– Как будто шурупчик вывинчиваешь, – объяснил он, ровными рядками кладя грибочки на дно большой корзины.
Илья попробовал: получилось. Некоторое время пособирали грибочки на этой поляне, потом прошли немножко в глубину леса и пособирали там. Илья всё хотел спросить про лисички:
– Где же они, куда пошли?
Но никак не удавалось.
Быстрее всех наполнилась мамина корзина. Потом мама помогла Илье заполнить его маленькую корзиночку, в которую случайно, кроме грибов, каким-то непостижимым образом попали листья, веточки и травинки. Папина – самая большая корзина – так и осталась неполной, но решили, что грибов достаточно, и пошли обратно.
Илья очень устал и часто спотыкался, но всё равно, зорко посматривал по сторонам, даже щурился, но лисичек так и не увидел.
Утром, за завтраком, Илья спросил:
– А где же лисички? Почему мы их так и не встретили?
Тогда мама, быстро поискав что-то в телефоне, сказала:
– Понимаешь, Илья, есть несколько слов, которые звучат одинаково, а означают – разное. Ты же знаешь, что такое ключ?
Конечно, Илья знал. Ключом открывают дверь. Мама показала картинку в телефоне. На ней упругой струйкой из земли билась вода.
– Это тоже ключ, – пояснила мама, – хотя и совсем не похож на тот ключ, который ты знаешь.
– Так и лисички, – подхватил папа, – грибочки рыжие, которые мы вчера собирали, называются лисички! Когда говорят «пошли лисички», значит, в лесу выросло много грибов. Лисичек.
Илюша, как папа давеча, посмотрел в окно на синее-синее небо, на жёлтую берёзку. Представил, как по лесу бегают оранжевые лисички, а когда устают, сворачиваются клубочком и становятся похожими на грибочки. Но всё-таки было грустно, что лисички оказались грибами.
Чашки
Вечером, когда все засыпали, на верхней полке кухонного шкафа начинали стукаться, елозить и тихо спорить о чём-то чашки.
Чистые и сухие, они стояли ровными рядками. Чашек было много. Во-первых, синяя папина чашка – с кораблями, якорями, маяком и волнистым золотым ободком. Синяя чашка стояла у самого края, абсолютно спокойная и невозмутимая. Каждое утро мама снимала её с полки, наливала папе горячий кофе. А когда кофе был выпит, мыла чашку под краном, вытирала бумажным полотенцем и ставила обратно. В посудомойку папина синяя чашка попадала крайне редко; подрёмывала себе на полке, ожидая следующего утра.
Три мамины чашки в цветочках и сердечках часто бездельничали, а мама пила воду из узкого стеклянного стакана или чай из маленькой чашечки Малыша. Их, этих маленьких чашек Малыша, толпилось в шкафчике штук десять, и это они затеяли ночью толкотню и возню.
Две маленькие чашки с одинаковыми гоночными машинками на боку стояли в глубине шкафа, и до них очередь никак не доходила!
– Из какой чашки будешь пить какао? – спрашивала мама у Малыша. Малыш называл то чашку с собачкой, то чашку с девочкой на велосипеде, то вообще мамину чашку с сердечками!
– А мы, а мы! У нас одинаковые гоночные машины! – безмолвно взывали чашки-близнецы, потому как утром они роптать вслух не смели.
Мама доставала чашку с собачкой или с девочкой на велосипеде, а потом отправляла их в посудомойку. Чашек на полке становилось меньше, но через пару дней они вновь все возвращались чистые и сухие. И чашки с машинками опять оставались в последнем ряду. Добавилась ещё белая равнодушная чашка из сервиза, которая попала сюда по ошибке, и лезла маме под руку каждое утро.
Вот и стукались, вот и возились каждую ночь чашки с гоночными машинками, пытались протиснуться в первый ряд – может, мама снимет одну из них хотя бы по ошибке, но какое там!
И однажды, о, счастье!
– Что-то мы давно чашку с гоночной машиной не доставали, – сказала мама, и, приподнявшись на цыпочки, вытащила из глубины одну из чашек.
– Пожалуй, я тоже из такой сегодня попью, – добавила она, выуживая и вторую чашку.
Вечером, когда все заснули, тишина стояла в кухонном шкафчике. Дремала синяя папина чашка, свешивалась на самый край равнодушная белая из сервиза. Обе чашки с гоночными машинками плескались в посудомоечной машине.