Танец девяти хвостов

– Мы пришли, – сказал он наконец.

Перед ними – храм, почти скрытый дымкой. Не высокий, не парадный. Выросший из камня, как будто не построенный, а оставшийся. Стены заросли виноградником, крыша покрыта мхом. Он выглядел не как место силы. Он был ею. На пороге – женщина. Хрупкая. Белоглазая. И всё в ней – будто отражение воды: и голос, и движения, и лицо.

– Кагэно Ханабира. – Произнёс мужчина, поклонившись.

Рэй замерла на полшага позади, не решаясь приблизиться. Воздух здесь будто плотнел, становился вязким, тянулся за кожей, неся в себе едва уловимые запахи: засохших лепестков, старого дерева и тёплого пара с лёгким оттенком рисовой золы. Её сердце билось чаще, чем хотелось – не от страха, но от странного, острого ощущения, будто место это смотрит на неё в ответ.

Кагэно, стоявшая на пороге, казалась не частью этого мира, а его границей – тонкой, прозрачной, словно рябь на воде перед бурей. Белые глаза не искали взглядов, но в них не было слепоты – было знание. Движения её были медленными, неторопливыми, как у человека, который слышит больше, чем способен воспринять слух.

Рэй впервые ощутила то, чего не чувствовала даже в собственном храме: тишину, от которой хочется плакать. Не пустоту, не холод, а ту самую тишину, что приходит, когда встаёшь перед истиной, к которой не готов

– Ты поздно, Кадзэ, – сказала она, глядя не на него, а сквозь. – А ты… – повернула голову чуть в сторону, туда, где стояла Асуми. – …ты слишком рано.

Кагэно Ханабира сделала приглашающий жест. Он был едва заметным, аккуратным, как ветер, лишь слегка касающийся травы. Её посох слабо звякнул подвесками.

– Пойдём, – произнесла она. – У нас есть время до тумана. После него стены начинают звучать словно надоедливые мухи. Это сбивает с мысли.

Она повернулась и шагнула вперёд. Хоть и была слепа, её движения были точны, хоть и возраст был заметен. Кадзэ, как и прежде, молчал, но, проходя мимо, слегка повернул голову к Рэй, как бы говоря: «доверься».

Асуми прошла следом. Впервые за всю дорогу стопы почувствовали что-то приятное. Камни, которыми была вымощена тропа вглубь храма, были гладкими, отполированными множеством ног, что ступали по ним. Влажный мох прятался в щелях, между камнями росли тонкие побеги, слегка светящиеся в тени.

Они прошли через деревянную арку с подвешенными на ней бумажными лентами. Те затрепетали ровно в этот же момент. Не от ветра. Они, словно почувствовали присутствие. Рэй замедлила шаг, взглянула вверх: тёмные балки, росписи, старинный герб – стилизованная лиса с хвостами, завивающимися в спирали. Храм будто вдыхал их. Воздух стал прохладнее, тише. Даже собственные шаги звучали приглушённо.

Уже внутри Кагэно остановилась:

– Сюда. Очаг разгорелся ещё утром.

Она обернулась – и впервые в её голосе прозвучала улыбка. Не на лице, не в движении – а именно в слове.

Асуми прошла вперёд. Внутри было темнее, но не мрачно. Дым от благовоний поднимался лениво, как мысли перед сном. Ханабира и Рэй сели на циновки друг напротив друга.

Кагэно больше не говорила. Она лишь находилась рядом, словно позволяя девушке впитать сам факт её присутствия. Покой от неё исходил особенный – не безмятежный, но устойчивый, как гладь воды над глубиной.

– Вы знали, что мы придём? – всё же спросила Рэй, стараясь не смотреть слишком прямо.

– Я чувствовала, – мягко ответила Кагэно. – Лес не дрожит просто так. Он ощущает трещину.

– Ты дрожишь сама. Но не от холода. Не от усталости. От того, что внутри – не слушается. Верно? – Она наклонила голову, словно прислушиваясь не к звукам, а к самому воздуху.

Рэй подняла взгляд, стараясь поймать отблеск пламени, дрожащего на стенах, чтобы найти в нём ответ.

– Что значит «трещина»? Почему вы так говорите о лесе?

Кагэно сложила руки на коленях, её пальцы тихо коснулись друг друга, образуя узор, похожий на лепестки цветка, и замерли, едва заметно дрожа.

– Лес не просто деревья и камни. Это ткань, сотканная из тысяч жизней и голосов. Когда нарушается порядок, он начинает звучать иначе. Появляется диссонанс, и это место становится слабым. Трещина – это знак того, что равновесие пошатнулось.

Она помолчала мгновение, словно ожидая чего-то от девушки, но Рэй не находила слов. Ей хотелось спросить ещё, но вопрос замер на губах, так и не обретя формы.

