Служанка Его Светлости, или Как разорить герцога

Глава 9

В день праздника все были в радостном возбуждении, даже обычно хмурая Лотта ходила с улыбкой на губах. Двор украсили еловыми ветвями и цветными лентами, развесили колокольчики, что нежно звенели, подрагивая на ветру.

Когда солнце опустилось к горизонту, окрасив двор багрянцем, оставшиеся в замке охранники развели костёр. Нежные голубые лепестки пламени робко распустились над хворостом, пробовали угощение и, набирая силы, наливались оранжевым и алым. Скоро костёр загудел, затрещал, выплёвывая искорки в тёмное небо.

Замковые ворота стояли открытыми, и в них потянулся народ. К ночи вокруг замка стало так людно, что приходилось поработать локтями, чтобы пробраться куда-то.

Люди тихо переговаривались, в ожидании чего-то. Мы с Леви устроились на крыше конюшни.

– Там внизу ты ничего не увидишь, – подавая мне руку, сказал юноша. Ему не пришлось меня уговаривать, любопытство победило.

Я разглядывала разномастную толпу. Девушки были наряжены в двухцветные блио, или тёплые платья, которые сверху прикрывали шерстяные плащи. Волосы у многих были распущены или переплетены цветными лентами. Вместо заколок – еловые веточки.

Парни тоже принарядились в нарядные котарди, явно хранившиеся для таких вот случаев и узкие штаны. Мужчины постарше предпочитали более длинные и просторные упелянды, что помогали скрыть раздобревшую с годами фигуру.

Скоро толпа чуть расступилась, и во двор вошли трое: старец с длинной окладистой бородой почти до пола и двое подростков, лет тринадцати.

Наверное, священнослужители, подумала я и не ошиблась.

Старик был бодр для своего внушительного возраста. Двигался легко, стремительно. Тяжёлый посох в руке явно служит не для того, чтобы на него опираться. Этакой толстенной палкой удобнее обороняться. Одет он был в длинный, белый балахон, подпоясанный узорчатым, тканым, трёхцветным поясом. На груди висел медальон, поблёскивая в зареве костра. Что на нём изображено, мне разглядеть не удалось. Поверх балахона на старце был тёмный плащ, подбитый мехом.

Мальчишки, его сопровождавшие, были наряжены в белые туники и плащи. На шее – деревянные амулеты.

Гул толпы смолк. Возле костра освободилось пространство, и вперёд вышел Дюк с огромным караваем в руках. На хлебе высились фигурки птиц из теста.

Рядом с поваром стояли Леопольд и Грета, в нарядных одеждах.

Старик отломил кусочек от каравая, что-то говоря мерным речитативом, наверное, молитву. Потом воздел руки, будто благословляя всех. Его речь закончилась. Жрец стал отламывать кусочки от хлеба, раздавая всем желающим. Никто не толкался, не старался урвать лишний кусочек. Люди подходили по одному, принимали угощение и кланялись, а старик дотрагивался до плеча или головы, что-то говорил.

Леви одним движением спрыгнул с крыши:

– Сейчас и нам возьму пирога! – Махнул он мне.

Парень ловко протиснулся в толпе, как вёрткий уж, даже не задел никого. И вот он уже стоит подле старца кланяясь. Ещё минута и конюх снова на крыше.

– Держи – протянул он мне ломоть каравая.

Я не стала расспрашивать, что значит этот обряд. Слишком это будет подозрительно. Откусила угощение. Вкусно! Какой-то вид пирога с сушёными ягодами. Похож на наш пасхальный кулич.

«Официальная» часть была окончена. Внизу стало шумно. Старца усадили поближе к огню. Полились звуки скрипки, я удивлённо огляделась, разыскивая музыканта. Им оказался Свен. Он держал на локтевом сгибе странный инструмент. И правда похожий на скрипку, только грушевидной формы и с более коротким грифом, а колковая коробка и вовсе загнута вниз. Смычок больше напоминал маленький лук. Как узнала потом, называлось сие чудо ребек. Звуки он издавал немного пронзительные, но в целом приятные, для сельских танцев самое то.

