Потерянный свет

Глава 1. Запертый в себе

Глава 1. Запертый в себе

Часы отсчитывали секунда за секундой. В тусклом свете настольной лампы стоял мужчина, нервно, почти истерично копаясь в русых волосах, сжимая их в кулаки, снова разжимая. В конце концов он повернул голову, взглянув на мольберт. В раздражении он потянулся за кистью, окунул её в краску. Но рука замерла. Он сделал резкий мазок – чёрный, густой. Слишком толстая линия. Неряшливая. Данил стиснул зубы, тут же стёр её ладонью. На тонких, почти женских пальцах остались размазанные следы краски – как раны на коже. Как следы его несостоявшихся работ. Он откинулся назад и тяжело выдохнул: «Я теряю себя».

Данил тяжело вздохнул и сел на высокий стул. Он согнулся, упираясь локтями в колени, и потёр лицо ладонями. Краска, что ещё не успела высохнуть, осталась на его щеках и лбу, но он не обратил на это внимания. Уже несколько часов Данил пытался собрать воедино образы, но они распадались, как кусочки разбитого стекла. Он видел их отдельно, но не мог соединить. Идея, которую он хотел воплотить, оставалась лишь тенью на его затылке, которую он всё никак не мог увидеть перед собой.

– Мира! – крикнул он. – Подойди сюда, пожалуйста.

Тишина. Только глухой отсчёт секунд. Лишь через несколько минут раздался приглушённый звук шаркающих тапочек в коридоре. Дверь в пыльную, тусклую комнату приоткрылась. Она озарилась холодным светом, вошедшим из коридора.

– Чего тебе? – сказала она хрипловатым от сна голосом, но в нём сквозило что-то ещё. Не раздражение, нет – усталость. Она устало провела рукой по лицу, будто пытаясь собраться с мыслями.

Данил слегка наклонил голову и прищурился, всматриваясь в неё. В её тёмные волосы, плавные черты лица и карие глаза. Усталый вздох сорвался с его губ, он медленно показал рукой на пустое пространство за мольбертом.

– Встань вот сюда, – в его тоне, при желании, можно было расслышать приказ.

Женщина всмотрелась в холст, стоящий перед её мужем. Только грязь, снова ничего стоящего. Она устало выдавила из себя выдох, закатывая глаза.

– Ты совсем идиот? Тебе не надоело? – В её голосе не было злости, только отчаянье.

Мирослава присела, подняв выпачканную в краске тряпку, посмотрела на неё и силой швырнула в мужчину.

– Уже третий час ночи. Не беси меня. – Она рыкнула на него, хлопнула дверью и ушла.

Комната снова погрузилась в темноту, а Данил остался один на один со своим кризисом, который длился уже два года. В углу комнаты стояли десятки незаконченных холстов: одинокие мазки, размазанные силуэты. В ящиках стола пылились наброски, которые так и не превратились в картины. Каждая идея уходила так же быстро, как приходила.

Мужчина вспоминал свои прошлые победы. В юношестве его работы часто показывали на региональных и всероссийских выставках молодых художников. Однажды он смог попасть на международную выставку, проходившую в Швеции. Именно после неё и заметили талант Данила. Но сейчас всё это куда-то пропало. Бесследно испарилось и муза, которая раньше посещала его очень часто, сейчас же даже не напишет пары строчек, не заглянет в его жизнь даже одним глазком.

Он посидел ещё несколько минут, потом всё же сдался и отправился ванную. Умыл своё лицо и руки. Напряжённые, налитые кровью, глаза заболели, от прикосновения век с водой. Сильно зажмурившись, он вытер их махровым полотенцем и направился в спальню, перед этим, посмотрев на своё уставшее лицо в зеркало: синяки под голубыми глазами играли своим контрастом на светлой, почти бледной от недостатка света коже.

Мирослава уже лежала на кровати, натянув на глаза маску для сна. Он не стал включать свет, двигался на ощупь, босыми ногами прощупывая пространство. Скинул испачканные краской джинсы и льняную футболку, лёг рядом и осторожно приобнял её, но та дёрнула плечом, скидывая его руку.

