Старая асьенда доньи Ремедиос

По палубе забегали. Через какое-то время над «Консуэло» взвился жёлтый флаг. Он означал, что на бриге карантин из-за повального заболевания команды. Все на бриге с напряжением ждали действий неизвестного корабля. Капитан, стоя у квартердека, слышал, как хефе Франсиско спросил у капитана Фишер:

– Но это не может быть Красавчик Джон?

И тот ему ответил с сердцем:

– Не знаю, дон Барреро!.. Я и сам этого боюсь!

Но неизвестный корабль, не заходя в бухту, резко сменил курс.

– Испугались нашего «карантина», – самодовольно заявил капитан Фишер.

– А может быть, не захотели вступать в бой или сами прячутся, – ответил ему хефе Франсиско, он стал спускаться на палубу к капитану, который уже смотрел на берег острова.

К концу дня заметно похолодало. Наступал тихий, чудесный вечер с крепким морским запахом и синим безоблачным небом, уходящим, бог знает, в какую высь. Кожистые листья пальм, косо расставленных пассатами на берегу тут и там, не трогало ни малейшее дуновение ветра. За группами этих застывших в падении пальм виднелся густой тропический лес. Высокие сосны леса, нагретые солнцем за день, испускали на берег смолистый аромат, и он смешивался с запахом моря и с запахом остывающего берегового, белого, как кость, песка в одно несравнимое ни с чем благоухание.

****

Глава 2. Золотые самородки для дона Барреро

«Архистар» прибыла в Красную бухту на северо-западном побережье острова Андрос к вечеру следующего дня.

Капитан с палубы брига смотрел на шхуну в подзорную трубу и видел, что его тоже рассматривают и даже узнали. Скоро шлюпка с «Архистар» доставила на бриг взволнованного мистера Трелони и, как всегда, невозмутимого штурмана Пендайса.

– Слава богу, вы живы! – воскликнул сквайр, подбегая к капитану. – Мы уже не знали, что и думать!

И он бросился обнимать капитана, не обращая внимания на матросов, стоявших на палубе неподалёку и на капитана Фишер, который был совсем рядом и ел его глазами.

Штурман Пендайс степенно ждал своей очереди поздороваться, стоя позади сквайра. Потом штурман обменялся с капитаном привычным рукопожатием, но не сдержался и неожиданно сжал предплечье капитана своей ручищей. Капитан присмотрелся к штурману – тот выглядел растроганным.

И тут сквайр сказал каким-то деревянным голосом, покосившись на капитана Фишер.

– Доктор прийти не смог – он сидит с Платоном.

– Так Платон жив? – вскричал капитан, и сердце у него забилось так, что, казалось, грудь надо было придерживать рукой.

Его мгновенно переполнило чувство, словно бы над ним приподняли крышку гроба, в котором он лежал, заживо погребённый всё это время: пропала душная, муторная тяжесть, мучавшая его последние дни, и сразу стало легче дышать, и над головой словно бы приоткрылись просторы, и забрезжило надеждой, что всё пройдёт, и всё образуется.

– Жив, – подтвердил сквайр, и серые глаза его загорелись на обожжённом солнцем лице. – Только он сейчас спит… Как всегда.

Сквайр со значением посмотрел на капитана, и капитан сразу понял и спросил коротко, одними губами:

– Амулет?

– Я сразу же положил его Платону на грудь, как можно ровно, – тихо ответил сквайр и добавил: – Наш доктор не ругался.

– Куда Платон ранен? – спросил капитан.

– В живот, – ответил сквайр.

– Скверная рана, – пробормотал капитан и опустил глаза в раздумье.

Мистер Трелони и штурман Пендайс молча смотрели на него и ждали, когда он снова заговорит.

– Что вы так долго сюда шли? – наконец, спросил капитан.

– Надо было запастись провизией, – ответил штурман Пендайс. – Собирали её по всему Нью-Провиденс.

Они опять замолчали, неловко поглядывая на капитана Фишер.

– Мы привезли вам ваши личные вещи, капитан, – сказал сквайр.

И тут капитан Фишер вскричал:

– Их необходимо досмотреть!

И уже обращаясь к капитану, он сказал с плохо скрываемой иронией:

– Вы позволите, капитан Линч?

И, не дожидаясь ответа, капитан Фишер подозвал боцмана. Боцман взял саквояж из-под ног сквайра и, отойдя несколько в сторону, склонился над ним, проверяя одежду.

Капитан, сквайр и штурман Пендайс смотрели на боцмана и молчали. А потом сквайр снова заговорил, и говорил он о каких-то пустяках и смешных происшествиях, о которых обычно говорят, находясь у постели тяжелобольного родственника или друга.

Когда стемнело, пришёл лёгкий ветер, и комары и мошки, так мучавшие всех весь день, исчезли.

– Идите, Джордж, – сказал капитан сквайру. – Сейчас как раз начнётся отлив.

– Да, мы пойдём, – сказал мистер Трелони. – Мы придём ещё завтра.

Тут сквайр сделал лёгкий поклон в сторону капитана Фишер и произнёс:

– Если нам будет позволено.

И он опять порывисто бросился обнимать капитана. Штурман Пендайс с другого бока тоже приблизился к капитану и сжал ему запястье, и капитан почувствовал, как в карман жюстокора ему что-то положили, и услышал, как мистер Трелони одними губами прошептал:

– Ждём ответа.

Мистер Трелони и штурман Пендайс стали спускаться в шлюпку.

– Будьте осторожны в шлюпке, – сказал капитан на прощанье. – Тут по ночам близко к берегу подходят акулы, что охотятся у края Гольфстрима… Я с палубы видел, как они носятся за рыбой.

Мистер Трелони махнул ему в ответ рукой. Капитан смотрел, как шлюпка с «Архистар» отчаливала. Он долго провожал её взглядом, словно никуда не торопился. Потом он поклонился капитану Фишер и нарочито неспешно пошёл к себе, но письмо, лежащее у него в кармане, казалось, жгло ему тело через одежду.

В каюте горел фонарь и стоял саквояж, принесённый услужливым боцманом. Капитан закрыл дверь и привалился к ней спиной. Трепетной рукой он достал письмо и развернул: в письмо был завёрнут огрызок карандаша, заточенного с двух сторон. Капитан улыбнулся, спрятал карандаш за обшлагом рукава и стал читать письмо. В письме быстрым почерком доктора Легга было написано:

– «Дорогой друг! На общем совете мы приняли решение атаковать бриг в ближайшие день-два при подходящем ветре. Сигналом к атаке будет красный флаг, поднятый на шхуне. Ждём ваших приказаний».

Капитан достал огрызок карандаша и на обратной стороне листка бумаги написал ответ. Потом он спрятал письмо на себе и вышел на палубу: спать он не мог.