В толпе стали передавать кружки с элем, деревенские женщины угощали принесёнными пирожками и булочками. Леви предпринял ещё одну вылазку и вернулся с питьём. Я осторожно пригубила. Приятный слабоалкогольный напиток, совсем не то, что предлагают у нас в барах. Эль отдавал нотками разнотравья и фруктов.

Народ оживился, ребек звучал маняще и настойчиво, потянулись танцевать первые парочки. Возле костра освободили место для плясок. Девушки кружились с парнями. Чуть поодаль за ними наблюдали женщины в годах: матушки и тётушки. Мужчины постарше тоже сбились в кучки, что-то бурно обсуждая.

Ближе к ограде загорелись ещё костры, куда водрузили жариться мясо и сосиски, истекающие ароматным соком. Двор наполнился чудесными запахами.

– Пошли и мы станцуем? А, сестрица названная, – подмигнул мне Леви, протягивая руку.

Подобрав юбки, слезла с крыши и вмиг меня затянуло в водоворот толпы. Народ смеялся и пел, сыпались беззлобные шутки.

Мой провожатый ловко пробрался поближе к костру. Танцы были незамысловатые, но очень весёлые. Я кружилась и прыгала, ведомая моим партнёром. Глаза Леви мерцали отражённым светом костра, на щеках алел румянец. Я заметила несколько ревнивых взглядов, брошенных молодыми девушками. А ведь он и правда хорош. Не той классической красотой, с безупречными чертами. Скорее это очарование юности и задора.

Притомившись, мы устроились у костра. Леви раздобыл нам по паре бутербродов с горячими, ещё скворчащими сосисками, наспех прожевал свой и достал коротенькую флейту. Понеслась ввысь мелодия, где сплелись песни жаворонков и соловьёв. Свен остановился на минуту, потом подошёл к нам и подхватил мотив. Танцующих становилось всё больше. Вот уже и степенные матроны, подобрав юбки, отплясывали с охранниками, лихо исполняя нехитрые па деревенских танцев.

Было людно и весело. На душе в кои-то веки стало спокойно и безмятежно. Впервые я забыла о своём рабском труде, скотском отношении ко мне. На один вечер все стали равны.

Я больше не пошла танцевать. Скоро Леви завлекла симпатичная девушка с чёрными кудрями, которые подскакивали пружинками при каждом движении.

После полуночи в костёр перестали подкидывать дрова, он понемногу угасал, как бы говоря, что и людям пора расходится по домам.

Стало холодней, народ плотнее кутался в плащи. Вдруг кто-то крикнул:

– Смотрите, снег!

Все задрали головы к ночному небу. Медленно с него сыпали крупные снежинки, танцуя под звуки ребека и флейты, порхали над землёй, снова взмывали в небо под порывами ветра.

– Дея благословила нас, – воздел руки вверх жрец, – это хороший знак!

Народ радостно загудел, поздравляя друг друга, желая удачи и счастья. Снова полилась музыка, послышались тосты со всех сторон.

Утомлённая, я наблюдала за остальными, тихо наслаждаясь бесхитростным праздником.

Чуть позже подсела к группе женщин и девушек, слушала их разговоры, выведывая новую для себя информацию и местные сплетни. Меня почти никто не знал в лицо, не стесняясь обсуждать при мне жизнь их Светлостей.

– А вы слышали? – Вклинилась в чей-то рассказ о новых тканях дородная женщина с примечательной волосатой бородавкой на носу, – герцогиня наша свою дочку в монастырь повезла.

– Да неужели? – Спросила соседка.

– Точно тебе говорю, девице скоро шестнадцать исполнится, госпожа её аккурат через неделю после дня Зимы родила.

– Бедное дитя, – покачала головой полная женщина, укутавшаяся в толстый плащ, – и жизни-то не пожила. Просидела в замке взаперти, а теперь только и увидит, что стены монастыря. А всего-то и вины за ней, мамашин грех.

– Беатрис-то её замуж выдать не может, – продолжила та с бородавкой, – как ни крути, кровь благородная в жилах девицы. За деревенского не отдашь, аристократы сами не возьмут. Вот и придётся ей век вековать в обители Басмуса.