Кагэно, словно услышав её молчание, продолжила:

– Не бойся своих вопросов. Страшнее молчать, когда чувствуешь, что мир вокруг меняется. Иногда вопросы важнее ответов – они указывают нам путь.

На секунду взгляд Рэй переместился к Кадзэ. Он стоял чуть в стороне, опустив голову, и казалось, прислушивался к их разговору особенно внимательно. В глазах его мелькнуло что-то похожее на боль, но тут же исчезло в мягкой тени, отбрасываемой огнём.

– Ты тоже это чувствуешь? – вдруг спросила Рэй у него, едва слышно, будто боялась потревожить воздух.

Кадзэ не ответил сразу, словно тщательно выбирая слова.

– Я видел, как мир ломается, – тихо произнёс он. – И знаю, что иногда остановить это может лишь тот, кто сам однажды сломался.

Кагэно улыбнулась одними глазами, словно услышала в его словах нечто давно знакомое и дорогое сердцу.

– Мы все сломаны, Кадзэ. Вопрос лишь в том, какие трещины ведут к свету.

Асуми кивнула. Только слегка. Ни подтверждение, ни отрицание – просто движение, чтобы не молчать. Она чуть повернулась, ощутив взгляд Кадзэ.

– Он спас меня, – добавила она после паузы, голос её звучал чуть напряжённее. – Но я всё равно не знаю, кто он такой.

Кагэно чуть улыбнулась и повернула голову к Кадзэ, хотя глаза её оставались закрытыми.

– Ты сам хочешь ей сказать, кто ты, или это сделаю я?

Кадзэ сделал шаг ближе, его глаза, спокойные и пронизывающие, остановились на лице Асуми.

– Я уже говорил тебе своё имя. Кадзэ Юура.– Произнёс он тихо, но уверенно. – Но, наверное, этого мало. Я был членом Ордена Тихой Пустоты.

Рэй почувствовала, как её плечи невольно напряглись. Об этой организации ходило множество мифов и легенд. Главные из них были об охоте на безвольную магию, об убийствах людей, что носили её в себе.

– Был?

Он слегка наклонил голову.

– Я ушёл от них. Ушёл сам, – его голос прозвучал чуть твёрже. – Орден… изменился. То, что они теперь делают, нельзя назвать защитой баланса.

Асуми задержала дыхание. От признания Кадзэ всё внутри сжалось ещё сильнее.

– Значит, Орден придёт за тобой так же, как и за мной?

Он кивнул, почти незаметно.

– Возможно. Но пока я здесь, рядом, они не посмеют. Здесь безопасно, – добавил он после небольшой паузы.

Асуми смотрела на него молча. Сердце колотилось, но не от страха – от странной, неуместной благодарности. В её голове всё ещё звучало: «я был одним из них», «я ушёл». Она не знала, как относиться к этому. Её учили бояться Ордена. Её предупреждали о тех, кто носит в себе силу – и тех, кто охотится за ней. А теперь перед ней стоял человек, бывший частью той тени, что так долго висела над её судьбой.

И всё же… он не отводил взгляда. Не лгал. Не оправдывался. Просто стоял рядом.

«Он мог бы не говорить. Но сказал. Мог бы уйти. Но остался. Значит ли это, что я могу… довериться?»

Рэй вдруг ощутила, как дрожит её собственная ладонь, лежащая на коленях. Слишком много эмоций, слишком мало времени, чтобы понять. Но в этом месте, при этих словах, в этой тишине – она впервые почувствовала, что не одна.

Кагэно мягко улыбнулась.

– Иногда не важно, кто спасает. А важно – с каким намерением. Он привёл тебя сюда. Этого достаточно, чтобы назвать его союзником. По крайней мере – на сегодня.

Рэй сжала ладонь в кулак. Ей хотелось спросить больше, но было ли это прилично? Да и вопросов было такое множество, что они закручивались в бесконечную воронку. Вырвать из неё нужные девушке вопросы, мысли было крайне сложно, а Кагэно, казалось, знала это.

– Я… не знаю, почему вы так со мной говорите.

– А ты хочешь, чтобы я говорила как остальные? Как те, кто зовёт тебя сосудом?

– Я не знаю, кто я теперь…

Кагэно выпрямилась. Лёгкое движение плеч, тишина.

– Это нормально. Пока ты не уверена – ты ещё не исчезла.

Она встала, протянув руку в сторону Асуми.

– Пойдём. Вода ждёт. Не потому, что ты грязна. А потому, что ты… слишком полна.

