Бумеранг нелюбви. Рассказ

– Что мне делать то, – заливаясь слезами, не выдержала Марья Степановна.

– С Богом так не получится. Вы ему – он вам: так не бывает. Если Вы хотите помощи Божией, Вам надо жизнь изменить.

Марья Степановна была готова на все. Услышав, что начать нужно с покаяния, она насупилась.

– А в чем кается то? Вон другие пьют, гуляют, аборты делают, убивают и ничего..

– Но ведь Вы пришли ради себя и своих детей? И ведь именно этот поступок Вас угнетает?

– Хорошо, я во всем каюсь, делайте, что нужно в таких случаях, – торопливо потребовала она. – Так Вы отпустите мне грех то?

Батюшка вздохнул.

– Отпущу, кто я, чтобы Вам отказывать. Но хочу, чтобы Вы поняли. Не имеет это силы, если в своем сердце вы остаетесь уверенны, что ничего плохого в этом поступке нет. Грех слезами раскаяния омывается. Пока Вы не оплакиваете свои поступки всем сердцем, не получиться исповеди…

– Да у меня внук пропал, а вы мне тут о кошках плакать предлагаете! – разозлившись, Марья Степановна развернулась и вылетела из церкви, ругаясь на ходу. – Плакать ему подавай…

Весь путь домой неслась на крыльях злобы.

Информбюро в полном сборе сидело на лавочке.

– Степановна, ну что лохмандейка твоя появилась? – весело крикнула соседка с 42-й, картавя набитым семечками ртом.

Марья Степановна мгновенно вкопалась ступнями в асфальт, всем телом развернулась и как будто впервые посмотрела на свору злоязычниц.

– Да отцепитесь вы! – прокричала с чувством и побежала дальше.

Бывшие соратницы выкатили глаза и как по команде открыли рты, из которых выпали нерасщелканные семечки.

Дни тянулись тоскливо и медленно. Сын звонил дважды в день. Полиция отвергала одну версию за другой. И с каждым звонком сын сообщал подробности.

Вторник – требования о выкупе не поступало, значит не похищение с целью выкупа. Среда – в стране нет ни одного ребеночка его возраста в очереди на трансплантацию – значит не похищение с целью использования органов.

Четверг – версии о похищении с целью усыновления либо мести отпадали тоже, в силу несхожести с моделями поведения в таких случаях.

Каждый звонок вызывал в Марье Степановне дикий страх и невероятную надежду. В каждый разговор с сыном она намеревалась рассказать ему о кошке, о сне и о связи этих событий. Но боялась, что сын сочтет ее психику слишком слабой и перестанет посвящать ее во все события. Физик, материалист и воинствующий атеист сын бы конечно высмеял ее. Но она точно знала, она чувствовала связь этих событий каждым нейроном своего мозга.

И она вспомнила про лучшего друга сына, когда то худого и мечтательного очкарика, а ныне заведующего лабораторией и степенного ученного. Он знал о случившемся – расстояние не сказалось на их дружбе с сыном.

Он обрадовался ее звонку, но она сразу перешла к изложению своей версии. Он внимательно слушал ее, молчал, сопел, листал какие-то бумаги. Потом прошептал: надо поразмыслить и отключил связь.

Вечером он приехал с еще одним мужчиною.

«Не психиатр ли?» – подумала она, поискала глазами санитаров за их спинами. Но гости мирно устроились на кухне.

Гости долго наперебой объясняли ей какие то термины, но ее очумелый вид, наконец, их остановил.

– Все просто, – подытожил друг сына. – Если вы совершаете что-то с материей в одном месте, то что-то аналогичное происходит где-то во вселенной. Это закон вселенной открыт физикой давно. Но вот почему так, и как на это влиять – наука пока не поняла.

Она поняла. Они еще что то ей говорили, но она видела только движения губ, звуки как в вате глохли и не доходили до нее.