Как ни странно, но я и от Бланки слышала, что монастыри находятся в «ведении» бога Неба. А монахинь принято называть невестами Басмуса. Не знаю, не против ли Дея такого «многожёнства» или владычице Земли всё равно, что под опекой её мужа сотни смазливеньких суженых.

– Беатрис хвостом вертела, а девчонка бедная теперь отдуваться должна, – сердито сказала полная матрона, – признали бы Дору внебрачным ребёнком, да и замуж за какого-нибудь захудалого дворянчика отдали. Уж поди на приданое денег хватит с избытком.

– Герцог и слышать о ней не хочет, – не унималась «бородавчатая», – потому и Беатрис поспешила спровадить дочку с глаз долой.

Ага, меня уже в монастырь упекли. Спасибо, матушка. Дыма без огня не бывает. Если пошли про это слухи, значит, и правда Беатрис в любой момент может отправить меня к «жениху» Басмусу. Нет у меня в запасе зимы, теперь я это чётко поняла. Дело сильно осложнилось. Вряд ли Леви согласится сейчас бросить работу. Денег у меня нет совсем. Что ж, как всегда, буду выпутываться из передряг самостоятельно.

Глава 10

К утру, когда давно погасли костры и народ разошёлся по домам, снегопад усилился, накрыв пушистым одеялом землю, украсив башенки замка пышными шапками. Однако стоило солнышку выглянуть из-за туч, и оно тёплыми ладонями смяло лилейный покров, растопило снег, превратив его в лужи, в которых отражались жёлтые лучи.

Грета даже в отсутствие герцогов не спускала с меня глаз. Вот и сегодня, чуть свет, загнала меня в холодный подвал, где хранились продукты. Мне предстояло перебрать все овощи, вымести мусор, почистить полки.

Я накинула на платье свой драный плащ, но он почти не спасал от холода. Руки мои озябли и почти не слушались, пальцы одеревенели. Я уже закончила отбирать испорченные овощи, собрала их в корзины, подобрала отпавшие капустные листы.

Из моей головы не шёл тот разговор, когда я узнала, что меня хотят спровадить в монастырь. Ночью пролежала без сна, не сомкнув глаз. В голове крутился главный вопрос. Когда?

Закончив с подвалом, я поспешила на кухню. Дюк после вчерашнего отсыпался, так что не боялась попасть ему под руку. Я не ошиблась, Бланка одна хлопотала возле печи.

– Дора? Ты голодна? Да ты же совсем продрогла, – заметила она мои посиневшие руки и дрожь, – садись, налью тебе горячего чаю.

Опустившись на лавку, дождалась, пока хлопотунья подаст мне чашку и сядет рядом.

– Бланка, скажи мне, пожалуйста, правду. Меня собираются отправить в монастырь?

На лице поварихи отразился целый букет эмоций: растерянность, стыд, сожаление.

– Дора… Я…, – замялась женщина.

– Пожалуйста, – взяла её ладони в свои, – если ты мне друг, скажи правду.

– Да, деточка. Мне довелось услышать, как об этом говорили Леопольд и Грета.

– Когда?

– Как только вернутся хозяева. Тебе исполнилось шестнадцать. Герцог боится, что твоя тайна рано или поздно покинет стены замка.

– Почему ты не сказала мне об этом?

– Дора, поверь, тебе там будет лучше, – отвела глаза Бланка, – что ждёт тебя здесь? Унижения, жизнь впроголодь? Тебе не дадут покинуть замок и выйти замуж даже за деревенского парня. Бруно дорожит своей репутацией.

– Почему все считают, что вправе решать за меня? – Вскочила я с места, – даже ты. Ладно герцоги, я для них лишь неудобный предмет мебели. Хочешь, в угол задвинь, хочешь выкини за ненадобностью. Но ты? Неужели я не заслуживаю хоть единого шанса?

– На что? – Бланка поднялась, уперев руки в бока, – у тебя его нет. Неужели до сих пор не поняла? У тебя ни документов, ни денег. Ничего. Тебе некуда податься.

