Танго со смертью

Колян позволяет себе пивка

Лина не находила себе места, пока телефон Башмачкова безмолвствовал, и безуспешно пыталась отвлечь себя всевозможными домашними делами. Наконец трубка зазвонила, и Башмачков. подскочив к смартфону, нажал зеленую кнопку. Он молчал и что-то напряженно слушал, а Лина жестами требовала включить громкую связь. Не обращая на нее никакого внимания, Башмачков удовлетворенно хмыкнул.

– Короче, Колян, пивка мы с тобой сегодня все-таки попьем. – сказал он в трубку и выключил мобильник.

– Говори! – потребовала Лина. – Быстрее! Что с Элеонорой?

– Все в порядке с твоей Элеонорой, – буркнул Башмачков. – Годовой баланс «Утят» будет сдан вовремя. Короче, лучший бухгалтер всех времен и народов, Элеонора Березкина не только жива, но и делает заметные успехи. Твоя драгоценная Эля даром времени не теряла и уже успела охмурить моего друга – непоколебимого следователя Васильева. Представляешь, Колян говорил о ней с каким-то нежным восторгом, прежде совершенно ему несвойственным. Особенно в отношении слабого пола. Чего он только не сообщил про твою Березкину: и «мужественная женщина», и «умница», и «симпатичная девушка». Короче говоря, надо срочно идти пить с Коляном пиво с креветками, пока этот бабник не перешел на капучино с пирожными в обществе бухгалтера «Веселых утят» …

Башмачков помолчал, а потом добавил с легким презрением, как о степени наивысшего падения:

– Да, и пока следак Васильев не перешел на просмотр слезливых мелодрам в компании «мужественной женщины» Березкиной вместо футбольных матчей в компании писателя Башмачкова.

Колян явился на встречу с приятелем в приподнятом настроении. Они частенько встречались после работы в этом уютном подвальчике, чтобы выпить пивка и перетереть последние новости.

– Прикинь, Валерка, у меня сегодня был еще тот денек, – признался следователь. – Выезд на место преступления. Задержание преступников. Первые допросы с признательными показаниями…Только ты, пожалуйста, Лине подробности не рассказывай. Слишком все оказалось серьезно. В общем, если говорить коротко, жизнь Элеоноры висела на волоске. Какого черта она вообще связалась с этими бандюгами? Мне еще предстоит с ней серьезный разговор. И все же Элечка молодец, не сдалась, все сделала правильно. Понимаешь, она грамотно тянула время, не впала в истерику. А когда надежды на благополучный исход уже не осталось, появился я. Хоть и не весь в белом, но зато в приятной роли спасителя. Без ложной скромности скажу, я стал для нее кем-то вроде Бэтмена.

– Круто, – Башмачков уважительно взглянул на приятеля и от избытка чувств даже стукнул кружкой по столу. – Горжусь тобой, Колян. Сейчас мы это дело отметим.

– Ну, если честно, я спас Элю под прикрытием двух омоновцев, – признался Николай, когда они вновь наполнили кружки.

– Знаешь, то, что ты прибыл ее спасать в компании ваших «шкафов», только прибавит тебе очков в глазах Элеоноры, – объявил Башмачков. – Женщины любят, когда вокруг них вьется много брутальных мужчин. И, главное, ты наконец сможешь воспользоваться своим служебным положением.

– В смысле? – не понял Николай.

– Теперь ты имеешь право вызывать Элеонору на допросы столько раз, сколько сочтешь нужным.

Следователь Васильев просиял. Идея Башмачкова ему явно понравилась.

– Ну, за сказанное! – торжественно провозгласил Колян и со значением стукнул кружкой с ледяным пивом о кружку приятеля.

Друзья продолжили неспешную беседу под пиво с привычными шутками и подколками – о футболе, о налогах, о новых станциях метро – словом, о чем угодно, только не об освобождении главбуха Березкиной. У Башмачкова с Коляном была давняя договоренность не обсуждать на подобных посиделках серьезные темы, потому что надо же хоть когда-то расслабляться. Запас пива таял. Наконец литератор вспомнил о Лине. Она бы явно не одобрила его «бессмысленной и бесполезной болтовни» с приятелем-полицейским. Башмачков поставил пивную кружку на толстый дубовый стол и небрежно спросил:

– Слушай, Колян, ты мог бы узнать по своим полицейским каналам, что случилось с одним молодым врачом в одной известной кардиологической клинике?

