих глазах я разглядела себя, кровавую убийцу, отраженную тысячу раз.
Тысяча убийц держала в руках тысячу дубинок. Вот такими глазами смотрела игуана на меня.
Синий взгляд пронзил душу.
Мама всегда восторгалась ловкостью и умом этих животных. Она говорила, что в ящерице живет два существа. Одно – морское, а другое – небесное. Поэтому у них два сердца и два мозга, а тайный разум спрятан в косточке, которая надламывает хвост.
Но обмануть охотников игуана так и не смогла. Кто польстится на хвост, тому мозгов не видать. Так у нас говорят о лентяях. Охота продолжалась.
Медленно – медленно над головой игуаны поднялась заслоненная ветками дубинка Крученой Губы.
– Беги, глупая! – вдруг закричала я и, подцепив петлю, ослабила захват на когтистом пальце. – Беги, не оглядывайся! Кыш! Кыш!
Отекшая лапа дернулась, выскользнув из ловушки. Игуана протиснула обрубок туловища сквозь расшатанные прутья и, тяжело стуча когтями, скрылась за валунами.
Крученая Губа бросилась следом, вопя:
– А-а-а! Бей, уйдет!
Но никто из охотниц не тронулся с места. Кто не знает, что за ящерицами бегают только ящерицы!
Смешно ловить молнию или бегущую игуану.
Крученая Губа вернулась, проклиная мгновение, когда моя дурная голова прорезалась в этот мир. Она в раздумье остановилась над сброшенным хвостом. Он лежал перед ней, как огромный кусок мяса, и в месте надлома еще дымился, будто его только что отварили.
Крученая Губа попробовала поднять подарок, но тяжелый хвост выскользнул в грязь. Она посмотрела на меня, что-то обдумывая.
– Грохнуть бы тебя вместо ящерицы – и на вертел! – ее голос заскрежетал, как скребок по чешуе каймана. – Если бы не твоя жалкая трусость, у нас было бы еды в пять раз больше.
– Если б ты убила ее сейчас, через месяц игуан уменьшилось бы ровно в тысячу раз, – ответила я.
– Думаешь, она оставит приплод в камнях? Как бы ни так! Засуха спечет ее тухлые яйца.
– К тухлым яйцам тебе не привыкать.
Крученая Губа вскрикнула что-то вроде: «Уйю-пуйю!», и кривая дубинка с шумом описала круг над моей головой:
– Пусть твой отец вождь, зато мой – Старший жрец. Мы равные.
– Наше равенство, как у скунса с кетсалем.
Моя дубинка тоже умела рисовать свистящие фигуры. На этот раз я изобразила что-то вроде жалкого скунса.
Крученая Губа раскрутила дубинку солнышком:
– Не зазнавайся, – сказала она. – Мой отец – страж смерти. Он мастер пыток. Если захочет, твоя мать сама отдаст ему хрустальный череп.
Ее взлетевшая дубинка рассказала всему свету о черепе, о великой тайне.
– С какой радости Жабий жрец заберет сокровища моей матери?
– С той радости, что принцесса родилась с трубкой в зубах и постоянно храпит, закатив синие манго под лоб.
Дубинка Крученой Губы нарисовала, как пар над котлом устремляется к небесам.
Тут в спор вмешалась Маленькая Лилия и пропищала:
– В секретном сундуке свернулись сорок ядовитых змей. Если Жабий жрец откроет его, они плюнут в глаза и откусят длинный нос.
– «Длинный нос»? Я знаю, как вас обеих накажет «Длинный нос». Слышала.
Дубинки скрестились.