Женщина-апельсин

– Что это у тебя квартира такая маленькая, а кухня – нора? Позвони мне вечером, я как-то раньше не замечал.

Ева с сожалением поднялась и пошла к телефону в прихожей. Она долго рылась в сумочке, потом нашла цветной тисненый квадратик с золотыми буквами «Стас Покрышкин», набрала номер. На том конце долго никто не подходил, Ева лениво разглядывала дружков малинового пиджака, доедающих песочный торт за круглым столом с плюшевой скатертью. Ей даже показалось, что она задремала чуть-чуть. Если бы не обжорство, она бы уже положила трубку, а так ей просто было лень двигаться, и она дождалась.

– Чего надо? – Голос был испуганный и тонкий.

– Следователь Курганова вас беспокоит. Я по поводу несчастного случая на студии в июне.

Мальчики за столом, как по команде, подавились и закашлялись. Тут же прибежал Казимир, принес водички.

Она договорилась о встрече, пожелала всем приятного аппетита. День, как обещало вчера ночью ясное небо, был хорош. Спокойное солнце, яркие краски листьев, тепло…

Стас Покрышкин, утонченно худой и бледный, неопределенного возраста, с лицом тонкой и старательной лепки, которое определяло натуру художественную, занимался этим утром тем, что мыл пол. Студия Стаса – это огромная четырехкомнатная квартира, в которой сломали почти все перегородки, а пол выложили бледно-голубой плиткой. Ослепительно белые стены терпели рядом с собой только сложные конструкции из стекла и металла. Когда позвонил телефон, Стас завороженно рассматривал ведро с тряпкой в розоватой жиже у своих ног, он не мог сдвинуться с места, настолько необычны и нереальны были и ведро, и тряпка, и он сам с босыми ногами в ослепительно фиолетовом кимоно на голом теле рядом с этими предметами, не говоря уже о том, что он в жизни не мыл полов. Стас не помнил никакой Евы Кургановой, поэтому сначала он перечислял в трубку предполагаемые имена нахалов, побеспокоивших его такой шуткой с утра, а потом просто положил трубку и задумчиво вернулся к ведру.

Осталось отмыть несколько ступенек. Стас уже ругал себя, что не сделал это вчера сразу после съемок, но он очень устал тогда, а сейчас некоторые пятна засохли и не отмывались. Стас включил музыкальный центр. Грянул Бах. Стас сделал несколько па, скользя яркой птицей в огромном белом пространстве, потом вздохнул и взялся за тряпку.

Почти посередине студии был сооружен подиум, вернее сказать – это была круглая арена, к которой вели ступеньки. Пять ступенек по всему кругу. Сейчас на этой арене стояла огромная, почти квадратная кровать с белым шелковым бельем и красным атласным одеялом. В нескольких шагах от подиума, ближе к стене, находился искусственный камин с вычурной отделкой под розовый камень и полукруглой металлической решеткой, состоящей из острых пик. Пики переплетались волнистым стеблем с небольшими, тщательно выполненными листочками и цветами, из стебля, чуть отогнутые наружу, шли пики поменьше.

Почти вся студия была пустой, лишь несколько металлических изогнутых стульев у стеклянного низкого столика. В стиле стульев две полки – металл и стекло – почти прозрачные, на них несколько книг и безделушки. Только одна из стен полыхала ярким пятном: огромный аквариум был вделан внутрь стены и ограничен по ее поверхности пластиковой рамой. Аквариум подсвечивался, живая картина завораживала необычайной колышущейся зеленью, в которой уныло и сонно всплывали и тонули совершенно белые лягушки.

Из студии две полукруглые арки вели в кухню и небольшую комнату, превращенную в гардероб – вешалки на колесиках с театральными костюмами, полки с обувью и шляпами. Сейчас гардероб был изрядно забит стойками с мощными лампами и видеокамерой.

Входную дверь тоже попытались украсить аркой, но получилась нелепость, потому что дверь была массивной, металлической, с несколькими замками и большой задвижкой во всю ширину двери.

В дверь настойчиво звонили.

Стас с досадой вздохнул, бросил тряпку и подошел к двери. Задержав дыхание, посмотрел в глазок.