– А что такое? – насторожился Николай.

– Понимаешь, там у них молодой доктор ни с того, ни с сего взял и умер. Прямо на рабочем месте. Мне-то фиолетово, я его вообще не знал, но эта странная смерть не дает покоя моей Лине. Прикинь, она лечилась как раз в той самой клинике и видела этого доктора сразу в двух ипостасях – и живым, и мертвым. В общем, Лина просила тебя, насколько возможно, прояснить эту тему. Кстати сказать, мы с ней побывали в реанимации и своими глазами увидели труп этого бедолаги. Признаюсь, мы быстро смылись, чтобы не стать свидетелями по делу о его скоропостижной смерти. Да, Лина на всякий случай захватила пластиковый стаканчик, валявшийся на полу в реанимации. Как мы вообще попали в туда? Ой, ну это длинная история, оставим ее на другой раз.

Башмачков не без гордости вручил Коляну пластиковый стаканчик, завернутый в бумажный носовой платок.

– Ладно, передам нашим в лабораторию. Ничего конкретного не обещаю, Валерка, но все же попробую что-нибудь разузнать. Диктуй имя, фамилию и название клиники, – попросил Николай и тут же забил информацию в телефон. После удачного завершения операции Колян сделался необычайно сговорчивым. Когда запас пива подошел к концу, следователь Васильев сказал:

– Слушай, Валерка! Там, в доме у бандитов, Эля показала мне комнату, забитую десятками ящиков с пометками таможни. Открыли один из них – и знаешь, что там оказалось? Дешевые китайские подделки! И на фига же им было, скажи, тащить это копеечное дерьмо через границу? Все-таки люди не перестают меня удивлять…

– Отлично, Колян! У тебя появился железный повод завтра же пригласить на допрос Элеонору Березкину! – развеселился Башмачков. – Обещаю, она расскажет тебе об этих монетах кое-что интересное.

– Ну, за сказанное! – Колян был необычайно краток, однако по блеску его глаз Башмачков понял, что идея эта идея ему понравилась еще больше, чем предыдущая.

Приятели чокнулись уже наполовину опустошенными кружками и вновь заговорили о футболе, о городских новостях и о других вещах, далеких от профессиональных интересов следователя Васильева.

Иннокентию пришлось раскошелиться на платные анализы и исследования в кардиологической клинике, чтобы ускорить подготовку к операции. Через неделю его положили в отделение к прославленному профессору Рустаму Ренатову, а уже через три дня была назначена операция. Подобная скорость очень обрадовала Бармина. Иннокентий, сообщил Корецкому, что ложится на операцию, однако предупредил, что потом у него будет очень длинный восстановительный период. Мол, пускай шеф касательно проекта «Монеты» на него не рассчитывает. Корецкий, разумеется, этой новости не обрадовался, но все-таки взял себя в руки и сухо пожелал однокашнику скорейшего выздоровления. Иннокентий предупредил работодателя, что в их отделение пускают только близких родственников, поэтому, дескать, навещать его не надо. Да шеф особенно и не рвался. Вскоре Иннокентий полностью ушел в свои мысли и страхи по поводу предстоящей операции, и его отношения с Корецким, а также китайский проект антиквара постепенно отошли на второй план.

В тот вечер он родился во второй раз. Иннокентий услышал сквозь дрему бодрые слова врача:

– Просыпайтесь, Иннокентий Михайлович! Все уже позади.

Бармин открыл глаза и увидел над собой белый потолок палаты.

– Все в порядке, вы уже в реанимации, – сообщил ему Омар Омарыч неестественно веселым голосом, – еще сутки – и вы, Иннокентий Михайлович, окончательно восстановитесь. Тогда мы переведем вас в обычную палату и начнем потихоньку готовить к выписке.