Я растерянно смотрела на повариху. Говорить ей, что собираюсь бежать, не буду. При всей своей доброте женщина беспрекословно подчинялась герцогам. Для неё обмануть их или пойти против – кощунство.

– Я могу попытаться поговорить с Беатрис. Ты сама заметила, у меня неплохо получается шить. Может, она сжалится и отправит меня в швейные мастерские при замке?

– Не будет такого, – вздохнула Бланка, – разговоры не прекратятся, пока ты будешь здесь. И герцоги это понимают.

Не видя смысла продолжать разговор, я вышла из кухни. Выходит, времени совсем в обрез. Бланка права, у меня нет ничего. Но главное, документы. Если они где и хранятся, то только у Бруно. В кабинет мне не пробраться, ключ лишь у герцога и Леопольда. Надо предупредить Леви. Однако теперь я сомневалась, что конюх пойдёт со мной. Он ещё и за месяц расчёт не получил.

На конюшне было тихо, друга я отыскала в пустом деннике, где он дрых на куче свежей соломы.

– Леви, – потрясла я его за плечо.

– Что? – Подскочил парень, протирая сонные глаза, – Дора? Ты зачем здесь?

– Кое-что переменилось, – я замялась, не зная, как рассказать ему обо всём.

Леви уселся на сене, поджав под себя ноги:

– Говори толком, что произошло.

– Меня хотят упечь в монастырь. После того как герцоги вернутся.

– Ну дела-а-а, – конюх закусил соломинку, выдернутую из кучи, – Дора, я не могу уйти прямо сейчас. На какие шиши мы доберёмся до Меглора? Идти пешком слишком далеко. И на провизию у нас тоже нет денег.

И в этот момент я поняла, что здесь мне помощи ждать неоткуда. Все думают, что при монастыре мне будет лучше. Так решит и Тьяго, если я обращусь к нему за помощью. Скомканно попрощавшись с Леви, ушла в замок. Как только основательно стемнело и все отправились на боковую, я пробралась в библиотеку, нашла карту герцогства и на память учила путь до Меглора. Названия деревенек, рек, дороги. В душе противно ворочался страх, то и дело вонзавший свои холодные когти в моё сердце. Идти одной, без спутника. Кто бродит по здешним дорогам? По тракту почти не ездят торговые люди. Крестьяне возят свои товары в города по выходным, но им попадаться на глаза не стоит. Вдруг меня объявят в розыск. Я снова углубилась в карту. По всему продолжению пути вдоль дороги тянулся лес, можно укрыться в нём. Только вот хищников никто не отменял. Попросится на работу в каком-нибудь посёлке? А если поймут, кто я? Живо отправят назад в замок.

Я вспомнила, как потеряла мужа. Там, в том мире. Такое же чувство отчаяния, безысходности. Он был тем якорем, что удерживал нашу жизнь, оберегал её от внешних угроз. Даже в самые лихие времена, когда лихорадило всю страну, супруг никогда не унывал. Помню, как он подшивал мои заношенные ботинки, у которых оторвалась подошва. Нитки были плохонькие, и шва хватало едва на пару дней, а он садился и снова зашивал носки, что давно просили каши. Почему-то на похоронах мне больше всего запомнилось, что ботинки опять порвались и я шла в процессии, зачерпывая ими грязь и воду из луж. А когда разулась дома и увидела облепленные глиной ноги, впервые со дня его смерти разрыдалась. Тогда мне тоже некуда было податься, а на руках осталось двое детей. Спокойно, Маша, она же Дора, не из таких передряг выпутывались.

Прокорпев над картой до рези в глазах, спустилась вниз, пробралась на кухню. Бланка была рассеяна, забывая иной раз прибрать продукты. Мне удалось отыскать кусок твёрдого сыра и немного хлеба, что остался от ужина. В своей каморке соорудила походный мешок из старых вещей.

Теперь только дожидаться приезда герцогов. Надо попытаться выкрасть документы. Полагаю, что в любом из миров без бумаг, подтверждающих твою личность, придётся непросто. Думаю, у меня есть два дня после их возвращения для побега. Скорей всего, пошлют меня с кем-то из охраны. Не отправят же одну?

