Возвращение в неизвестное
Минут пятнадцать она объясняла правила игры и показывала как нужно играть. Считать до шести умели все.
Некоторое время, пока игроки чувствовали себя неуверенно, игра не клеилась. Они делали ошибки, не понимали логики, в фургоне было тихо, всем было скучно.
Мало-помалу появилось понимание и азарт. Глаза загорелись, игра захватила. Эля продемонстрировала игрокам значение понятий «рыба» и «дуплюсь» с соответственным звуковым сопровождением.
Грубая парусина не давала окружающим видеть, что именно происходит внутри фургона, а звуки оттуда летели громкие и интригующие. Что за удивительная рыба у них там появлялась время от времени?
Азартные крики привлекли не только своих сопровождающих, но и наёмников в караване. После очередного громкого Олгиного «рыба!», от которого вздрогнул, наверное, весь караван, в фургон залез Павел.
– Эля, что вы тут устроили?
– Э-э-э… мы играем. В домино. Данил сделал. Глеб разрешил, – виновато произнесла Эля.
– Э-э-э…– передразнил Паша, – а мы охраняем. Нельзя ли как-то не будоражить и не отвлекать всех своими криками? Ну и Данилу уже пора начать отрабатывать свои деньги за этот день.
Данил покраснел и спешно вылез наружу.
Когда Павел на прощанье бросил укоряющий взгляд на главную зачинщицу этого безобразия и покинул фургон, оставшиеся три игруньи переглянулись.
– А теперь я вам покажу, как в домино можно играть втроём, – шёпотом сказала Эля.
Весь остаток дня из фургона слышались какое-то эмоциональное громкое перешёптывание сдавленными голосами. Павел, который иногда заглядывал внутрь, видел только уставившиеся на него три пары честных красивых женских глаз. Придраться было не к чему.
Вечером, когда после всех хлопот по устройству на ночёвку и приготовлению ужина, начинающая магиня задумчиво глядела на сполохи огня, взлетающие в небо, она вдруг поняла, что с тех пор как Данил сделал это доморощенное домино, она ни разу не занималась своим коконом.
– Вот они, игрушки, – пристыженно подумала Эля, – вроде всё весело, а уводят куда-то не в ту степь.
* * *
Как правило, каждый вечер после длинного дневного перехода, фургоны ставили в большой круг и начинали устраиваться на ночь. А после ужина у костра люди отдыхали и расслаблялись, вытаскивались простые музыкальные инструменты, устраивались посиделки с танцами и песнями до темноты.
Так было и в этот раз.
Лагерь устроили около большого скального выступа, который нависал над ними своей громадой.
За эту неделю питания исключительно натуральными продуктами и полным отсутствием перекусов и чая с синтетическими сладостями у Эли существенно сдулись бока, и талия стала ощутимо тоньше. Женщина почувствовала себя намного стройнее, однако по сладкому очень скучала. Ей постоянно хотелось покатать во рту душистую карамельку или откусить кусочек тортика, но приходилось смириться. Всего этого здесь просто не знали.
Это был пятый день их путешествия в Коксу, а точнее, вечер. Ужин закончился.
Эля сидела рядом с Глебом на большом бревне недалеко от костра. Сгущались сумерки. Кто-то играл залихватскую мелодию на каком-то местном инструменте, типа, жалейки, кто-то подыгрывал на чём-то струнном, кто-то и не один, выбивал по стволу дерева затейливый ритм. А в центре рядом с костром, освещаемые сполохами огня, приплясывали и притоптывали парами любители потанцевать. Фигуры этих местных танцев иногда были весьма сложными и запутанными, а иногда очень простыми. Даже Эля могла бы их повторить, но её никто, конечно же, не приглашал. Она была «богатая и уважаемая двоюродная бабушка Киры» и никто не мог даже и подумать предложить ей руку для танца.
Эле было немного грустно от этого, откровенно хотелось танцевать, или хоть как-то принять участие в этом простом и искреннем веселье. Это был мир, где жизнь и смерть были очень близки, поэтому люди ощущали, что откладывать жизнь на потом не стоит. Сегодня ты есть, а завтра тебя может и не быть. Танцуй, если хочешь и можешь, веселись пока живой.
И они искренне без оглядки веселились.
Рядом плясала Кира с кем-то из наёмников, танцоры улыбались друг другу и, казалось, пространство между ними искрится от переполняющей их молодой энергии.