Это радостное, казалось бы, известие Бармина отнюдь не воодушевило:

«Готовить к выписке… Я-то рассчитывал пробыть здесь, как минимум, месяц. Этим врачам лишь бы выпихнуть человека на улицу. Везде одна халтура. Я-то надеялся, что после столь серьезной операции на открытом сердце пробуду здесь хотя бы месяц, а Корецкий тем временем меня слегка подзабудет и найдет себе другого козла отпущения».

Омар Омарыч приветливо дотронулся до его привязанной руки и вышел из палаты. Стало непривычно тихо. Было слышно, как щелкают приборы и гудит кондиционер

Иннокентий рухнул в тяжелый сон. Проснулся он от шумной возни около его койки и громкого крика:

– Вы кто? Что вы делаете? Пойдите вон! Сейчас я позову охрану!

Визгливый тенорок призывал кого-то к порядку и отпихивал этого «кого-то» от койки Бармина.

Послышался шум борьбы, затем раздался стук каблучков за дверью, и чей-то белый халат, мелькнув у лица Бармина, рванул прочь.

– Прикинь, Муха, тут какой-то псих только что ошивался. – сообщил тенорок неизвестной собеседнице. – Причем он около этого дедушки конкретно шарился. Вон, взгляни, даже руку ему оцарапал чем-то острым. Я его, конечно, погнал сс…ными тряпками, но охрану вызвать не успел, и этот мерзавец смылся. В общем, ты, Муха, того, будь поосторожней. Если что, я морду этого типа хорошо запомнил. Он так зыркнул на меня своими маленькими глазками, что мне не по себе сделалось. Хотя ты знаешь, я не из пугливых.

– Ладно, Костян, насчет меня не парься, я с любым разберусь, – проговорила неизвестная дама низким грудным голосом. Похоже, это и была «Муха».

– Вы в порядке, Иннокентий Михайлович? – спросила она у Бармина, прочитав его имя-отчество на спинке кровати. Пациент не видел лица говорящей, однако ее бархатный голос заворожил старика. Он с готовностью промычал в дыхательную трубку что-то невнятное и попытался кивнуть.

Дама отошла в другой угол палаты и заговорила шепотом, но Иннокентий смог расслышать каждое ее слово:

– Слышь, Костян, наверное, что-то есть в нашем дедуле, если тот тип так сильно хотел утащить его отсюда. Надо бы разузнать, чем это Иннокентий (ну и имечко!), как бишь его, Михалыч, так людям интересен. Обычно наших стариков даже родственники не жаждут домой забирать, а тут такая прыть у постороннего…

Костян буркнул в ответ, что лично ему вся эта история до лампочки, дескать, и без старика и без того психа ему забот хватает.

Едва напарник вышел из платы, Муха подскочила к Бармину, погладила его по руке и зашептала ему прямо в ухо:

– Если вам хоть что-нибудь потребуется, не стесняйтесь, зовите. Подавайте знаки тем способом, каким сможете – без разницы, лишь бы я услышала. Мычите, стучите ладонью по кровати… Обещаю, что я вас услышу и прибегу. А пока, Иннокентий Михайлович, давайте ножки развяжем… Вы меня слышите?

Бармин с готовностью кивнул и даже замычал в трубку что-то оптимистичное

На следующий день доктор Мухина лично вытащила у Бармина из трахеи дыхательную трубку. Сделала она это так ловко и аккуратно, что пациент, прокашлявшись, стал говорить почти без хрипоты. Услышав, что скоро его отвезут в отделение, Бармин поманил пальцем Марианну и жестом попросил нагнуться к нему.

– Деточка, – взволованно зашептал старик, – я, кажется, капитально влип. Умоляю, спрячь меня сразу же после того, как выпишут домой. Куда спрятать? А куда хочешь. Я вижу, ты девушка сообразительная, добрая, сама найдешь для меня укромное место. Мне необходимо быстрее раствориться, исчезнуть из клиники, чтобы эти твари до меня не добрались. Это не паранойя и не деменция, не бойся, я потом тебе все объясню. Да, теперь о главном, то бишь о деньгах. О них не беспокойся, я потом тебя достойно отблагодарю и, конечно, у нас будут средства на текущие расходы. Главное для меня сейчас, поскорее «залечь на дно», а без твоей помощи это нереально.