В мозгу стучала одна мысль – убийца. Она знала, что это еще не все: невестка и сын еще не осознали всей картины случившегося, но когда поймут во всем объеме только что сложенную ею цепочку причинно-следственных связей – возненавидят ее. А переживут ли?

Закрыв за гостями дверь, она сползла по косяку на пол. Она шарила глазами по комнате и не узнавала ее: все посерело, размазалось. Затылок стал предательски холодеть и последнее чувство которое она пропустила сквозь сознание был облегчение.

«Лучше умереть, чем терпеть эту боль..» – это была ее последняя мысль

Но она пришла в себя через несколько часов.

Буквально секунду она была той, прежней в меру счастливой и относительно беззаботной. Через секунду воспоминания о событиях последних дней привело ее в чувство, свернув жгутом мысли, внутренности, мышцы.

Утром очередного серого дня она стояла, уставившись в окно.

Под окнами Кристина резвилась с какой-то собакой, вздымая вихри из желтой листвы.

– Ты гляди, нашла-таки, – прошептала Марья Степановна, узнав в неказистом псе грустную собаку с фото.

Дворняга с громким лаем скакала вокруг девушки, пытаясь вырвать кольцо. Глаза обеих светились радостью. Кристина споткнулась и упала в листву, собака с визгом кинулась лизать лицо новой хозяйке, Кристина выворачивалась и хохотала.

И Марья Степановна заплакала: тяжело, навзрыд. Она поняла, почему эта девушка всегда напоминала ей ангелочка с картинок из детства. Она всегда была полна любви и улыбалась пухленькими губками всем и всему. И мир отвечал ей тем же.

И Марья Степановна вдруг поняла, что мир всегда дает достойный человека ответ.

Вестей от сына не было. Вечером, не в силах сидеть в четырех стенах и с комком в желудке смотреть на телефон, она вышла из квартиры и поплелась в храм.

Она долго перечисляла Батюшке все, что когда то натворила, исповедь больше была похожа на обычную бытовую истерику, когда припоминается все и вся. Но Батюшка внимательно слушал и не перебивал женщину.

На прощанье тепло напутствовал: «Все дела наши на две чаши распределяются: угодные Богу и не угодные. Помните об этом…»

На душе стало легко и надежно. Она половины из того, что сказал ей батюшка, не поняла, но сердце как будто нашло прибежище и успокоилось.

Подходя к подъезду, она увидела, как новая собака Кристины с громким лаем пытается подпрыгнуть на крышу бытовки. Вездесущая Кристина уже карабкалась туда по приставленной лестнице.

– Теть Маш, – закричала девушка. – Тут ваша Музя с котятами!!!

Марья Степановна с небывалой для нее прытью побежала к бытовке, практически залетела по лестнице наверх и замерла: ее кошка, исхудавшая и лохматая, лежала в ворохе тряпок под куском заброшенного кем-то железного листа. Котята посапывали рядом. Кошка настороженно посмотрела на нее.

– Кристиночка, милая, забери ее. Она не пойдет ко мне, обидела я ее. Помоги мне!

Кристина непонимающими наивными и широко раскрытыми глазами смотрела на нее.

Через час Музя с потомством лежали в красивой корзине у Кристины на кухне. Музя лопала вторую порцию творога. Марья Степановна всхлипывала и, не переставая, гладила ее по голове и все причитала: «Надо же, надо же, вот как оно…».

Ночью впервые за свою долгую жизнь, она, встав на колени, открыла неизвестную для себя книгу и стала медленно читать псалмы. Да так и заснула сидя, с головой, опущенной на кровать.

Следующий звонок сына она восприняла совсем по-другому: уже не сын ее, а она обнадеживала и успокаивала его. Под конец разговора не удержалась: «Сынок, многое мы в этом мире не знаем. Зайди в церковь, попроси Бога, очень тебя прошу. Сделаешь?» Пауза сына подсказала ей, что он озадачен.

– Сынок, я буду молиться. Все будет хорошо.