Глеб сидел рядом и искоса поглядывал на Элю. Он только усмехался, прекрасно разглядев тщательно скрываемые эмоции в её коконе и угадывая за равнодушным выражением лица её непреодолимое желание танцевать и радоваться жизни вместе со всеми. Она не замечала, что даже за эти десять дней, прожитых здесь в этом времени, внешне уже изменилась. Возраст начал отступать, кожа стала стала более упругой, начала разглаживаться. В воде ручьёв, у которых они останавливались на отдых, такие детали ей было не рассмотреть. Но Глеб видел как с шеи и лица уходили морщины, стал другим взгляд, потому что стали пропадать складки на веках и мешки под глазами.
– Надо её пригласить, кроме меня никто не решится, – подумал Глеб и совсем было собрался протянуть Эле руку, как новая неожиданная пара вышла на поляну перед костром.
Павел и Олга.
Они смотрелись очень гармонично. Элю неожиданно даже для неё самой кольнула ревность, будто она сама имела виды на Павла.
– А, может, я сама себе не хочу признаться в том, что мне Паша нравится? – спросила она сама себя. Ответа не было. В этот момент у этого костра у неё было полное ощущение, что жизнь быстра и скоротечна и всё решается именно здесь и сейчас, а она по старой привычке тормозит, меряя жизнь прежними мерками.
Ведь ей было видно, что Павел быстро превращался в немолодого, но привлекательного мужчину: темнели волосы, освобождаясь от седины, расправлялась спина, уходило брюшко, отступали годы. А ведь после следующего портала он будет ещё моложе! Может, он её судьба?
– Похоже, и Олга положила на Пашу глаз, а в искусстве манипулирования мужчинами я рядом с ней – слепой котёнок, – подумала Эля.
Она смотрела на кружащуюся и притопывающую пару у костра и ей стало совсем грустно, будто жизнь танцуя и дразня идёт мимо.
– А ведь Павел вполне может завести отношения, пусть даже короткие. Сколько они будут длиться – не имеет значения, если они будут красивыми. Хорошо им, мужчинам,– вздохнула она. – кочуют от одной женщины к другой и не заморачиваются.
В это момент Глеб толкнул её в плечо и протянул руку, приглашая на танец. Мгновение она колебалась, но увидела насмешливые глаза мага и решилась. Движения были несложными, ритм простым, значение играл лишь кураж, однако Эля почти сразу поймала его. Сделав несколько ритмических движений танца, она вдруг ощутила эту давно забытую волну радостной уверенности в себе, в своей женской силе и неповторимости. К ней вернулось почти задохнувшееся под грузом лет чувство удивительного единения с окружающим миром. Своим танцем она словно играла с сидящими вокруг костра людьми, завораживала их, а внимание окружающих в ней самой вызывало ощущение восторга.
Коршень сидел на камне довольно далеко от освещённого пламенем костра круга, наблюдая за людьми, которые доверили ему, главе каравана, свои жизни и имущество.
Он не следил за тем, кто именно, и с кем танцевал. До него лишь слегка долетали звуки музыки, да на фоне огня он видел движущиеся фигуры.
Почему-то одна пара стала больше других притягивать его взгляд, хотя вроде никаких особенных па они не совершали. Глядеть на них было как-то приятно, не хотелось отводить глаз, силуэт танцующей женщины завораживал, хотелось стряхнуть тяжесть прожитых лет, отодвинуть партнёра и присоединиться к танцу.
Сидящие вокруг костра люди стали хлопать, подбадривая пары.
Коршень пригляделся и с удивлением осознал, что его внимание привлекли старики: отец Глен и матушка Элина, державшиеся в караване немного особняком. Может быть, движения Глена и выдавали его годы, но в движениях матушки Элины не было ничего старческого.
– Вот уж никогда бы не подумал, что заинтересуюсь старой женщиной, – хмыкнул себе под нос глава каравана.
Но весь остаток вечера он непроизвольно тянулся глазами к этой паре, хотя они уже не танцевали, а просто разговаривали сидя рядом на бревне у костра.
* * *
Очередной день пути начался как обычно, однако ближе к обеду Коршень подошёл к Глебу, как к хозяину фургона с наибольшим количеством сопровождающих мужчин.
– Похоже, ждут нас в засаде.
– Где? Откуда знаешь?
