Морячка с Кавказа

То ли дело у нас: отработаешь день на работе, а вечером с языком на плечах рысью бежишь по магазинам. Где хватаешь что-нибудь с полупустых полок, если успеешь, конечно. А затем бодрой рысью бежишь домой, где распаковав покупку, с грустью и отчаянием понимаешь, что достался тебе кусок умершего от старости животного еще в мезозойскую эру. Гнилая картошка, вялая морковь и прогорклое сливочное масло завершают продуктовую корзину. В результате всегда живешь в тонусе, жиреть некогда. От этих сравнений мне захотелось завыть, как собачка на полную луну. Мои оптимистичные сравнения прервал Володя:

– Пойдем, купим тебе что-нибудь. Здесь есть крытая улица, тянется она на несколько километров, там всякого добра полно.

Вышли на улицу из магазина, а там накрапывает мелкий дождик.

– Ой, Володя, промокнем. Куда же пойти, чтобы не намокнуть?

Володя подошел к огромной корзине возле выхода из магазина и достал оттуда зонтик. Раскрыл его и протянул мне:

– Бери, не промокнем. Пойдем дальше.

– С ума сошел, – шепчу я, – поставь на место, стыдно. Это же не наш зонтик.

– Это бесплатные зонты для покупателей магазина.

– Бесплатные зонтики для покупателей?! Разве такое бывает?

Эта новость выбила меня из колеи надолго. Наконец мы пришли к улице, которая носит название Труба. Она вся накрыта прозрачным навесом, а с двух сторон магазины. Товар здесь лежит и на прилавках, выставленных на улице, и находится внутри самих магазинов. Продавцы сидят только в магазинчиках, на улицах их нет. Я быстренько представила такое положение дел в России, и поняла, что нам так никогда не жить. У нас украдут все сразу, одним махом. И продавцы пойдут нищими по миру. Не уважают в России чужой труд. Ох, не уважают.

А сколько здесь всяких нужных вещей, на разный вкус и кошелек! Кружится моя бедная головушка от выбора. Был бы здесь один магазинчик с кучей покупателей, и уродливыми сапогами «Прощай, молодость», голова была бы на месте. Урвал бы их, надел на ноги, и вперед – на трудовой подвиг. А тут мучайся, выбирай, ведь одна вещь лучше другой. И еще здесь есть даже магазин, где все по сто иен, на сегодняшний курс это по одному доллару. В нем за этот самый доллар можно купить все, что хочешь, от швейной иголки до модельных туфлей. Короче говоря, для меня, российского матроса, здесь работы – непочатый край. В результате многочасовых хождений я накупила себе такой нужной косметики, а сыну кроссовки. От этих покупок настроение поднялось.

– А теперь я покажу тебе музей электроники.

Я, преисполненная оптимизмом от удачных покупок, согласилась с радостью. Мы воспользовались такси, так как я после длительного плавания, с непривычки уже еле-еле волочила ноги. Таксист наш в кипенно-белой рубашке, в пиджаке и фуражке такого ярко-белого цвета, что у меня заболели глаза. А выглядит он так величественно, как какой-нибудь герцог из Англии. На спинках кресел надеты накидочки, связанные то ли из велюра, то ли бархата, нежные на ощупь и белые! А вообще-то здесь, в Японии, белый цвет очень яркий, режущий глаз. Такого цвета я не видела больше нигде. Как они этого добиваются, для меня загадка.

Посещение музея меня потрясло. Ну, нельзя же так человека из каменного века резко бросать в век космических технологий! Много чудес я здесь увидела. Но когда кошечка, электронная, конечно, помяукав, взяла в ротик котенка, и куда-то потащила, я расплакалась.

– Что с тобой? – Володя вывел меня на улицу.

– Ты понимаешь, здесь кошечек электронных делают, жизни радуются, а у нас там война. Я этой красотой любуюсь, а мои родители может с голоду умирают.

Он обнял меня и долго-долго держал в своих объятиях, пока я не пришла в себя.

– Прости, – шмыгнув носом, прошептала я.

– Ничего-ничего. Не плачь, будем и мы с тобой в достатке жить, и война на Кавказе скоро закончится. Перевезешь своих родителей во Владивосток, и все будет хорошо. А война…, – он немного помолчал, взял меня за руку, и сказал, – пошли.

– Куда?

– Пойдем, я тебе что-то покажу.

