В действительности всё совершенно иначе

25

Когда я вернулась в гостиную, дела успели удивительным образом уладится сами собой.

Господин Советник пришел в прекрасное расположение духа и сидел в окружении трех девиц, которые заботливо подносили ему то чай, то тарелку с закусками, а то и нашатырный спирт, если им казалось, что господину Советнику опять становится дурно.

А тот, приободренный дипломатическими традициями Средневековья, дарующими ему право беспрепятственно женить господина Пигмалиона на ком угодно, стал проявлять особую заботу о его семейном счастье. Он переводил взгляд то на одну, то на другую, то на третью, крутил их и вертел, прикасался к волосам и проводил рукой по талиям и бедрам. И всё размышлял и размышлял, какая же из них наиболее достойна стать галатеей господина Пигмалиона?

Вообще, он оказался персонажем весьма интересным. Чем больше я узнавала его тем вечером, тем больше удивлялась, как в одном человеке могут уживаться столь противоречивые грани: сладострастие и скромность; слабость характера и физическая сила; трезвомыслие и глупость.

А будущие галатеи уже приняли за данность, что им сегодня светит лишь заместитель. Но заместитель этот был вполне ничего, с красивыми мускулами, статный, породистый. Да еще и поклонник итальянской поэзии!

«Дак почему нет?» – думали они.

Тут выяснилось, что впереди нас ожидает еще один этап соревнований – в драматическом искусстве. И раз господина Пигмалиона больше никто не ждал, финикийский слуга Ганнибал официально объявил этот этап открытым:

– Госпожи, по регламенту нашего вечера, – сказал он, выйдя на середину гостиной, – каждая из вас должна рассказать одну любовную историю. Кто желает стать первой?

Галатеи вдруг засмущались. С драматическим искусством у них, оказывается, не так хорошо, как с танцами.

– Ой, не знаю, не знаю, – начала ломаться Петра, – Я пока к такому не готова… Это же личное! А вдруг моя история попадет в газеты?

– Ну что там такого у тебя может быть, Петра? – скептически бросила Беатриче, – Уж прямо тема для газет, что ли?

– А что, у меня не может быть интересной истории?

– Ну вот и расскажи нам, что интересного происходит с тобой, на любовном фронте.

– Вас что-то сильно гнетет, Петра? – участливо спросил господин Советник.

– Да не знаю… Просто как-то на душе не очень стало, когда вы спросили про любовный фронт. Я только недавно себя простила и решила идти дальше. А сейчас надо опять в это возвращаться…

И она грустно-грустно на него посмотрела, глубоко вздохнула, а потом скромно опустила глаза, на оранжевые подштанники господина Советника.

Господин Советник, помимо всего прочего, оказался еще и очень дальновидным мужчиной. Но это выяснится позже. Желая помочь ей справиться с сердечной раной, он простодушно спросил:

– Хотите, позовем священника?

– Ой, ну что, вы… Я не к тому… – вспыхнула Петра и отвела глаза от оранжевых подштанников.

– А между прочем, было бы очень кстати, – сказала Беатриче, – Преподобный Вальдемар любит всякие такие истории. Правда, тогда и журналистов не надо – обязательно прославишься на весь приход, после его очередной проповеди.

– Да уж, этот наш Вальдемар, – фыркнула Элизабет, – Слава богу, его тут нет! Нельзя его посвящать в такие истории.

– Точно! Хорошо, что у нас тайное мероприятие, – с облегчением вздохнула Петра.

И все с ней согласились.

– Ну, так кто из вас самая смелая? Кто поведает свою страстную историю и всех заткнет за пояс? Обещаю – в газеты не попадет! – нетерпеливо сказал господин Советник и вопросительно посмотрел на дам.

Вдруг из глубины гостиной кто-то отозвался низким хриплым голосом:

– Я хочу поведать. Но только, когда никого из мужчин не будет.

И по направлению к нам, пошатываясь, шла взъерошенная, заспанная Анита.

Галатеи разинули рты от неожиданности:

– А это еще кто?

– Анита, что ли?

– Если здесь Анита, то какого уровня у вас розыгрыш, Людевина? Среди дочерей рыбаков, что ли?

– Или у вас тут благотворительное мероприятие?

Аниту в нашем приходе знали все. И не могу сказать, что любили. Хотя причину этой нелюбви я никогда не понимала. Она, кстати, не самая худшая представительница рода человеческого. Хоть и бедная.

И почему я не могу приглашать в свой собственный дом всех, кого хочу?

Я представила, что бы на моем месте ответила галатеям тетушка Жозефин. А она бы приняла оскорбленный вид, отчитала бы всех и обязательно отменила конкурс. А гран-при вручила бы Аните, в назидание остальным. К сожалению, наше гран-при так и не явилось. Поэтому отменять я, конечно, ничего не буду – от этого будет только хуже. Пусть за Пигмалиона отдувается заместитель. Не я же это придумала! Тем более, я уже и священника позвала…

– Аниту пригласила я, – сказала я недовольным голосом, – Считаю, у нее такие же шансы победить, как и у остальных. Если никто не против, я буду впредь приглашать в свой дом того, кого хочу.

Образ тетушки Жозефин очень мне помог. Былая уверенность начала ко мне возвращаться. Я уже не чувствовала себя загнанной в угол в собственном доме. И смогла даже позволить себе гневно сверкнуть глазами.

Никто мне возражать не стал. И я сказала:

– Тогда тебе, Анита, слово.

Но Анита опять не оценила моих стараний и капризно заявила:

– Я же говорю – при мужчинах ничего рассказывать не буду!

– Да какие здесь мужчины, Анита! Кроме господина Советника, конечно…

– Нет, при Советнике тоже говорить не буду. Дождусь Пигмалиона.