– Разведчики мои видели людей подозрительных людей впереди. Мы же с этими повозками огибая холмы крутимся, огибаем, а с холма много чего можно увидеть. Тут начинается самый опасный участок пути, мест для хороших засад несколько. В лоб-то нас брать дураков нет, мы вооружены. Однако арбалетами нас ополовинить можно легко. Идеи есть?
– А как вы раньше справлялись с засадами?
– Один раз пересидели, задержались на несколько дней. Отбивались, тоже было не раз. Другой раз на подмогу позвали со стороны Коксы. Еще откупались несколько раз. Но бывало и грабили нас безжалостно, не убивали всех и то спасибо. Выкупиться давали. Видимо, чтобы дальше ходили караванами им на поживу.
Коршень испытующе поглядел на отца Глена, ожидая его реакции на эту новость.
– Сколько лет ходишь с караванами? – спросил Глеб.
– Главой года три. А до этого лет пятнадцать просто наёмником в караванах.
Глеб жестом подозвал Павла.
– Очень вероятно, что нас ждут в засаде.
– Где? – повернулся Паша к Коршеню.
– Там за дальней скалой, видимо. Там ущелье, удобное место для засады, сверху лягут арбалетчики. Нам их будет не достать снизу. Перестреляют охрану, заберут фургоны да людей на выкуп.
– Когда подойдём к ущелью?
– Завтра днём.
– Что перед ущельем? Холмы? Заросли?
– Ровное место, далеко просматривается.
Мужчины переглянулись.
– Подумать надо, место посмотреть, – протянул Паша, глядя на главу каравана, – А потом решить, как именно прорываться будем, чтобы потерь было меньше. Утром будем готовиться.
– Согласен.
Однако неожиданные события начали разворачиваться уже к ночи.
Глава 5
Эля бездумно сидела на тёплом песке у кустов, окаймлявших маленький пляж. Она сидела у реки, неторопливо несущей свои мутноватые воды куда-то к побережью, которое путешественники недавно оставили. За этот день люди одолели ещё один длинный переход, в течение которого местность постепенно меняла рельеф, холмы стали отступать, путь стал всё ровнее и караван вышел на широкую равнину, где вдали виднелись чёрные пики скал.
На эту ночь глава каравана дал приказ устроить лагерь на излучине реки с холмом посередине. Это было удобное для защиты место, с холма хорошо просматривались все окрестности, караваны останавливались здесь постоянно.
Остановиться у реки было большой удачей, все устали от пота и грязи. Эля, закрыв глаза, слушала привычные звуки, которые неслись от лагеря: лай собак, всхрапывания лошадей, голоса мужчин. Громче всего было слышно купальщиков, звуки хорошо разлетались над водой. Мужчины купались за мысом, на его правой стороне, хоть их и не было видно, зато очень хорошо было слышно. Маленький пляжик на левой стороне мыса, где сейчас сидела и наслаждалась спокойствием матушка Элина, как уважительно звала её молодёжь, был отдан для купания женщинам, которых в караване оказалось всего шесть человек. В их фургоне трое, да ещё трое в повозке, в котором переезжало семейство.
На фоне пламенеющего в закатных лучах неба четко вырисовывался силуэт Хана. Почему-то сегодня именно его Глеб послал приглядеть за купающимся женским коллективом. Женщины всегда были под приглядом и сопровождением. Даже в деликатно-интимные моменты походов за кустики в нескольких метрах от них постоянно находился вооруженный мужчина.
Парень устроился с арбалетом на берегу над пляжем, зорко оглядывая прибрежные заросли, но взгляд его постоянно возвращался к купающимся женщинам, и насмешливая улыбка кривила полные губы.
– Отвернись, я выхожу, – крикнула Олга. Хан повернул голову в сторону, старательно отводя взгляд. Женщина вышла из воды, надела платье и убежала, торопилась на готовку ужина.
Эля уже давно, ещё первой, вышла из воды и оделась, но уходить не стала, а осталась на берегу у зарослей, которые огибали маленький песочный пляж, намытый на излучине рекой. Текущая вода убаюкивала, шум разбиваемого рядом лагеря успокаивал. Идти к повозкам Эле не хотелось, да и оставлять Киру одну с Ханом было нельзя, хотя Павла, усевшегося чуть дальше по берегу и приглядывающего за их купанием, она тоже заметила.