Муха пожала старику руку, шепнула, чтобы он ни о чем не беспокоился. Вскоре, приложив палец к губам, она подала ему знак, чтобы тот замолчал. В реанимацию явился Костян, следом ввалилась бригада молодых интернов. Эти молодые веселые парни переложили Бармина, как пушинку, на каталку и быстро покатили в отделение неотложной хирургии.

Киллер по имени Крыса

Леха Крыса являлся одной из тех невзрачных криминальных личностей, с которыми Корецкий общался лишь в крайних случаях, а именно, если надо было кого-то найти для исполнения самых деликатных поручений. От Лехи исходил еле уловимый запах крови и смерти. Он был молчалив, как любой уважающий себя киллер, неприметно, но опрятно одет, словом, похож на среднего обитателя городских окраин. Леха никогда не смотрел в глаза собеседнику, взгляд его был устремлен куда-то вглубь его темной души, отягощенной уже не одним десятком смертных грехов.

Корецкий вспомнил о Лехе вскоре после того, как Бармин лег в клинику на операцию. Антиквар был в ярости. Он терпеть не мог, когда рушились его тщательно продуманные планы. К тому же Кеша, так подло и неожиданно спрятавшийся в клинике, внушал Корецкому этой своей старомодной интеллигентностью смутную тревогу. Неизвестно, что еще придет в голову никчемному и амбициозному типу, который никогда, даже в детстве, не ставил себя на одну с ним доску. А вдруг у однокашника после длительного наркоза развяжется язык, и он разболтает всем подряд про их «проект»? Говорят, такое в больницах случается нередко, и неизвестно, что за человек окажется в тот момент рядом с Барминым. А если Кеша струсит и решит сдать «друга Андрюху» ментам?

Корецкий потерял покой и сон. Он позвонил Лехе и потребовал, чтобы тот выкрал Иннокентия вскоре после операции, «живым или мертвым». Когда попытка вытащить Бармина из реанимации провалилась, Корецкий пришел в ярость и выместил всю досаду на облажавшемся Лехе. Шеф пообещал, что Леха Крыса никогда впредь не получит от него ни рубля, что он ославит его среди всей братвы как слабака и труса. Крыса рассвирепел. Еще не хватало огрести неприятностей из-за какого-то полуживого старого хрыча, который по-прежнему валяется в больнице. И еще один должок за Лехой остался… Задохлик в белом халате его явно запомнил. Хорошо, что кроме него Леху никто не видел. В общем, надо, чтобы этот визгливый щенок заткнулся навеки. Леха Крыса никогда не оставлял свидетелей и не собирался изменять себе и на этот раз…

Доктор Константин Могильный любил те редкие минуты, когда оставался один в реанимации. Он с детства предпочитал тишину. Напарница Мухина, эта накрашенная рыжая фифа, слишком много болтала, и ее пустая болтовня и глупые вопросы каждый раз отвлекали Могильного от пациентов и от собственных мыслей. Правда, на днях Муха неожиданно взяла отпуск и исчезла. С ней было тяжко, а без нее – тошно. Столько работы свалилось, в туалет не выйдешь. Однако с утра Константину стало полегче. Прооперированных пациентов забрали из реанимации в другие отделения, новых пока не привезли, и на Могильного остались лишь двое самых тяжелых больных, которых пока рано было отключать от аппаратов принудительной вентиляции легких. Одним словом, в тот день Константин наслаждался тишиной и небольшой передышкой в работе.

Доктор Могильный встал из-за компьютера, в который заносил показания приборов, регистрировавших состояние тяжелых больных, с удовольствием потянулся и повернулся к окну. Он окинул взглядом большой полукруглый двор клиники с высокой елкой в новогодних игрушках и лампочках, и это было последним, что Константин Могильный увидел в своей жизни. Кто-то сзади крепко схватил его за горло, Константин, задыхаясь, открыл рот, и в этот миг человек-невидимка влил в него какую-то обжигающую жидкость. Константин сглотнул ее, пошатнулся и рухнул на пол…

Леха Крыса был доволен собой, что случалось с ним нечасто. Чистая работа. Докторишка, этот тощий задохлик в белом халате, теперь никогда не сможет настучать на него, а никто другой Леху вообще не видел. Ну, а что касается старого хрыча, с которым у Корецкого какие-то терки, то с ним Леха еще посчитается… Крыса свое слово держит, будьте покойнички…

Свидание в полиции

– Элеонора Владимировна, вы родились в рубашке., – торжественно объявил Березкиной капитан Васильев. – В 99 процентах из 100 истории, подобные той, в которую вы вляпались, заканчиваются очень и очень плачевно.