Чета их Светлостей вернулась через два дня. За эти дни мне удалось отыскать в библиотеке клочок бумаги и угольком перерисовать карту. Так было спокойней.

Притихший и полусонный замок вдруг будто встрепенулся, когда во дворе показалась кавалькада всадников. Сразу стало шумно и людно. Моя работа на сегодня сделана, так что я предпочла спрятаться и не попадаться на глаза герцогам.

Я караулила время, когда все лягут спать. Может, мне удастся пробраться в кабинет. Бруно крайне щепетильно относился к бумагам и никогда не откладывал на потом свои дела. После ужина он обязательно сядет за работу. Надеюсь, смогу выкроить момент и пробраться в кабинет незаметно.

Я плохо себе представляла, как мне всё это провернуть. И с чисто русской привычкой понадеялась на авось и счастливый случай. Впрочем, другого ничего не оставалось.

Пробравшись к кабинету, спряталась за тяжёлой портьерой на подоконнике. Ждать пришлось долго, и я основательно продрогла, в коридоре было прохладно, а от окна несло сыростью с улицы.

Мне надоело пялиться в пустоту, прикрыв глаза, облокотилась о стену. В коридоре послышался шум. Герцоги! Бруно, хмурый, поджав губы, впечатывал шаги в пол. За ним следовала Беатрис, злая и растерянная. Они прошли в кабинет, герцог закрыл дверь, с силой хлопнув. Соскользнув с подоконника, подобралась поближе и прислушалась.

– У нас был уговор, – желчно заявил Бруно, – обещали не порочить моего имени. Никогда! Я закрываю глаза на ваши похождения, но вы утратили всякий стыд.

– Вы несправедливы ко мне, – холодно ответила Беатрис, – мне не в чем каяться.

– Да?! – Взвился герцог, – в доме бургомистра на балу, не вы ли исчезли вместе с прохвостом-бароном?

– Неправда, – спокойно ответила моя мать, – в это время я с Лукрецией выходила на террасу, в зале стало слишком душно, мне не хватало воздуха.

– Ложь! Ваша подруга подтвердит всё что угодно.

– Думайте что хотите, – высокомерно парировала Беатрис.

– Не играйте с огнём, – голос герцога был тих и грозен, – у нас уговор. Коль я не могу исполнять… свой долг, закрою глаза на ваши шашни. Но! Без того, чтобы моё имя трепали во всех городах и деревнях.

– Вам не в чем меня упрекнуть. Я хорошо усвоила урок. И, коли уж речь зашла о нём, когда вы собираетесь отправить Дору в монастырь?

Молчание герцога было столь красноречивым, что я буквально увидела, как кривится его лицо.

– Послезавтра с утра. Тьяго подберёт в сопровождении охранников. Не вижу смысла более держать её здесь. Она отправится в Монтклиф.

– Куда? Это же в горах! Там круглый год зима!

– В вас проснулись материнские чувства? – Холодно рассмеялся Бруно.

– Но… Так далеко. Есть обители и поближе. Например, Лаврион, – в голосе Беатрис прорезались тревожные нотки. Неужели матушка хоть на долю секунды задумалась обо мне?

– Лаврион слишком близок к нам, – сухо ответил герцог, – я сказал, Монтклиф и решения не переменю.

– Там умирает каждая вторая послушница, не доживая и до двадцати, – глухо возразила ему женщина.

– Вам ли об этом беспокоиться. Ваш грех будет похоронен за его стенами.

– Похоронен…, – эхом отозвалась Беатрис.

Послышались шаги, и я живо взобралась на подоконник, спрятавшись за портьерой. Герцогиня покинула кабинет, прикрыла дверь и застыла в коридоре. Её чистый лоб прорезали морщинки.

– Собственно, – тихо пробормотала она, – почему бы и нет. Монтклиф. Пусть будет так, – чело её разгладилось, и она, совершенно успокоившись, пошла к себе в покои.

– Ой, спасибо, мамочка, – прошептала я ей в спину, – пусть будет так. Не угадала.