Ей показалось, что после вчерашнего танца Паша как-то отпустил себя, стал больше шутить и улыбаться, его взгляд чаще стал останавливаться на Олге. Видимо, и он почувствовал, как разгорается пламя, которое совсем было ушло с годами.
– Ну да, можно сказать, в нас опять появился огонь жизни, – подумала Эля. – Усилился узел жизненного огня и начали разгораться полупогасшие процессы в теле. Ох, гормоны, чувствую, скоро дадите себя знать.
Оранжевый диск солнца уже почти зашёл за прибрежные кусты на другой стороне медленно текущей реки. Элеонора легла на тёплый песок и привычно расслабилась, погружая себя в многоцветие магического видения мира.
И тут на краю сознания прозвенел тревожный звоночек.
Что-то было неправильно.
В окружающем мире ощущалась какая-то чужеродная деталь, из-за которой проснулось чувство опасности. Эля, постаралась ухватить за кончик эту зудящую неправильность. Она сосредоточилась, не открывая глаз, и почти сразу поняла, что её обеспокоило: сзади, в паре метрах от неё, находился человек, которого там не должно было быть. Именно его кокон она почувствовала. Он не шумел, не шевелился, а скрытно сидел за её спиной, там рядом, за кустами, и женщина уловила оттенок тревожного внимания на его коконе.
Некто следил за ними из кустов и мог быть опасен.
– Что делать? – Эля усилием воли подавила желание вскочить и закричать от накатившего волной страха. Мысли заметались в поисках правильного решения.
– Кричать караул и устраивать шум? Человек тихо уплывёт, а я буду выглядеть старой паникёршей, которой всюду чудятся опасности. Просто встать и пойти искать Глеба? Ну, скажу, что кто-то был, Глеб насторожится, да он и так всё время настороже. В прошлом времени я так бы и сделала, лишь бы опасность исчезла, этого мне бы было достаточно. а в этом времени хорошо бы узнать кто за нами следит, откуда явился и зачем. Для этого необходимо его поймать. Но как, чтобы не спугнуть?
Её взгляд упал на фигуру Павла, до сих пор сидящего на берегу.
Она медленно встала, и, поймала момент, когда он смотрел в их сторону и, как бы потягиваясь и разминаясь, подняла руку вверх и повернулась к кустам. А потом повторила это движение. Это был сигнал « внимание, опасность», о котором они договорились ещё на острове у храма. И поворот указывал направление, где находится опасность.
Павел приподнялся, и сделал взмах вверх одной рукой. Это был их сигнал «принято», быстро шагнул к лагерю и скрылся из глаз.
Эля немного успокоилась, но на пару шагов отошла от кустов, делая вид, что моет ноги от песка.
Между тем, Кира пыталась выйти из воды.
– Отвернись, Хан!
– Да ты выходи, выходи, ты мне не мешаешь, – отвечал насмешливо парень и не думая отвернуться.
Девушка беспомощно смотрела вокруг.
– Ну-ка, Хан, отвернись, дай девушке выйти спокойно из воды, – подала голос Эля, которая собственно самого парня из-за бурливших в ней эмоций почти и не видела, внутри неё билась тревога от присутствия чужака за кустами.
– Да пусть выходит, – самолюбивый парень чувствовал свою безнаказанность. Отца рядом не было, одёрнуть заигравшегося ухажёра было некому.
На Элю накатило раздражение. Натянутые нервы давали себя знать. Кинжалом, висящим у неё на поясе, она срезала длинный прут от прибрежного куста и широкими шагами стала подниматься к сидящему повыше охраннику.
Выражение её лица не оставляло сомнений – прут предназначался для боков Хана.
– Ой, ой, матушка Элина, я больше не буду, – шутовски завопил Хан, подскочил и отбежал в сторону, услышав близко от себя свист рассекающего воздух прута. Когда он отвернулся и перестал пялиться на стоящую в воде Киру, девушка выбежала из воды и начала быстро одеваться.
– Где же Павел? Что делать с чужаком? Что вообще ему надо? – думала Эля, размахивая прутом, изображая, что всё её внимание направлено на провинившегося парня.
На тропинке показался Глеб, за ним Павел. Женщина облегчённо вздохнула.
Глеб, как и полагается старшему брату, подошёл, ласково обнял её за плечи и вытащил прут из её руки. Со стороны всё выглядело естественно и не должно было никого насторожить.