Шли мы недолго, остановились у какого-то памятника. На тумбе из гранита сидит гранитный малыш, а рядышком, тоже из камня, стоя на земле и опираясь на тумбу, стоит второй. Вокруг обелиска посажены красивые красные цветочки.

– Это памятник детям, погибшим после бомбежки атомными бомбами Хиросимы и Нагасаки. У каждого народа, девочка моя, своя война, – тихо произнес Володя.

Мое сердце сжалось от жалости к детям, погибшим из-за страшной радиации. Да, Володя прав, у каждого своя война.

– А пойдем, я тебе музей драгоценных камней покажу. Купим что-нибудь, – прерывает он грустное, затянувшее молчание.

– Пойдем.

В шикарном величественном музее собраны коллекции разных-разных камней. Очень много сувениров, Володя подарил мне мышку из аметиста.

– Смотри, как она на тебя похожа, – улыбаясь, протянул мне статуэтку.

– Чем же она на меня похожа? – я от удивления вздернула брови.

– Такая же хорошенькая, маленькая и тихенькая, готовая в любую минуту забиться в норку, чтобы никто не видел. Так хочется держать ее в руках, и долго-долго гладить, целовать, защищая от всех наглых котов и кошек.

Я рассмеялась, понимая, на что он намекает. Это Володя вспомнил, как я просила о моей просьбе при приеме на корабль, дать мне такую работу, чтобы меня никто не видел. Хорошо, что крокодильчика не подарил.

Мы идем в сторону порта. Пустынные улицы вдруг стали многочисленными, откуда-то появились люди. Они идут толпами, переговариваясь между собой, и радостно, лучезарно улыбаясь друг другу. Многие садятся в автобусы.

– Ой, Володя, смотри, сколько сразу народу появилось. Да как все элегантно одеты. А рубашки, какие на них белоснежные! – не устаю поражаться этой белизне, не встречающейся в природе.

– Это закончился рабочий день.

– Представляешь, если бы у нас так элегантно все одевались?

– Нет, Виолочка, даже не представляю. А ты знаешь, что в автобусах снимают обувь? – добивает меня он.

– Как, снимают обувь? Зачем?

– А давай мы на автобусе в ближайший городок съездим, – Володя ведет меня на автобусную остановку.

Подошел автобус, на вид абсолютно новый. При входе нас встречает с улыбкой и поклоном женщина-кондуктор. Водитель, естественно, в белом-белом пиджаке и такого же цвета фуражке. Вход в автобус начинается с холла, примерно два на два метра. Здесь все пассажиры снимают обувь, ставят ее на специальные подставочки, и в одних носках (белых, конечно!), и проходят дальше по ковровой дорожке. Расстояние между креслами в салоне автобуса большое, здесь есть и телевизор, и кондиционер. Никто не толкается, не ругается, не слышно родной нецензурной брани. Все достойно, спокойно, с улыбкой и поклонами.

– Нет, мой хороший, так жить нельзя. От этого изобилия, от чистоты и порядка, от инфаркта умереть можно. Мое сердце не выдерживает такой налаженной жизни, – ставлю я заключительную точку в нашей экскурсии.

Мой капитан засмеялся от такого оптимистичного вывода. Вот такой мне и запомнилась Япония: доброжелательные люди, много солнца, улыбок, зеркальные дома и чистота. Первое впечатление, конечно, самое сильное. Оно со мной осталось навсегда.

Через три дня мы уходим домой. Но наша собачка Динка категорически не желает возвращаться на судно, твердо решив не возвращаться к своему верному псу. Судя по всему, ей элегантные японские женихи больше нравятся. Моряки целых два часа мотались по причалу, приманивая эту проказницу, но она ловко удирает. Лишь убедившись, что вся команда уже на пароходе, Динка выползла откуда-то из укрытия и села вдали от трапа. Эта предательница, видно захотела нас проводить, как истинная морская леди. Бедный Дик! Он истерично лает с палубы на плутовку. Всем своим недовольным видом пес показывает, что не желает лишаться своей боевой корабельной подруги. Но и сойти на берег он не может, ведь опытный корабельный пес знает, что нужно беспрекословно выполнять приказы капитана. А Динка весело крутит своей плутоватой двортерьерской мордой, и возвращаться не собирается.

Ну, надо же, собака, и та пронюхала, где косточки слаще. Как я ее понимаю! Разве можно добровольно уйти с изобильного порта в нашу нищету? Собака, и та просекла момент, когда можно сделать команде лапкой «адью». Да и вообще, может ее тошнит от постоянной качки, кто ее знает? Она же не скажет. А здесь сытно, красиво, земля под лапами не шатается. Живи и радуйся. Наш экипаж бегает по палубе и зовет эту предательницу, обещая ей гору колбасы, косточек, и разных других деликатесов. Но дама непреклонна.