– Не трожь меня. Ты в краске. – голос её звучал приглушенно, кажется, она уже начинала видеть свой сон, а затем натянула одеяло на плечи.

Он тяжело выдохнул и повернулся на другой бок, поправил подушку.

Мысли метались хаотично, не задерживаясь ни на одной, не было чего-то конкретного. Он одновременно боялся потерять её и в то же время мечтал, чтобы её рядом не было. Иногда ему казалось, что его творческий застой – это её вина. Когда-то их отношения были яркими, вдохновляющими. А теперь она будто давила на него, отбирая последние остатки желания творить.

Всё это повторялось слишком часто. Ей словно перестала быть интересной его жизнь, увлечения, мысли, да и своими она давно перестала с ним делиться.

Данил работал дизайнером в издательстве, где печаталась Мирослава. Ни он, ни она не имели большого успеха. Оба потеряли вдохновение почти одновременно – примерно тогда, когда поженились. Он изо дня в день делал обложки для книжных серий, превращаясь в ремесленника. Она после одной удачной книги больше не могла написать ни строчки. Теперь, чтобы хоть чем-то заняться, ушла в корректуру.

Данил с трудом оторвал голову от подушки. Лишь один взгляд на часы заставил его вмиг подорваться на ноги. Время доходило к девяти утра. На работе он должен был оказаться через пол часа, а с учётом утренних пробок, он уже должен был давно ехать туда.

Он метался по квартире, быстро сгребая в рюкзак всё что ему должно пригодиться на работе. Одел рубашку, чуть не оторвав пару пуговиц, пока её застегивал. Нашёл джинсы и быстро натянул их.

Потратив на сборы всего десять минут, он уже выбегал из квартиры, с силой захлопнув дверь. Снова вернулся, подхватив забытый телефон с входной тумбочки. Мирославы уже не было. Скорее всего она даже не попыталась разбудить мужчину. Он последний раз оглядел коридор, проверяя, не оставил ли он что-то ещё и наконец окончательно вышел из квартиры.

Спустя двадцать минут напряжённой поездки он уже сидел на рабочем месте, усиленно делая вид перед начальством, что уже давно тут и, кажется, его опоздание осталось незамеченным.

Он разблокировал компьютер и посмотрел задачи на сегодня – обложка к любовному роману под названием «Любовь зла». Данил должен был изобразить двух целующихся героев на тёмном однотонном фоне. Ему казалось, что он уже делал подобную работу. Скорее всего да.

Все эти романы были однотипными, второсортными. Такими же, как и требования к их обложкам. Мужчине даже показалось, что он может просто на уже готовое изображение добавить новое название и никто ничего не заметит. Очередной брутальный, темноглазый красавчик и очередная серая мышка, та самая единственная, на которую обратил своё внимание этот миллиардер.

Спустя пару тройку часов всё было готово. Данил склонил голову на бок, всмотрелся в то, что он нарисовал. Скрывался от отвращения к своей обложке – очередной штамп.

Данил глубоко выдохнул и отошёл к кофейному аппарату. Сонливость уже почти одолела его. И когда он возвращался с пластиковым стаканчиком к своему рабочему месту, то заметил как на монитор его компьютера заинтересованно смотрела коллега.

– Марин, что-то хотела? – Произнёс мужчина подходя к столу, засмотревшись на её кудрявые, светло-русые волосы, закрывавшие весь обзор.

– Да, – сказала она. – Я хотела спросить у тебя про твою обложку для Терпилы и Кривого. Ту, что ты рисовал в прошлом месяце. Хотела взять исходник. Но вот увидела твою новую работу.

– Да. Она отвратительна. Очередная штамповка, – оправдался Данил, опустив взгляд на свой стаканчик.

– Нет, напротив. Мне зашло, – улыбнулась Марина. – Ты мог бы делать намного большее, чем эти обложки. Я уверена.

Мужчина резко, удивлённо поднял на девушку взгляд, чуть не пролив напиток. Она была одним из лучших иллюстраторов издательства и самые интересные задачи давали именно ей.

– Правда? – Голос дрогнул, а по груди Данила расползлось тепло, горло свело спазмом, как перед слезами радости.

– Да, – ещё раз улыбнулась она. – Я когда закончу – покажу тебе. Интересно твоё мнение. Хорошо?