Эля пришла на допрос по повестке, подписанной капитаном Васильевым, в новом светлом платье, слегка открывавшем колени. Теперь она исподволь изучала кабинет оперативника, который тот делил с двумя сослуживцами. Письменный стол у Николая был девственно чистым, и Березкина почему-то с удовлетворением отметила тот факт, что на столе нет фотографий жены и детей. Этот симпатичный мужчина нравился ей все больше, и ей не хотелось думать о том, что у него есть своя, счастливая и отдельная от нее жизнь. Впрочем, отсутствие обручального кольца на руке Николая Васильева Элеонора отметила еще в прошлый раз.

– Главное, что вы появились в той избушке с золотыми погремушками в нужный момент, – улыбнулась Элеонора. – Без вас и тех двух бравых омоновцев мое везение быстро закончилось бы, – уточнила она и с восхищением посмотрела на своего спасителя.

Николай приосанился, однако предупредил, что у полиции остались к гражданке Березкиной еще кое-какие вопросы.

– Мы могли бы обсудить их в менее формальной обстановке, – пошел в наступление капитан.

– С удовольствием. Вот сдам завтра очередной отчет, и я готова выпить с вами чашечку капучино, – ответила Березкина.

– С вкусным десертиком, – уточнил Николай.

Элеонора кивнула и обворожительно улыбнулась.

Дипломат идет ва-банк

Игра в прятки в последнее время все больше раздражала Иннокентия Бармина.

«Допустим, сейчас я надежно укрыт от глаз этого мерзавца Корецкого, – рассуждал он наедине с собой. – Спасибо дивной девушке Марианне и тебе, Господи, что послал мне этого ангела-хранителя. А что дальше? Нельзя же прятаться вечно, а потом в один миг взять и отказаться от прошлой жизни, попросту исчезнуть. Иннокентий Бармин не шпион под прикрытием, в конце концов, а дипломат в отставке. Человек с достойным прошлым. Мдааа, а еще Иннокентий Бармин – аферист, соучастник мошенничества в особо крупных размерах… Звучит вообще-то не слишком утешительно. А что дальше? Сколько мне, черт побери, скрываться по чужим углам? Не делать же пластическую операцию на старости лет… Есть ли шанс, что эта липкая сволочь Андрюха Корецкий в конце концов махнет на меня рукой и отвяжется? Время бежит стремительно. Марианне придется рано или поздно выходить на работу в клинику, а мне – возвращаться в мою квартиру на Большой Бронной. Самое паршивое, что я сейчас не могу позвонить ни дочери, ни соседям, ни даже новой знакомой с красивым именем Ангелина. Скорее всего, мой звонок засекут, и Корецкий со своими гориллами-костоломами легко выйдет на меня. Ясное дело, он прибудет не для того, чтобы провести светскую беседу о памятниках династии Цинь. Хорошо, что Марианна, эта умница-красавица, уже купила билеты в Черногорию. Там можно будет хотя бы на время укрыться от посторонних глаз. Во всяком случае, про эту свою курортную квартирку на Средиземном море я Корецкому точно не рассказывал. А что потом? Все равно ведь придется возвращаться на родину, не доживать же остаток лет в маленькой бедной стране на задворках Европы… Самый простой вариант – пойти в полицию и обо всем рассказать. Правда, вероятность того, что мне поверят, крайне мала. Как ни крути, получается, что я сообщник крупного мошенника, и сидеть за аферу в особо крупных размерах нам вместе придется. Возможно, до конца моих дней. А Верочка? Позор отца станет серьезным испытанием для нее … Нет, уж лучше пусть дочь считает меня похотливым старикашкой, удравшим с молодой любовницей в Черногорию и ругает беса, так некстати вселившегося мне в ребро, чем стыдится отца-мошенника и преступника…»