– Что и где точно? – шепнул он, улыбаясь на публику.
– Человек прячется, за кустом слева в паре метров, – шепнула она, целуя его в щёку для маскировки. Щека оказалась колючей и пахла дымом от костра.
Кира уже одела своё простое свободное выгоревшее до белизны на солнце платье и мягко ступая босыми ногами, поднималась от реки по тропинке им навстречу.
– Идите в лагерь, – велел Глеб. – Хан, пригляди.
Кира сморщила носик, бросив презрительный взгляд в сторону парня, но ничего не возразила и пошла к лагерю, Хан потянулся следом.
На берегу стало тихо.
Глеб с Павлом переглянулись и шагнули к зарослям.
– Выйди сюда, – негромко сказал Глеб глубоким звучным голосом, который Эля хорошо помнила ещё со встречи с молодым парнем в весеннем сквере.
Кусты затрещали, ветки раздвинулись и на открытое пространство, подчиняясь приказу, вышел незнакомый человек. Он был невысок, жилист, с мелкими чертами лица, в простой одежде с кинжалом на поясе и не входил в число наёмников каравана. Надежда, что это был кто-то свой, просто подглядывающий за купанием женщин, исчезла.
Это был враг.
Эля сидела недалеко от кромки тихо плещущей воды и слушала как мужчины допрашивали лазутчика, подавив его волю. Лгать он не мог, отвечал правду. Многого он не знал, но по его ответам о сути можно было бы догадаться.
Оказалось, что вычислили их ещё в рыбацком посёлке. Привлекла внимание необычная одежда, обувь и тот факт, что два года назад Глеб отправился на поиски чего-то важного.
Решили, что это что-то очень ценное он и нашёл, три больших мешка, которые сняли с ялика, были тому подтверждением.
Наводчик в посёлке послал весточку банде, которая занималась грабежом путников и теперь караван ждут, хотя ценным считают только один их фургон.
Самое главное, что выяснилось: нападение банды планировалось уже этой ночью.
Павел привёл главу каравана с помощником. Коршень покосился на сидящую недалеко Элю.
– При ней можно, – успокаивающе сказал ему Глеб. Ему не хотелось скрывать что-либо от Эли во избежание недоразумений. Пусть лучше всё знает, чем домысливает с ошибками.
Коршень выслушал внезапно открывшиеся новости, испытующе глядя на равнодушно отвечающего лазутчика.
– Чем ты его так, что он тут сидит и всё, что знает, рассказывает?
– Есть методы, – уклончиво сказал Глеб. – Что делать-то будем?
– Так у нас выбор невелик. Или защищаться, или нападать первыми. А если они решили нападать, как он говорит, когда наш лагерь полностью заснёт и успокоится, то некоторое время у нас есть. Это важно, если у них самих лагерь недалеко, и они ещё не выдвинулись. Когда выдвигаетесь? – обратился он к пленнику.
– Когда луна поднимется на ладонь над горизонтом.
– Далеко ваш лагерь?
– Нет, тут за лесом.
– Можешь незаметно провести?
– Да.
Эля слушала и уже заранее понимала, что выбора вообще нет. Кто-то пойдёт в эту опасную темноту, чтобы опередить нападение и уничтожить нападающих до того, как они придут убить их. Пойдут наёмники из каравана, убивать это их работа. Убивать, чтобы дать шанс выжить другим, в данном случае, шанс жить для всех мужчин их каравана.
Она боялась, что Паша тоже будет задействован в вылазке наёмников, но Коршень решил, что Глеб с Павлом останутся на защите лагеря, посчитав их слишком старыми для быстрых перемещений по ночному лесу.
Сам Коршень тоже остался в лагере, в налёте главным был назначен его помощник, молодой крепкий коренастый мужчина по имени Сич.
Когда стемнело, выбранные главой каравана парни ушли в ночь.
Павел с Коршенем понаставили вокруг сигнальных ловушек, чтобы в отсутствии большей части мужчин не оказаться полностью неподготовленными и услышать откуда придут враги, если всё-таки что-то пойдёт не так и нападение на караван состоится.
Лагерь затаился и чутко прислушивался к ночным шорохам.
