Офисное кресло и вуду-жаба

– Наверное, это великая американская мечта: порхающие в воздухе миллионы. Я вижу это в каждом почти фильме.

– Да ладно, – ответила Верочка. – Хороший фильм. Есть над чем посмеяться.

****

Крылов встретился с блондинкой Олей в кафе, где они несколько раз уже ели, чтобы не тратить драгоценное время на приготовление еды у него дома.

Но увидев каменное лицо девушки, он сказал себе: «Сегодня секса не будет». И угадал. Когда они сделали заказ, Оля выдала:

– Моя подруга Светка видела тебя в кино с какой-то девчонкой.

– Меня? В кино? С девчонкой? – удивлённо произнёс Крылов и подумал: «Ты хотел водевиль – получай».

– Да, – подтвердила Оля и отвернулась.

– Твоя подруга видела? – опять переспросил Крылов, чтобы выгадать время: теперь он понял, что Москва – очень маленький город.

Оля молчала. Он спросил:

– А откуда твоя подруга меня знает?

– Я показывала ей твою страницу в Фейсбуке, – ответила Оля.

«Твою-то мать. Надо удалить страницу к чертям собачьим», – подумал Крылов и сказал вслух:

– Ну… Прямо так уж она меня и запомнила?

– Представь себе. У тебя очень запоминающаяся внешность, – пошла в наступление Оля и вскричала запальчиво: – Светка сразу выдала, что ты – балдёжный, а в очках «Авиатор» похож на голливудского актёра!

Тут Оля внезапно замолчала, потом промямлила, явно оправдываясь:

– Ну, ей так показалось… Она вообще – излишне тащится от всех всегда.

Слова прозвучали неубедительно, скованно, и Крылов понял, что Оля уже жалеет, что выболтала ему о том впечатлении, которое он производит на её подруг.

– Я ходил в кино с сестрой, – наконец, сообщил он, а про себя запел: «Ах, водевиль, водевиль, водевиль».

– Ну, конечно. Все так и говорят всегда – с сестрой, – согласилась она и добавила, сощурив глаза: – Ты говорил, что у тебя только братья есть.

– А я не знал, что у меня есть сестра, – выдавил Крылов и подумал: «Боже, что я несу!»

– Не знал о сестре? – переспросила Оля и откинулась на спинку стула.

– Да, не знал. Потому, что она двоюродная, – выпалил Крылов и перешёл в наступление: – Вот ты, например? Всех своих двоюродных знаешь?

Оля наморщила лоб и задумалась. Крылов решил закрепить успех.

– Ну, и что твоя Светка сообщила? – спросил он насмешливо. – И что я с этой девушкой в кино делал?

– Ничего не делал, – нехотя согласилась Оля. – Светка сказала, что вы даже за руки не держались. И цветов у этой девушки не было.

«Чёрт! Надо обязательно подарить Верочке цветы», – подумал Крылов и вскричал:

– Ну, вот видишь!

– Ничего я не вижу, – проворчала Оля и вдруг добавила с вызовом: – И своих цветов я тоже что-то не наблюдаю.

– О! – виновато протянул Крылов и закрутил головой, демонстративно оглядываясь. – Прости меня! Твои цветы я забыл в машине!

– Забыл в машине, – многозначительно повторила Оля и обречённо улыбнулась.

Тут официантка принесла их заказ, и Крылов попросил жалобно:

– Давай спокойно поедим, а? Так есть хочется!

Оля взяла вилку и принялась задумчиво разматывать её из бумажной салфетки. Крылов посматривал на девушку: её лицо по-прежнему не предвещало ничего хорошего. «Что-то плохо у меня получается жить, как в водевиле», – подумал он и придвинул свою тарелку.

Ели они молча. Сергей думал, что в водевиле герой сейчас спел бы страстный романс со слезою в голосе и тут же переключился бы на другую героиню, чтобы петь с нею смешные куплеты. У него так не получается почему-то. Оля тоже ничего не говорила, а под конец проворчала, как отрезала:

– Я поеду домой.

Крылов безропотно ответил:

– Хорошо. Я тебя провожу. Кофе хоть выпей…

Кофе пили тоже молча. Отодвинув пустую чашку, Оля сказала, что она идёт в туалет, и стала спускаться вниз по лестнице. Крылов помахал официантке деньгами, положил их на стол и тоже рванул вниз по лестнице к туалетным комнатам.

Их в этом кафе было две, и находились они в отдельном тамбуре. Одна туалетная оказалась свободна. Рядом с дверью во вторую Крылов встал, поджидая Олю. Когда она открыла дверь, он шагнул внутрь, к ней навстречу, стиснул потрясённую девушку в объятиях и, подавив её вскрик поцелуем, пинком ноги закрыл дверь за собой. Нащупав щеколду одной рукой, кое-как закрылся.

Когда кончился воздух в лёгких, он оторвался от её рта и зашептал, предупреждая готовящийся вскрик:

– Тише, тише… Ты что? Хочешь, чтобы нас услышали?

Она глухо застонала, а он уже лихорадочно шарил по ней руками, расстёгивал пуговицы, тянул колготки, гладил и нежил, и вбирал в ладонь, и елозил по тёплой, сокровенной влаге – он стал сторуким всесильным индийским богом… И она, побеждённая, парализованная, сломленная его пылким неистовством, уже достала, уже надорвала блестящий квадратик ловкими трясущимися пальцами, и скоро он, прижимая к себе до хруста каждый мягкий изгиб её тела, заскользил по шелковистому лоску его естества в быстром, яростном, смятенном, оголтелом любовном акте…

Из туалета они выскочили пристыженные, но незамеченные. В машине Крылов прохрипел горлом, всё ещё сдавленным животным спазмом:

– Прости! Я от тебя теряю голову.

Кашлянул, прочищая горло. Покосился быстро, краем глаза – как она реагирует. Завёл мотор и спросил, уже не глядя:

– Куда тебя отвезти? Домой или ко мне?

– К тебе, – ответила она низким, довольным, бабьим голосом.

Крылов медленно тронулся с места, гадая про себя, вспомнит ли Оля о цветах, которые он не купил, или не вспомнит.

****