Признание Арнольда Капустина

Когда у санитара Арнольда Капустина горели трубы, он был готов продать мать с отцом, не то что какого-то там Леху Крысу. Как только Омар Омарыч дал санитару пару сотен на опохмел, Арнольд объявил, что готов рассказать кое-что интересное. Мол, давно мечтал облегчить душу и сообщить куда надо про одного скользкого типа, но до сих пор не решился. Хотя в сущности, кто ему этот Леха? Так, случайный собутыльник, не сват и не брат. Подкатил к нему, когда Арнольд стоял и курил у входа в морг. Сразу же предложил выпить, у него и бумажные стаканчики нашлись, и даже пара бутербродов с колбасой, хотя Арнольд обычно поправляет здоровье без закуски. Новый знакомец спросил, не требуются ли в морг еще санитары, сколько там платят, много ли работы, то да се. В общем, обычный треп едва знакомых собутыльников. Правда, сам Леха почти не пил, зато щедрой рукой постоянно подливал водку Арнольду. Санитар, хоть и был при исполнении, не растерялся и все допил, кто ж отказывается от халявной выпивки. Слово за слово – и Леха попросил у Капустина достать ему халат. Понятное дело, не навсегда, примерно на полчаса. Потом налил еще и шепотом попросил помочь ему попасть в реанимацию. Мол, там любимый дедушка концы отдает, проститься надо, а по дурацким правилам клиники родню в реанимацию не пускают. Типа он уже там был, надеялся, что старик поправится, да куда там.... Теперь настало время с дедом конкретно прощаться. Санитару морга попасть в реанимацию – проще простого. Там ведь чаще всего и мрут неудачливые пациенты после операции. Арнольд, разомлевший от водки, поманил Леху Крысу пальцем, накинул ему на плечи чей-то не слишком свежий халат, нашел в коридоре каталку, молча мигнул новому приятелю, и они покатили свой печальный «транспорт» в самое закрытое отделение клиники.

– Слушай, коллега, не тяни резину, быстрее переходи к сути, – потребовал Омар Омарыч, – я же сказал, что меня в отделении ждут, оттуда уже не раз звонили. Почему ты решил, что этот Леха-пройдоха имеет отношение к смерти доктора Могильного?

– Да потому, что он, блин, выскочил из реанимации, как ошпаренный. Так с умирающим дедулей не прощаются. Я-то принял грамм двести для опохмела, расслабился, но даже покемарить не успел. А ведь как удачно пристроился для тихого часа! Завис в темном уголке коридорчика, чтобы докторам на глаза не попасться. В общем, я прямо офигел от его прыти. Леха, кстати сказать, просил его в реанимацию не сопровождать, дескать, сам с врачом вопрос уладит. Ну, я только буркалы прикрыл, как он уже тут как тут. Взгляд колючий такой, ни слезинки. Я спросил: «Чего так быстро?», а Крыса буркнул в ответ что-то типа: «А че топтаться, он все равно без сознания. Руку пожал – и хватит, типа простился». Короче, мы с ним почти сразу покатили эту чертову каталку обратно. Хорошо хоть пустую в этот раз. Леха так бежал, как будто на поезд опаздывал, я все время его одергивал, потому как с бодуна тяжко было поспевать за ним. Ну, а потом он сунул мне в руки халат – и все, растворился, я даже попрощаться с ним не успел.

– А что было потом? – прервал Омар Омарыч разболтавшегося санитара. – Почему ты никому не рассказал об этом?

– В тот же день Автандил Тимофеевич сообщил нашему коллективу плохую новость. Дескать, молодой врач, дежуривший в реанимации, скоропостижно умер на рабочем месте. Как раз примерно в то время, когда мы с Лехой Крысой там были. Представляете, доктор? Еще Автандил Тимофеевич предположил, что тело Могильного в наше отделение патанатомии не отдадут, поскольку в клинике работают следователи. Скорее всего, заключение о причинах смерти доктора Могильного будут давать судебные медики. Я тогда подумал: хрен они чего узнают, если судебный патанатом напишет, что этот Могильный от сердечного приступа умер. Разные ведь способы есть этот «сердечный приступ» вызвать.