Я долго сидела, дожидаясь, пока герцог покинет кабинет. Как назло, он провёл там полночи, а выйдя из комнаты, запер её на ключ.

– Засада, – ворчала я, сползая со своего «насеста», ноги затекли и еле слушались, – ладно, повторю попытку завтра днём.

Проковыляла в библиотеку, отыскала карту страны. Долго шарила по ней глазами, водя пальцем от названия к названию. Вот он. Монтклиф! Город и одноимённая обитель. Находилась она высоко в горах. Что понадобилось служителям Басмуса в царстве льда и холода непонятно. Только мне туда совсем не хочется. Итак, не получится завтра выкрасть документы, ухожу так. Больше ждать нельзя.

Глава 11

На следующий день, выполнив всю работу, я стала готовиться к побегу, тогда как Тьяго подобрал двух охранников в моё сопровождение, и теперь они грузили провизию в седельные сумы.

Ближе к вечеру, когда хозяева поужинали и разошлись по своим покоям, я снова прокралась к кабинету Бруно. На мне было коричневое платье, если кто и заметит меня в коридоре, надеюсь, примут за Лотту, телосложением мы похожи.

К моему восторгу кабинет оказался открыт, герцог после поездки разбирал бумаги, на что потратил почти целый день. Отправляясь ужинать, он, видать, забыл запереть дверь. Хотя мог и отлучится ненадолго. Не теряя времени, я прошмыгнула в кабинет. Огляделась. Где он хранит документы? Порылась в ящиках стола и перешла к массивному бюро с сотней выдвижных ячеек. Засада! Тут можно неделю ковыряться! Я методично открывала один за другим ящички. Найди то, не знаю что, называется. Как выглядят документы, представляла весьма смутно. Понятно, что не как наш паспорт, это всё, до чего додумалась. Конверт? Свиток? Как их отличить от других бумаг?

Мой взгляд привлекла стопка, что хранилась в самом низу, в широком ящике: ряд конвертов из плотной бумаги. На верхнем было написано – Бруно. Открыла его: внутри свидетельство о рождении, подписанное жрецом здешнего храма, затем документы о браках. Есть! Я сложила бумаги обратно и стала перебирать конверты. Беатрис, Сесиль, Брэм, Бьорн. Да где же? Пакет с моим именем отыскался на самом дне.

– Ура! – С ликованием поднялась я, зажав вожделенные бумаги в руках, и услышала, как стукнула дверь закрываясь.

– Что ты здесь делаешь? – Обернувшись, увидела Одхрана с искажённым от злобы лицом.

Не зная, что сказать, спрятала конверт за спиной. Мужчина в два счёта оказался рядом, вывернув руку и выдернув бумаги.

– Зачем тебе документы? – Удивлённо спросил он, читая надпись, – завтра всё равно тебя увезут. Или?.. Ты никак задумала бежать? – Одхран недобро сощурил глаза.

– Зачем? Чтобы умереть от голода на улице? – Рука мужчины болезненно сжимала моё запястье, так что слова перемежались всхлипами.

– Верно мыслишь, – осклабился он, – решила на прощанье поживиться деньгами? В монастыре они тебе не пригодятся.

Швырнув конверт на стол, Одхран схватил меня за обе руки, и тут зрачки его расширились:

– А ты не так дурна собой, как мне казалось.

О «любвеобильности» младшего Кассиани я была наслышана. Он изнасиловал не одну служанку, пока Беатрис не запретила приближаться к ним, ей надоело, что девушки сбегают из замка. Тогда отпрыск переключился на крестьянок. Едва завидев его коня, все девицы спешили спрятаться. Скандалы, что всё же случались, герцог заминал их деньгами. Одхрану же только и было велено не плодить ублюдков. Так что при каждом удобно случае, сыночек Бруно развлекался как мог.

Вот и сейчас его взгляд затуманился, скользя по моей фигуре. Он выкрутил мне запястье за спину, даже пошевелиться было больно. Его рука стиснула грудь, затем спустилась вниз. Одхран принялся задирать мне юбку, облокотив на стол.