Отборная бабушка

Водяной насторожил перепончатые уши.

– За первое нарушение – только предупреждение. Притопить не до смерти, снасти порвать, или еще что. И только потом – радикальное решение вопроса.

– А?

– Топить, говорю, только со второго раза.

– Аааа. Понятно. Странная ты, хозяйка. Раньше, до тебя, приходили другие. Приказывали не топить вообще. А ты – топи себе на здоровье.

Я вздохнула. Людей я, конечно, люблю, но на то, что они способны сделать с природой при полной вседозволенности, насмотрелась в своем мире. Повторять то же здесь как-то не хочется, тем более если есть возможность этого избежать. Сурово, конечно, но многие по-другому не понимают.

Погодите, это же сколько лет лешему, если другие Видящие к нему приходили? Не меньше пятисот, получается.

Хотя, чему я удивляюсь. Нечисть же.

Чисто из любопытства, для проверки теории, я в тот же вечер оставила крынку молока под своей кроватью, для домового.

На кухне не рискнула. Никакой чистоты эксперимента, вдруг кот какой приблудный забредёт и выпьет.

Зато под кровать мою ночью наверняка только домовой залезть сможет.

Наутро крынка опустела, а на туалетном столике обнаружились потерянные мною на прошлой неделе сережки. Отдал, вроде как.

У меня аж мурашки по спине побежали.

Вот и провела эксперимент.

Глава 6

Шли годы.

Поначалу деревенские по-прежнему боялись ходить в лес и подходить близко к реке. Все-таки несколько столетий страха даром не прошли.

Пару лет я в одиночку бродила создаваемыми лешим специально для меня тропами. Размечать на карте, где малинник, а где грибницы, смысла не было – достаточно было озадачить хозяина леса, и дорожки сами меня выводили к нужному участку леса.

На рыбалку я ходила с сачком и мешком.

Все.

В мешке лежала обычно колбаса копченая, потверже, вроде салями или фуэта, и несколько крынок с квашениями-солениями. Водяной сильно уважал остренькое.

Леший наоборот, неровно дышал к варенью и булочкам, хотя от копченостей тоже не отказывался.

В тот же мешок, когда он пустел, я складывала улов. Рыба сама подплывала и застывала у берега, оставалось только махнуть сачком.

Карасями я не мелочилась, разве что изредка, на засушку. Чаще брала осетров и карпов. В местах с особо быстрым течением водилась редкая игольчатая рыба, вроде фугу, только не ядовитая. Несмотря на некоторую сложность очистки, на вкус она оказалась почти как лобстер.

Аглая только ахала, когда я приносила очередной мешок колючей пакости. Чтобы понять, как разделывать и готовить этих рыб, нам пришлось перетрясти отдел старых книг в отцовском кабинете. Стоила игольчатая, к слову, каких-то запредельных денег, и раньше обеспечивала чуть ли не половину дохода баронства.

С вывозом за пределы нашей кухни этой золотой колючей жилы придётся повременить, я все-таки не Савраска, в одиночку таскать ее килограммами, но потенциал меня радовал.

Садом я теперь занималась время от времени, благо основную работу уже успела проделать, а выдернуть сорняки раз в неделю могли и деревенские под руководством Даниты. Все силы уходили на исследование леса и протекавшей по нему реки. Хотелось понять, на что мы можем рассчитывать в будущем. Да и запасы на зиму никогда не помешают.

Все-таки военное детство и довольно бедное на лакомства юношество, вкупе с суровыми девяностыми, основательно повлияли на мою психику. У меня в прошлой жизни одну комнату квартиры занимали консервы и мешки с картошкой, сахаром и прочими долгоиграющими продуктами. Вот и даже оказавшись в новом, юном теле я была не способна пройти спокойно мимо зарослей ежевики или грибной поляны. Добро пропадать не должно!

Да и контакт с нечистью нужно было налаживать. Они долго копили обиду на человечество, и чтобы растопить лёд в отношениях, потребуется не один батон колбасы. Так что я бродила по излучинам реки и лесным тропинкам, вслух восторгаясь красотами леса. Привирать особо не надо было. Водяной с лешим показывали иногда такие живописные поляны и заводи, что аж дух захватывало, и я страшно жалела, что не умею рисовать.