На лестничной площадке стояла обалденная женщина; она почувствовала, что ее разглядывают, подмигнула и сделала губами поцелуйчик в воздухе.

Стас открыл. Ева ошарашенно разглядывала большое пространство.

– Проходи и раздевайся. Что за идиотская прическа, тебе вообще бы пошло налысо. Хотя, посмотри парик в гардеробе, – Стас вернулся к ведру, вздохнул, двумя пальцами закинул тряпку в ведро и отнес его в гардероб.

– Меня зовут… – начала было Ева, но Стас ее оборвал.

– Совершенно никого не интересует, как тебя зовут. Ты сама ко мне пришла, или я тебя где-нибудь нашел?

– Э-э-э… как сказать…

– Презентация этого придурка в Доме литераторов? Нет? Снималась раньше? Нет? Раздевайся, мордашка у тебя ничего, и ноги сильные, дальше посмотрим. Кофе или чай?

– Нет, спасибо, не хочу – Ева сняла пиджак.

– Я не употребляю спиртное, – раздраженно заявил Стас, остановившись в дверях кухни.

– Ну и?.. – Ева не поняла.

– Ну чай или кофе, наконец!

– А, тогда все равно, только мне придется сблевать после этого. Есть предел наполняемости желудка, понимаешь. Кстати, где у тебя блюют, покажи заранее.

Стас Покрышкин выключил в кухне чайник, постоял, тупо глядя на изящные темно-синие чашки с золотом по ободку, и почувствовал опасность напряжением под ребрами в области желудка.

Он осторожно выглянул из кухни. Ева разглядывала аквариум. Она было решила, что лягушки дохлые, но тут одна из них дернула задними лапами, медленно и сильно, и стала всплывать вверх.

– Почему ты не раздеваешься?

– Я переела, понимаешь? Кстати, ты тоже будешь раздеваться? – Она теперь смотрела на голые ноги Стаса, выглядывающие из-под кимоно.

– Ты кто, как тебя зовут?

– Так ведь никого не интересует, как меня зовут. Давай хотя бы выясним, как зовут тебя. Ты – Стас?

– Да, я Стас. Разве ты пришла не на пробу?

– А что я должна пробовать?

Стас тоскливо вспоминал, где у него пистолет. Пистолет лежал под подушкой на огромной кровати, которая стояла на подиуме, к которому вели пять ступенек.

– Послушай, я снимаю интересные фильмы про красавиц и злых вампиров. Ко мне должны сегодня прийти на пробу. Для фильма «Страсть вампира». Я подумал, что это ты. Правда, рановато.

– Ты снимаешь порнофильмы, крутую эротику с элементами насилия.

– Кто это сказал? – Стас вспотел.

– Так написано в протоколе.

– В ка…ком таком протоколе?

– В милицейском… Ты, конечно, можешь поспорить со мной и с протоколом, что является крутой эротикой, а что нет, но я пришла по другому поводу. Я тебе звонила.

– Господи, как ты меня перепугала! – обрадованно закричал Стас, облегченно вздохнул и ушел наливать себе кофе. – Ну конечно, ты Ева… как там… не помню, я думал, что это шутка, у меня оператор, мой друг, он иногда странно шутит, но специалист золотой!

Стас поставил на стеклянный столик поднос с одной чашкой кофе, маленьким серебряным молочником и длинным стаканом с соком.

– Однажды он позвонил, сказал, что для меня есть обалденная натура и что нужно за ней немедленно приехать в морг, смешно, да?

Стас с наслаждением нюхал кофе в чашке, отставив ухоженный длинный мизинец. Ева смотрела на пятна, которые он так и не домыл.

– Что это?

– А, ерунда, кровь. Вчера снимал, устал как собака. Девочка тоже притомилась, потом она… не для вашего протокола, ладно, по-дружески? – она немного подбадривает себя иногда, отрубилась, убрать было некому. А в обед у меня натура, – он поставил чашку, сделал глоток сока, потом опять глоток кофе. – Я подумал, что ты – на пробу.

– Кровь, значит… И откуда?

– Из банки. У меня еще три банки осталось, если тебе надо. Нет, ты не подумай, я подделок не люблю, у меня кровь настоящая, не веришь?

– И банки у тебя – трехлитровые?