– Конечно, но я уверен, что и без моего мнения у тебя всё прекрасно получается.

– И, да. Скоро будет проходить выставка современных художников города. Может быть, у тебя нашлось бы парочка работ, которые ты мог бы выставить? Ты пишешь?

– О, нет. Точнее, да, я пишу, – мужчина растерялся. – Просто все мои работы достаточно старые. Нового давно не было.

– Это ничего, ты можешь выставить и что-то из старого. Мне было бы интересно посмотреть, правда. – Марина чуть кивнула мужчине и удалилась в другой конец офиса, к своему месту.

Весь её путь Данил не сводил с неё взгляд. Походка её была лёгкой, не обременённой той тяжестью. Что-то именно сейчас заинтересовало его. Слова, только лишь слова, девушки смогли пробудить то, что уже давно спало самым глубоким сном.

Хлопок по плечу вырвал его из размышлений. Это была Мирослава. Лицо её выражало недовольство. Его жена стояла в закрытой позе, скрестив руки на груди.

– Куда пялишься? – Она особенно не церемонилась. Женщине было всё-равно на то что она привлекла внимание коллег, которые уже давно косо смотрели на их пару.

– Никуда, – растерянно произнёс мужчина, невольно сжав пластиковый стаканчик так сильно, что напиток немного пролился.

– Ты закончил, или мне одной ехать домой?

– Не закончил, – Данил тряхнул головой, отгоняя от себя ненужные мысли. – Ещё есть дела.

– Я вижу, какие у тебя дела, – Мирослава кивнула в сторону работающей за компьютером Марины.

– Ты не правильно видишь.

Мужчина выдохнул, а затем сел в своё кресло, оперев щёку о свою ладонь. Данил посмотрел на неё устало, разочарованно, хотел дать понять, что сейчас он не хотел бы скандалить, тем более в присутствии своих коллег.

– Ну да, я же не гениальный художник. – Женщина недовольно хмыкнула и ушла из офиса, провожаемая печальным взглядом её мужа.

Данил снова взглянул на свою обложку, а затем перевёл взгляд на Марину. Он с раздражением отодвинулся от стола и, подхватив свой рюкзак так же направился на выход из офиса.

Глава 2. Трещины

Данил не хотел возвращаться домой, а потому просто гулял по городу в поисках вдохновения, или же просто бродил бесцельно. Он поступал так часто после ссор с Мирославой. Ведь придя домой его скорее всего ждёт продолжение конфликта. И хоть они не были эмоционально яркими, но угнетали. Она, словно вампир, медленно высасывала его кровь, силы.

Время подходило к десяти вечера, когда мужчина монотонно провернул ключ в дверном замке и вошёл в квартиру. В их спальне горел свет, и несмотря на свою усталость Данил всё-же решил пройти на кухню. Он вскипятил чайник и залил бумажный фильтр с травинками внутри водой.

Всё это время из спальни доносилась только лишь тишина, словно там никого не было. Это подтвердили раздавшиеся щелчки замка входной двери. В квартиру вошла его жена. Она была одета в вечернее платье, казалась немного пьяной. Мирослава медленно разулась, кинула сумку на небольшую тумбочку в прихожей и прошла на кухню. Вздрогнула, не ожидая там увидеть Данила.

– Поздно ты. – Без особого интереса к ней сказал мужчина.

– А я должна тебя покорно ждать у окошка? – Хмыкнула она и чуть пошатнулась.

Данил не знал как на это реагировать, даже скорее не хотел. Он вяло сделал глоток чая, перевёл взгляд на свои кисти, делая вид что увлечённо что-то на них рассматривает.

Мирослава подошла и села напротив него, сверля недовольным взглядом. Её план – вызвать ревность, привлечь к себе внимание с треском провалился и она убедила сама себя, что муж от неё что-то скрывает.

– Ты в неё влюбился, да? – Произнесла она с раздражением.

Мужчина вопросительно поднял взгляд. Его лицо не выражало никаких ярких эмоций.

– Марина. Она же тебе глазки строит? – Продолжила женщина. – Или скажешь нет?

– Второе. – Раздражённо ответил мужчина.