– Убирайте трап! – не выдерживает капитан, он очень злится.

Володя не имеет права задерживаться ни на минуту, ведь все задержки оплачиваются валютой. Ему жаль нашу мелкую предательницу, но оплачивать ее пребывание на чужой земле долларами он не может. Нервы боцмана не выдерживают, и каким-то чудом он все-таки умудряется в последнюю секунду поймать зазевавшуюся Динку. Та, слишком поздно сообразившая, что это ловушка, попыталась немедленно вырваться и смыться. Но Саша крепко схватил неудавшуюся эмигрантку на руки, и быстро взбежав по трапу, опустил ее на палубу. Дик от пережитого шока заливается радостным лаем. Он откровенно рад, что подруга вернулась в родные пенаты. А вот дама, страшно огорченная своей оплошностью, гордо поднимает хвост, и, встряхнув головой, щелкнув при этом ушами, как бы поправляя прическу, куда-то уходит. Своим надменным уходом она демонстрирует нам, что решив ее забрать обратно, мы плюнули в ее тонкую собачью душу. Она на нас обиделась. Команда со смехом расходится по своим рабочим местам. Все, пора домой.

Когда мы вышли из порта, я вдруг поняла, что соскучилась по воющему ветру, страшной качке, по скрипу корабля. Это же непостижимо – тебе тяжело, но ты снова и снова хочешь выйти в море. И я теперь знаю, почему моряки не могут долго жить берегу. Море забирает у тебя сердце и оставляет его себе. Навсегда.

13

Заканчивается мой первый рейс. Завтра мы уже будем во Владивостоке. Я так соскучилась по сыну. Правда, не знаю, как теперь быть с Георгием Александровичем. И зачем я за него замуж обещала выйти? Что же я бестолковая наделала?

– Ты, вот что, подруга, – подливает масло в огонь моих переживаний Гюрза, – ты за своего академика замуж выходи. А на капитана не рассчитывай, мы с ним не один год в море ходим. У него всегда самая красивая женщина на корабле была. На один рейс. Просекаешь? На один. Так что губы закатай обратно, сложи их бантиком, и в загс с академиком ступай. Будешь женой академика.

– Профессора, – шепчу я, – он профессор.

– Да мне по барабану, кто он. Побаловалась на корабле немножко, и хватит. Откусила кусочек своего женского счастья, и молчи в тряпочку. Я ж тебя, интеллигентку, знаю: домой вернемся, а ты возьмешь и признаешься жениху, что, вот с капитаном снюхалась. Не надо, молчи.

– Галя, я прекрасно понимаю, что мои отношения с Владимиром Ивановичем временные. И знаю, что чудес не бывает. Не надо об этом говорить. Ни на что серьезное я не рассчитываю. Давай не будем об этом больше говорить. Хорошо?

Мне очень тяжело от этого разговора. Но от Володи, его любви и безмерной нежности совершенно потеряла голову. Поэтому мне так хочется верить, что он меня и правда любит. Я помню его признание в любви, но все равно не верю, что это правда. В себе-то я не сомневаюсь. А в нем… Мало ли что сказал мужчина в минуту слабости? Но где-то там, внутри, теплится надежда, что я все-таки ему нужна.

– Галя, а ты когда сходишь на берег? Завтра? – перевожу разговор на другую тему.

– Нет, дня через три. А ты?

– Я тоже через три дня. Так хочется сына увидеть.

– Так завтра или послезавтра сюда пустят всех, кто придет. Так что будь готова к встрече, – она нехорошо хихикнула. – Иди, отдыхай. Побалуйся с командиром последнюю ночку.

Странная щедрость с ее стороны, мне еще два часа работать. Я с удивлением смотрю на нее.

– Иди, иди, завтра придешь.

Но мой капитан сегодня ночевать не пришел. Не сомкнув глаз и глотая слезы, я прождала его до четырех утра. Вот и все. Закончилась моя морская сказка. Жена на рейс – вот как это называется. Утром, сказав себе сто раз, что я сильная женщина, привожу себя в порядок. И начинаю собирать свои нехитрые вещи в большой пакет. Благо, что моя каюта почти рядом, далеко нести свой немудренный скарб не нужно. В лихорадочных сборах не услышала, как открылась дверь каюты.