Асуми коснулась пальцев Кагэно – прохладных и сухих, словно лепестки цветов, забытых между страницами старой книги. Слепая жрица повела её по узкой каменной дорожке, идущей вниз к источникам. Пара шагов – и тишина храма осталась позади, уступив место шелесту листвы и тихому журчанию воды.

– Что значит – слишком полна? – осторожно спросила Асуми, чувствуя, как слова цепляются за её горло. Она не осознавала, как глубоко внутри засел этот страх – страх услышать о себе правду, которую она не могла или не хотела видеть.

Кагэно не остановилась и не повернулась, но голос её стал мягче, будто она старалась не потревожить хрупкую поверхность озера в душе девушки.

– Ты носишь в себе чужие ожидания, страхи и вину. Носишь давно, так долго, что уже не понимаешь, что из этого – твоё, а что нет. Вода способна не только очистить, но и помочь тебе увидеть себя по-настоящему.

Они подошли к источнику – небольшому водоёму, скрытому в тени деревьев. Пар поднимался от поверхности воды тонкими, почти невидимыми нитями. Асуми замерла, глядя на своё отражение – расплывчатое, дрожащее, будто вот-вот готовое исчезнуть.

Её вдруг охватило воспоминание: маленькая девочка в белом кимоно стоит на берегу озера у храма, а рядом – Айка, её мать, с добрыми и спокойными глазами. «Вода живая, – шептала она, склоняясь к ней, – она запоминает всё, с чем соприкасается. Будь добра к ней, и она сохранит твоё тепло». Тогда Асуми осторожно коснулась гладкой поверхности и почувствовала, как будто чьи-то пальцы мягко сжали её ладонь.

– Я всегда думала, что быть послушной – правильно, – тихо сказала Рэй. – Но теперь я не знаю, кто я, если не жрица. Что остаётся от меня, если убрать всё, что вложили другие?

Кагэно мягко выпустила руку девушки, позволяя ей подойти ближе к воде самостоятельно.

– От тебя останется то, что было до всех слов и ожиданий. Твой собственный голос, который ты боялась услышать. Страх не делает тебя слабой, Асуми. Он значит, что ты ещё можешь выбрать.

– Но если я выберу неправильно? – её голос звучал неуверенно, почти детски.

Кагэно улыбнулась уголками губ, словно вспоминая что-то далёкое и дорогое сердцу.

– Тогда ты выберешь снова. Пока ты жива, у тебя всегда есть возможность выбирать заново. Вода научит тебя, что нет такого пути, с которого нельзя свернуть или вернуться обратно.

Асуми кивнула и, медленно вдохнув прохладный вечерний воздух, шагнула в воду. Она почувствовала, как тепло источника охватывает её ноги, поднимается выше, смывая напряжение, боль и даже страх. Но прежде всего – она впервые за долгое время ощутила, как тихо и спокойно становится внутри, будто она наконец услышала себя.

Она сделала ещё шаг, и вода коснулась её бёдер, талии, груди. Ткань кимоно прилипла к коже, но ей не было холодно – наоборот, всё тело словно стало прозрачным, растворилось в этом тепле, как сахар в чае. Вода не просто касалась – она впитывала, принимала, как мать, что ничего не требует взамен.

На миг показалось, что мир снаружи исчез. Не было леса, не было Кадзэ, не было Кагэно. Только она и гладь, чутко дрожащая от её дыхания. Она закрыла глаза.

И тогда – услышала. Не слова. Не зов. А вспышку образа, как озарение. Белая лиса с девятью хвостами стояла у края воды, её силуэт пульсировал светом. Но это не было видением. Это было… чувство. Объятие изнутри. Признание: ты не случайность, ты не ошибка. В груди кольнуло, и вдруг из глаз Рэй потекли слёзы – тихо, без всхлипа, как капли дождя по стеблю.

«Если ты останешься, ты растворишься. Если уйдёшь – узнаешь, кем была всё это время».

Она не знала, откуда пришла эта мысль. Но она осталась с ней. Открыла глаза. Вода вокруг стала ярче, отражая слабый свет луны, пробивающийся сквозь ветви. Под поверхностью мелькнуло что-то – может, её собственное лицо, может, что-то иное, более глубокое. Она шагнула ещё – и оказалась по грудь в воде. Глубже идти не нужно. Здесь – предел. Здесь – сердце.

Пальцы дрожали. Не от страха. От предела напряжения. Она сложила руки перед собой, как в молитве, и впервые не стала произносить заученные слова, вложенные в неё храмом. Только одно:

– Я здесь.

Вода ответила тишиной. И этого оказалось достаточно. Тишина не была пустотой. В ней пульсировала жизнь – дыхание леса, памяти, самой земли. И где-то в этой глубине Рэй услышала шёпот, не словами, а ощущением: ты не одна. Не была. Никогда. Даже тогда, когда мир пытался заставить забыть.