В ответ на это его жена только хмыкнула, встала и направилась вальяжной, чуть шатающейся походкой в спальню.

Данил проводил её взглядом. Он слышал, как захлопнулась дверь в спальню и, спустя несколько секунд, снова наступила тишина.

Чай в кружке медленно остывал, но он не спешил допивать его. Он не думал ни о чём. В голове не было ни мыслей, ни эмоций – только усталость, вязкой смолой стекающая с его головы к груди, а затем к ногам.

Подобное они с Мирославой проходили уже не впервые. Он уже и не считал, в который раз он выслушивает её подозрения, упрёки, вечное недовольство. Она хорошо умела обесценивать одним только взглядом, а словами и подавно. И несколько минут назад его жена смотрела на него так же, словно он ничтожество и Данил всё никак не мог сообразить – зачем она вызывала ревность, если он такой жалкий в её глазах?

Когда мужчина лёг в кровать, она лежала к нему спиной. Женщина ни сказала не слово, но он чувствовал что та не спала. Словно напряжённо, выжидающе, как кошка, ждала свою жертву. Она, вероятно, хотела чтобы Данил заговорил первым и извинился.

Раньше он всегда шёл на уступки, и просил прощения. Ему не доставляло это неудобств и он был рад успокоить свою возлюбленную. Сделать ей приятно, показать, что ему не всё равно. Сейчас – нет. Он уже давно этого не делал.

Мужчина закрыл глаза, стараясь не дышать, не издавать лишних звуков, чтобы не привлечь её внимания, но уснуть не мог.

Будильник прозвенел в восемь, но Данил не торопился вставать. Ещё туманный, после тяжёлого, совсем не восстанавливающего сна, взгляд скользнул по экрану часов на тумбочке. Мирослава уже должна была уйти, по крайней мере, мужчине показалось, что он услышал и хлопок входной двери минут десять назад.

Только сейчас он поднялся и сидя на кровати с силой вдавливая ладони, провёл ими по лицу, словно пытаясь содрать корку. Так он просидел ещё какое-то время, а затем всё-таки нашёл силы встать на ноги.

На кухне его ждала кружка с холодным вчерашним чаем. Он вылил его в раковину, а затем нажал на кнопку чайника, постоял пол минуты и всё-же передумал. Он оделся и вышел на улицу.

Лёгкий ветер обдувал прохладой, которая как нельзя кстати бодрила. Мужчина шёл в сторону издательства, но не торопился, хоть уже и понимал, что опаздывает. Сейчас его мысли были заняты другим. Они, нажимая на кнопку повтора, прокручивали вчерашний разговор с Мариной.

Мысли про выставку казались инородными, совершенно чужими. Он давно не рассматривал возможности выставляться, тем более что сейчас он явно относился к категории несостоявшихся творцов.

Вчерашние слова девушки очень удивили Данила. И, пусть ему показалось, что она говорила искренне, где-то в подсознании звенели сомнения. Где-то там мужчина принял это за некую издёвку, несерьезность.

Когда он зашёл в издательство, взгляд невольно упал на рабочее место Марины. Она сидела и всматривалась в экран монитора, а затем лёгкими движениями стилуса по графическому планшету начала добавлять детали к обложке.

Засмотревшись, Данил не заметил как вонзался в свой стол, подняв шум, на который обернулось половина офиса, включая и виновницу происшествия. Она улыбнулась и направилась к нему.

– Ты выглядишь… – Марина осмотрела его. – Не очень.

– Спасибо, ты мне льстишь. – Мужчина устало улыбнулся, и присел на своё кресло, включил компьютер.

– Извини, я не хотела тебя обидеть. Просто ты явно мало спал. Кофе?

– Не откажусь.

Девушка улыбнулась и отошла от стола к кофейному аппарату. Спустя несколько минут вернулась с двумя пластиковыми стаканчиками. Один подала Данилу.

– Ты думал над мои предложением? – Марина не отступала.

Данил вновь вспомнил её слова, пока неуверенность боролась с желанием и, кажется, победила.

– Не знаю. Я уже… – Он задумался. – Отвык. Давно ведь ничего не писал, а выставлялся последний раз… не просто давно, а очень давно.