Еще несколько часов назад она не могла оторваться от господина Советника, отвергая такую перспективную кандидатуру, как господин Пигмалион. А сейчас, оказывается, Советник в опале, а она с нетерпением ждет Пигмалиона?

– Анита?! – воскликнула я, – Это же господин Советник!

Но она только гордо отвела глаза. И тогда я все поняла. Господин Советник разбил Аните сердце, не прикладывая для этого никаких усилий. Он сидел, облепленный со всех сторон дивами Востока, одетыми в откровенные экзотические наряды, и с упоением брал из их рук угощения, которые они подносили ему, как только он переставал жевать. Они раскуривали для него трубку, подливали вино, разминали плечи. И делали все, чтобы главный приз, в лице мифического господина Пигмалиона, оценил их старания по достоинству.

А вот на Аниту господин Советник теперь даже не смотрел. Но не потому, что она ему разонравилась, а скорее всего, он просто о ней забыл. И она это поняла.

– Ну, вот как с ней быть? – вздохнула я.

– Так оно и понятно, – сказал Ганнибал, с устрашающим финикийским акцентом, – Все ждут Главного – Пигмалиона! Он же с тесаком придет, ненужное уберет, сгладит шероховатости…

– Лишнего бы не убрал… вместе с шероховатостями, – поморщился господин Советник.

– У меня шероховатостей нету, – заявила Анита, – Поэтому, если я решусь поделиться, то только историей успеха. Проблемы уже и так вдоль и поперёк пройдены.

– Что? Это проблемы-то пройдены? – усмехнулась Беатриче, – Грабли наше все! Только в новых вариациях…

– У кого как, а у меня все по-другому, – и Анита опять сверкнула глазами в сторону господина Советника, который, к сожалению, совершенно ничего не заметил, – Я свои уроки жизни успешно усвоила. У меня было много всего. И повторяться я не буду!

– Ну тогда мы настаиваем, чтобы вы нам поведали, как справились с граблями, – сказала Беатриче.

Мы все еще немного поуговаривали Аниту. И наконец, она сдалась.

Нашему вниманию было последовательно представлено целых пять из двадцати душещипательных любовных историй: про некоего Мустафу Зараветдина, Кудряша Вилли, Джима, Херника и Генри Пистолета.

Каждая из историй, удивительно похожих одна на другую, обязательно начиналась с романтической прогулки под луной. После чего сразу наступала любовная кульминация, в виде постельной сцены. А заканчивалось все всегда неизменно – граблями. Такими одинаковыми и бившими всегда в одно и то же место, что казалось, будто Мустафа Зараветдин, Кудряш Вилли, Джим, Хенрик и Генри Пистолет – это одно и то же лицо. Просто одетое в разную одежду.

Но мы так и не поняли, почему столь сомнительные любовные развязки Анита назвала «историей успеха».

Может, цель любви – в страдании?

26

Прозвучали скромные аплодисменты. Аплодировала в основном я и господин Советник. Правда, глядя на нас, галатеи тоже пару раз ударили в ладоши.

И чтобы приободрить Аниту, я начала восхищаться:

– Какая прелесть! А говорили, стесняетесь! Такой большой жизненный опыт – это предмет гордости, а не стыда.

– Да уж… – усмехнулась Беатриче, – Теперь я понимаю, что значит «Повторенье – мать ученья». Я разочаруюсь в народной мудрости, если вы еще раз встанете на эти грабли, Анита.

Но Анита колкости не поняла. Она радостно закивала и сказала:

– Да! Я усвоила уроки жизни! Но несмотря ни на что, я в любовь верю!

И она постаралась поймать взгляд господина Советника. Господин Советник намек не распознал. И послал Аните дружественный воздушный поцелуй, чем всколыхнул в галатеях неумолимый дух соперничества.

Никто из них больше не желал молчать: всем захотелось блеснуть жизненным опытом и поразить воображение заместителя господина Пигмалиона.

Вот так у нас и получается, что лучший приз достается далеко не самой умной и даже не самой красивой. А всего лишь самой активной.

И я сделала для себя очень ценный вывод: лучше один раз сделать, чем семь раз подумать.

27

– Я тоже хочу поделиться своей любовной историей, – сказала Беатриче и вышла на середину гостиной.

– Ну наконец-то скромницы оживились! – удовлетворенно сказал господин Советник и приготовился слушать..

Но Беатриче, оказавшись в центре внимания, совершенно растерялась. Мысли застряли у нее в голове, воспоминания начали путаться. Она совершенно не знала, с чего начать.

– Может, пока присядете и выпьете стакан воды? – спросила я, глядя на ее мученья.

– Нет, не надо, – сказала она, – Я буду ходить.

И она принялась циркулировать туда-сюда, полностью погрузившись в свои мысли.

– Это я так пытаюсь сосредоточиться, – объяснила она, – Просто пока не знаю, что воплотить в рассказе…

– Ну, вероятно, любовь, – неуверенно сказал господин Советник.

– Вот с ней как раз всё сложно…

Господин Советник удивленно поднял брови:

– Ну что здесь может быть сложного? Любовь – это нежность, ласка. Это когда держишь за руку любимого человека и просыпаешься с ним по утрам в одной постели. Хотя вам это, конечно, еще не знакомо, – подумав добавил он.

– Дело в том, – переминаясь с ноги на ногу сказала Беатриче, – Что для меня – это совершенно другое…

– Другое? Что, к примеру?

– Ну… Прямо противоположное…

Господин заместитель Пигмалиона хлопал глазами и пытался сообразить, что может быть противоположным просыпанию в одной постели с любимым человеком? И почему его нельзя держать за руку? Я тоже не поняла интенцию Беатриче. А вот Слуга Ганнибал, похоже, очень быстро сообразил, что она имеет в виду: