Последняя загадка Эдипа

Великолепный свадебный пир продолжался семь дней и семь ночей. Теперь царь фиванский все свои нерастраченные чувства положил к ногам юной красавицы жены и очень скоро вовсе забыл о Хрисиппе, своей любви к нему и нелепой его смерти, в которой был повинен. Шли годы, спокойно и счастливо текла жизнь в семивратных Фивах.

Было позднее утро. Иокаста поднесла к ложу, на котором только пробуждался Лай, таз с тёплой водой. Она решила сама омыть супругу ступни. Лай притянул Иокасту к себе, его мускулистые, властные руки коснулись её груди, бёдер. Женщина ласково, но настойчиво отстранилась. Он недоуменно, однако без гнева посмотрел на неё.

–Мой супруг, мы с тобой живём бок о бок, лето за летом, а я так и не смогла подарить тебе наследника.

В глазах Иокасты стояли слёзы. Лай прикрыл веки и прижался к её животу лицом. Так он сидел на ложе, безмолвно обняв, стоящую подле него женщину. Она гладила его ,заметно поредевшие в кольцах волосы и не пыталась прервать затянувшегося молчания. А он вдруг вспомнил, как много лет назад, увёз обманом с Пелопоннеса юного наследника правителя. Вспомнил, стёршиеся в памяти черты его нежного лица. Вспомнил,как послал к Пелопу гонца с сообщением о том, что, якобы Хрисипп не вынес дороги и по прибытии в Фивы, заболел и умер. Вспомнил эту ложь и, ему почему-то стало страшно. Потом страх перешёл в гнев. Лай подумал: «Он бы был неплохим наследником. Мог бы стать завидной утехой. Зачем предпочёл мне смерть? А впрочем…», лоб Лая наморщился, под сомкнутыми веками, если бы можно было видеть его взор, сверкало негодование, «…впрочем, он бы, возмужав, ещё посмел бы влюбиться в Иокасту. Всё правильно решили богини судьбы. Нить Клото – оборвана.»

Он поднял взор на жену, словно желая лишний раз убедиться в её красоте и свежести.

Лай любил свою супругу и, его не меньше огорчало отсутствие потомства. Это единственное, что омрачало семейное счастие фиванского царя.

Наконец, правитель Фив решил обратиться за советом к Дельфийскому Оракулу и отправился в путь. После свершённого обряда, Оракул страстно изрёк: «Лай, оставь мысль о потомстве! Ты решил спорить с богами». Лай упрямо смотрел себе под ноги, словно эти слова относились к кому-то другому. Лицо же горело гневом и нетерпением.

–Но уж коли ты вопросил, – помолчав продолжил Оракул, -вот ответ богов: ты родишь сына и погибнешь от его руки.

Ничего не видя перед собой, вышел Лай из Храма. Тяжело было смириться с услышанным. Но как умилостивить богов или как обмануть их!? Ужас и отчаяние переполняли фиванского правителя. Горе и бессильный гнев объяли его душу. Лай решил не сразу возвращаться в Фивы, а повременить и на некоторое время остаться в Дельфах. Ему надо было побыть самому с собой, всё обдумать и решить – либо смириться с волей богов, либо…

По возвращении из Дельф Лай застал Иокасту за рукоделием. Глаза её светились любовью и преданностью. Она попросила сесть мужа рядом.

–Лай, мы с тобой счастливейшие из людей. Ты знаешь, боги услышали мои мольбы, – она сияла и фиванский царь невольно любовался ею, – боги услышали нас, они даруют нам наследника.

Лай в замешательстве взял нить из рук супруги и стал её крутить, пропуская между пальцев. Страх поразил его в самое сердце. Вот и свершилось – он породил свою смерть. Царь взглянул на нить в его руках. «О, эта нить подобна нити Мойр. Опережу Отропу. Я сам её порву, сам решу судьбу убийцы, которому не суждено будет стать им». Нить в руках Лая лопнула, когда он в очередной раз пропускал её между пальцами. Лай вздрогнул.

–Ничего, – по-своему истолковав смятение на лице царственного супруга, утешила его Иокаста, -я свяжу её и продолжу своё занятие.

ПОСЛЕ ПИРА.

Во дворце Полиба в этот день было много гостей. Сам Полиб, правитель Коринфа, недолго находился за пиршественным столом. После полудня он удалился с немолодыми именитыми гостями в деловые покои для разрешения политических вопросов и для выяснения кое-каких обстоятельств по заключению договоров с соседними полисами.

Рядом с Эдипом, сыном Полиба, возлежал Гераклит, его ближайший друг ещё со времён гимнасий. Приятели друзей нередко задавались вопросом -что связывает этих, совершенно противоположных по внешности и духу людей.