– Минуту. – Она отошла к своему столу и достала из сумки картонный прямоугольник. – Держи визитку Тебе стоит попробовать, там не слишком строгий отбор. Подумай, хорошо?

Данил колебался, но всё же принял карточку и мельком взглянул на название галереи, но вчитываться не стал и убрал её в карман.

– Ладно. – Он ответил не слишком бодро, прячась за монитором.

Его коллега задержалась всего на секунду, а затем пошла дальше работать, оставляя мужчину наедине со своими мыслями.

К концу рабочего дня мужчина так и не принял решения. Сомнения вытеснялись воспоминаниями о прошлом, а затем приходили обратно. Его прошлое кричало о том, что искусство – его мечта, а сомнения погружали его в ледяную воду со словами: «Очнись. Ты не сможешь, давно не практиковал».

Данил вышел из здания издательства, глубже вдохнул прохладный воздух. Он осмотрелся по сторонам, убирая руки в карманы. Что-то зашуршало внутри. Это была визитка. Мужчина достал её и уже внимательно рассмотрел прямоугольник из плотной бумаги. «Галерея Лесницкой» – название ему ни о чём не говорило, вероятно из-за того, что он давно не интересовался подобными заведениями, считая себя профнепригодным.

Ещё в самом начале своего кризиса он заходил в подобные места, с интересом рассматривал работы художников, подмечая для себя что-то. Изучал, думал. Но время шло, он стал понимать, что такие визиты ему не доставляют радости, скорее наоборот – угнетают. Приходило осознание того, что Данил так больше не сможет, что всё это просто не его. Так, грусть смешивалась с завистью, создавая невообразимый коктейль эмоций, поваливший его с ног окончательно.

В мыслях всплыли слова Марины: «… там не слишком строгий отбор». Значило ли это, что там принимают кого угодно? Или эти слова были для того чтобы подбодрить его, заставить поверить в себя?

Он вернул визитку обратно в карман. И направился в сторону метро. С каждым шагом мужчина шел медленнее, осознавая вновь своё нежелание идти домой. Но ничего более не оставалось.

***

Он долго сидел на кухне. Никак не мог решиться встать. Вода в чайнике уже остыла, чашка опустела, но рука всё ещё держала её, как будто от этого зависело что-то важное. Как будто если отпустит – провалится сквозь стул, пол, дни.

Данил поднялся, словно сквозь толщу воды. Прошёл по коридору, мимо спальни. Там – темно, тишина. Но в этой тишине – напряжение, натянутое, как струна. Он не заглянул внутрь. Просто прошёл в мастерскую, приоткрыв дверь всего на немного, и замер.

Комната, как и всегда, встретила его тенью. Она будто ждала. Мольберт стоял на том же месте, тряпка так и осталась на полу. Всё застыло. Он на секунду прикрыл глаза и прислонился к косяку.

Ему казалось, что если сделать шаг – всё рухнет. Или наоборот – оживёт. И тогда придётся снова чувствовать.

Он сделал этот шаг. Прошёл к ящику под окном, где хранились старые работы. Сел на пол, вытащил один альбом, потом второй. Бумага пахла пылью и временем. Он листал страницы. Ранние наброски. Чёрно-белые, местами небрежные, местами – точные, острые, как лезвия. Портреты, улицы, какие-то символические образы. Он узнавал себя – того, кто ещё верил.

На одном из листов – женский профиль. Невысказанная мягкость во взгляде. Он не сразу понял, кто это. А потом вспомнил – Мирослава. Другая. Та, что когда-то стояла у окна в их первой квартире и смеялась, когда он просыпался с перепачканным углём носом.

Он скомкал лист, но не порвал. Оставил. Как напоминание.

Мужчина поднялся, прошёл к мольберту, взял чистый холст и поставил. Он не знал что писать, но устал не пытаться.

Рука потянулась к кисти. Он выбрал тонкую, лёгкую. Опустил её в воду, стряхнул, потом в охру. Сделал линию. Всего одну. Потом ещё. Никакой задумки, никакой идеи – просто движение. Как дыхание.

Что-то внутри откликнулось. Слабо. Как сердце, бьющееся после долгой комы. Он продолжил. Не ради результата. Ради того, чтобы не раствориться.