Эля лежала под фургоном вместе с Олгой и Кирой, глядя в темноту, из которой любой момент мог показаться чужой силуэт, несущий с собой смерть. Павел вытащил автомат из рюкзака и сидел около дерева недалеко от них. Глеб тоже был где-то рядом в этом ночном мраке. Эля не могла понять, как в темноте можно разобраться, где свой, где чужой и в суматохе не убить своих же, и мысль, что кто-то может погибнуть такой нелепой смертью просто по ошибке наполняла её ужасом.
Часов у неё не было, она не могла оценить как долго прошло с момента, когда наёмники ушли из лагеря. Минуты ползли медленно. Каждый шорох казался угрожающим. Ожидание растянулось во что-то безграничное и неопределённое, которое всё не заканчивалось и не заканчивалось.
Лежащая рядом с ней Олга тоже вздрагивала от каждого звука. Иногда усталость брала своё и кто-нибудь из них начинал клевать носом, но нервно реагируя на каждый звук, они будили друг друга и опять напряженно начинали всматриваться в окружающую их ночь.
Эти несколько часов напряжения закончились к рассвету, когда из темноты постепенно стали проявляться очертания других повозок и окружающих кустов. В светлеющей мгле Эля увидела как несколько теней вышло из-за деревьев и с облегчением в одной из них узнала Сича.
Женщины как горошины выкатились из-под фургона и с радостными восклицаниями побежали навстречу наёмникам, взбудоражив всех обитателей лагеря.
Наёмники выглядели усталыми, но довольными: вылазка обошлась без потерь, хотя и не обошлась совсем без ранений, угроза нападений была устранена, убитых не было.
Элина совесть, не привыкшая в убийствам, смертями и потерям, большей частью всё-таки успокоилась, хотя и совсем чистой её назвать было нельзя. Мысль об убитых ночью бандитах она просто гнала, ясно понимая, что в другом времени другая мораль.
Коршень решил оставить невыспавшийся караван на излучине ещё на один день для отдыха. Банды он уже не опасался. Видимо, ночью какая -либо угроза нападения была полностью ликвидирована и от банды никого не осталось. Но охрана бдительности не теряла, и разведчики к ущелью всё равно были посланы. Банда могла быть не одна.
Свободный день у реки вылился в праздник. Настроение у всех было приподнятое, мужчины чувствовали себя победителями, женщины были счастливы их победой. Раненые щеголяли белыми повязками, тяжелораненых не было.
Лагерь занялся бытовыми заботами, починкой, мытьём, стиркой, охранники отсыпались по очереди, сменяя друг друга на посту.
Вечером, как обычно, люди собрались у костра, после ужина зазвучала музыка, чьи-то руки стали отбивать ритм и перебирать струны, желание танцевать висело в воздухе и танцевальные мелодии не замедлили зазвучать в наступающих сумерках.
Эля опять сидела рядом с Глебом и уже просто ждала, когда «старший брат» её пригласит.
Павел уже успел один раз протанцевать с Олгой, но, видимо, не чувствовал себя вправе претендовать на её безраздельное внимание весь вечер и отдал в руки другого кавалера. Желающих с ней танцевать хватало, наёмники большей частью были мужчинами в расцвете лет, которым Олга была достойной парой.
Глеб почему-то тянул, не приглашая, лишь посматривал на Элю искоса, пряча улыбку в уголках губ.
Она уже совсем решилась толкнуть своего «старшего брата» в бок и объявить ему свой личный «белый танец», когда костёр перед ней закрыла собой мужская фигура.
Эля подняла глаза и смутилась от неожиданности: ей протягивал руку Коршень. В этот момент он ещё сильнее напомнил ей какую-то хищную птицу. Его тёмные глаза слегка мерцали, отсвечивая пламя костра, крючковатый нос казался ещё больше из-за тени, падающей на лицо, в этот раз обрамлённое тёмными свободными длинными прядями, которые обычно он забирал в хвост.
Глеб толкнул её тихонько локтем в бок и усмехнулся.
Она поднялась, оправляя свое светлое платье, и вступила в круг.
Этот танец не подразумевал каких-то особенных па, ритм был простым, ошибиться в движениях было сложно. Партнёры, немного притопывая, ходили кругом друг вокруг друга, держась только за руки.
Эля ощущала, как сухая горячая ладонь Коршеня слегка сжимает её ладонь, глядела в его внимательные, слегка насмешливые глаза, скользила взглядом по его красивой формы чётко очерченным губам, смотрела на его плавные движения, гордый поворот головы, тонкий с горбинкой нос.