Сёстры, и те рисовали лучше.

Книжку мы с ними таки сделали. Обещание дороже денег. Пусть у меня с открытием леса дел прибавилось, но час-другой на общение с девчонками я выделяла каждый день обязательно. Хватит того, что отца они видят только за едой, и то не всегда, а мать предпочитает заниматься собой, а не ими.

Арианна и Лизелла довольно быстро освоили грамоту, и не на шутку увлеклись чтением. Наша библиотека доступных для их возраста книг быстро исчерпала себя, и пришлось заказывать новые, из столицы.

Но к тому времени наше финансовое положение стало получше.

Даже из того, что приносила я, кухарка готовила столько солений-варений, что в поместье мы с поеданием бы не справились. Так что часть заготовок отправляли подводами в ближайший город.

Через пару лет деревенские осмелели.

Глядя на то, как я мешками волоку на себе ягоды и рыбу из леса, они потихоньку, по одному, начали подкатывать сначала к Даните и Санне, а потом, осмелев, и напрямую ко мне. Как, мол, гроляйн Кауфхоф умудряется выбираться из Чёрного леса живой?

Я им без утайки и рассказала. И про лешего, и про слишком наглых добытчиков прошлого, и чем оно закончилось. Объяснила, что к хозяину леса надо с пониманием и уважением, он в ответ и не обидит.

Самые смелые передали дальше, остальным. По дороге история обросла новыми деталями, леший становился все грознее, хотя куда уже, а я все победоноснее. В итоге несколько мужиков с опаской, оглядываясь, все же рискнули сунуться в лес. С поклонами, уважительными речами, обращёнными к ближайшим деревьям, чуть ли не челобитием, и подношениями, куда же без них. На тот самый, пресловутый пенёк.

Все вернулись целыми, здоровыми, и сильно тому удивленными. Посещать лес стало все больше смельчаков. Были и попытки браконьерства, но о том узнала только я, да семьи недосчитались кормильца.

Ну так я предупреждала.

Получилась новая традиция. На опушке нужно было поклониться лесу три раза, потом положить дары на пенёк, поклониться еще раз, и громко объявить, так сказать, цель визита. Ну вроде:

«Уважаемый леший, я пришёл за зайцами. Пяти штук мне хватит. А если по дороге попадутся еще грибы какие съедобные, и подавно не обижусь».

Васька с хихиканием передавал мне особо выдающиеся перлы.

Имя его я разглашать не стала. Мало ли, кроме существования нечисти здесь еще какие правила из сказок моего мира действуют, вроде того: кто знает имя – тот и повелевает.

Нечего тут.

Дела в деревнях пошли на лад. Товарообмен с лесом и рекой существенно обогатил крестьянский стол, да и наш заодно.

Избыток игольчатой рыбы, как оказалось, еще и страшно дефицитной оттого, что водилась она только в реке Чёрного Леса, возили напрямую в столицу. Сами столичные купцы чуть ли не дрались за то, чья именно подвода повезёт колючек. Чуть ли не всю поставку сразу же закупал королевский двор, как в старые добрые времена.

Немалая прибавка к месячному бюджету.

Поместье потихоньку выходило из финансового кризиса. В комнатах появились новые вазы, взамен проданных во время тяжелых времён – мачеха-то наряды требовала всегда. Холодные каменные стены снова прикрыли гобелены, застиранное постельное белье заменили на новое. Пока не появились деньги, я даже не задумывалась, насколько поместье запущено. Пострадал не только сад – всей территорией практически не занимались. Отец оставил дом на мачеху, вроде как женская епархия, а ее, понятное дело, кроме собственной персоны особо ничего не волновало. Гер Кауфхоф, как истинный мужчина, деталей не подмечал – не дует, еда есть на столе, ну и ладно. А что прислуга уже третий год в той же, заштопанной униформе – глаз не мозолит.

И вот теперь я, наконец, развернулась. На вырученные от освоения леса деньги не только в поместье ремонт организовала, но и в наших деревнях. Два коровника давно пора было заменить, настолько они расшатались, у зернохранилища крыша протекала, зерно мокло и портилось, да и сами дома пора было как минимум красить, а некоторые и перестраивать.