Эдип был высок, строен, светловолос, очень красив лицом. Его спокойный ровный характер обеспечивал расположение к нему, как его сверстников, так и умудрённых жизнью и опытом коринфян. Рассудительность, с которой он подходил к любому, даже самому малозначащему вопросу, удивляла окружающих, изумляла их и в тоже время, заставляла прислушиваться их к его мнению. Гераклит ,рядом с Эдипом, казался маленьким. Он уже прибрёл брюшко для потаения в нём излишеств. Чревоугодие способствовало легкомыслию и скептицизму, которые отличали этого человека. Он любил позубоскалить, принимал решения, следуя страсти, не обдумывая и не заботясь о последствиях. Его тёмные с рыжим отливом волосы, казалось, всегда были в беспорядке. Небольшие, прищуренные глаза беспрестанно стреляли по сторонам в поисках объекта для насмешек. Ещё будучи в гимнасиях, он пристрастился к кубку Бахуса, много смеялся, быстро и много говорил. Во время возлияний Гераклит не знал меры ни в вине, ни в еде, сильно потел и лицо его становилось блестящим и красным.

Теперь они возлежали друг против друга. Кубок Эдипа едва был отпит, Гераклит же подтрунивал над товарищем,

–Послушай, приятель, ты меня обманываешь. Я уже три кубка выпил, а ты с одним не справишься никак. Разве эллин не должен знать толк в земном нектаре?

–Должен, -поддержал его Эдип, -но только толк, а не бестолковость, которую последний вызывает при употреблении без меры.

–Могу согласиться, -засмеялся Гераклит, -О! Смотри, Эномай идёт сюда.

К ним подошёл худой, но крепкий юноша с голубыми, как два озера глазами.

–Что, Гераклит, замучил аппетит? – находу срифмовал он.

Эномай был самый молодой из присутствующих. В своей манере общаться он чем-то походил на Гераклита. А отличало их слишком многое. Эномай бывал настолько же угрюмым, насколько мог быть весёлым и беззаботным. Он небезуспешно упражнялся в стихосложении и ораторском искусстве, умел завладевать мыслями и настроением окружающих.

–А, наш аэд почтил нас собственной персоной, – насмешливо отозвался Гераклит.

–Иду к друзьям на шум и гам, чтобы вкусить насмешек яд.

–Боги олимпийские! Он издевается, -сила голоса Гераклита не уступала силе его аппетита.

–Я к вам с новостью, – пропуская слова Гераклита мимо ушей, заявил Эномай.

–С новостями от Гермеса или Аполлона?. -поинтересовался Эдип.

–Пожалуй, здесь замешан Аполлон, -в тон Эдипу ответил Эномай.

–Что ж, выкладывай, – Гераклит приготовился слушать, дабы не пропустить ни слова, ибо, на любое из них, можно было натравить музу сатиры.

–Вчера мой отец прибыл из Афин. Привёз аттические вазы, вы знаете, прекрасней я ничего не видел.

–Аттических не видел ваз? – ехидно изумился Гераклит.

–Почему? Видел. И у меня их немало. Однако эти…Я даже не могу передать. Я приготовил вам по подарку.

Эдип встал, – Друзья! И у меня для вас кое-что есть.

Он вышел и, спустя немного, появился с двумя щитами и дротиками.

– О!– воскликнул Эномай, – Это – коринфской работы!

–Эти щиты из мастерской Продика! – восхищённо заметил Гераклит.

–Того, что возле агоры живёт? -спросил Эномай.

–Тот самый, безродный, -подтвердил Гераклит.

–Я слышал, его младенцем нашёл какой-то раб за стенами Коринфа? -проговорил Эдип.

–Да, Зевсу было угодно, чтобы из этого найдёныша получился прекрасный оружейник.

Эдип устремил взгляд поверх голов своих друзей и задумчиво произнёс, -Странно, когда тебя вот так, младенцем, швырнут на съедение диким зверям. Хорошо, если найдётся кто-нибудь с доброй душой.

Гераклит тем временем наполнил кубки и протянул их товарищам.

–Выпьем за громовержца Зевса!

Его лицо уже было сильно раскрасневшимся, капельки пота проступали на лбу и на верхней губе. Он поставил пустой кубок подле себя и лукаво глянул на Эдипа.

–А ты не знаешь ,как бывает,– воля богов возносит даже недостойного?

Эномай с Эдипом с удивлением взглянули на Гераклита. Глаза его покраснели, блеск их усилился и Эдип заметил:

–Друг, я не хотел бы тебя обидеть, однако земной нектар может пойти тебе во вред.

Гераклит расхохотался.