– Ты куда? – раздался голос Володи из-за спины.

От неожиданности плюхнулась диван:

– Как куда? К себе в каюту, потом на камбуз.

– Зачем к себе в каюту? – он требовательно смотрит мне в глаза.

Сел напротив меня в кресло, и не сводит с меня глаз.

– Завтра сюда или уже сегодня после таможенников и пограничников сын придет и жених. Мне нужно быть в своей каюте. Не в твоей же их встречать.

– Какой жених?! Виола, я же тебе русским языком сказал – я тебя никому не отдам. Никакого жениха у тебя больше нет. Был, да весь вышел. Поняла? У тебя есть я.

В моей голове не укладываются его слова. Ведь я себя уже приготовила к совсем другой развязке:

– Володя, так ты, что, мне предложение делаешь?

– Нет, я не делаю тебе предложение. Я его тебе уже сто раз сделал. А ты, кстати, не ответила на него до сих пор. Витаешь где-то в облаках. Ни разу за все время не сказала, ты согласна или не согласна выйти за меня замуж. Я жду ответ.

– А ты, что спрашивал?

– Елки-палки! Да я же сказал, что люблю тебя. Все время с того самого вечера, как ты у меня осталась, я только об этом и твержу. Пойми, я не в том возрасте, когда разбрасываются такими словами. Я говорил тебе, что всю жизнь ждал тебя, и молил Бога, чтобы встретить тебя?

– Говорил.

– И что? Ты так и не поняла, что я тебе предложение сделал?

– Нет, я не поняла, что это серьезно. И все равно я не верю тебе. И думаю, что я у тебя была только на один рейс.

– На всю оставшуюся жизнь ты у меня. Не знаю, короткая она у меня или длинная, но вообще-то я еще долго жить собираюсь. Причем, с тобой. Поняла? – он начал нервно вытряхивать на стол мои скудные вещички из пакета.

– Что ты делаешь? – пытаюсь ему помешать.

– Я навсегда оставляю у себя любимую женщину. Теперь выбор за тобой, решай – останешься со мной или с ним. Понимаешь, мне не любовница нужна, а жена. Любовниц мне хватает. А тебе, моя девочка, я предлагаю пожить за-му-жем, – это слово он произносит по слогам, делая ударение на слове муж. – Понимаешь – за мужем, за мужской спиной. Ты же одна всю жизнь тянешь воз проблем. Ты в двух лицах: и за мужчину, и за женщину. Выходи за меня и наконец-то позволь себе побыть слабой и беззащитной женщиной. Поживи оставшиеся годы ведомой, а не ведущей. И пойми одно: судьба не просто так нас свела. Это же о нас с тобой существует легенда про две половинки одного яблока. Мы долгие годы мы были разбросаны на десятки тысяч километров, но в итоге все-таки нашли друг друга. Пусть не сразу, не в юности, но нашли. Так что же еще нужно? Если ты согласишься, я стану самым счастливым человеком на свете. Вилочка, девочка моя, скажи мне «да», и как только сойдем на берег – сразу же в загс пойдем.

– Володя, пойми, на таких, как я не женятся.

– На каких, таких как ты? Что ты имеешь в виду? – Володя непонимающе смотрит на меня.

– Я неподходящая для тебя партия. Во-первых, я нищая и пока без жилья. Во-вторых, у меня больные престарелые родители, за которыми нужно будет ехать, когда квартиру получу. Будет сложно с финансами. Ведь наверняка война у них все забрала. И сын у меня взрослый. С армии придет, пока на ноги станет, я буду ему помогать. А в-третьих, я уже не молоденькая девочка. Мне сорок лет. А в такие годы разве на ком-нибудь женятся?

– Господи, какая же у тебя каша в голове! Я же люблю тебя! И мне глубоко наплевать, что тебе сорок лет. Мне, кстати, сорок пять и я тоже не мальчик. И у меня двое взрослых сыновей, которых ты, кстати, как моя будущая жена, должна будешь принять. А я в свою очередь, родителей твоих и сына никогда не обижу. Слово даю. Вези сюда кого хочешь. Я же хорошо зарабатываю, вы не будете ни в чем нуждаться. А у меня, наконец-то, на старости лет, как ты любишь говорить, семья будет. Понимаешь, семья! Подумай об этом.

– Да, ты прав. Я должна подумать, – автоматически отвечаю ему.

О таком сказочном исходе разговора и о наших дальнейших отношениях можно было только мечтать в самых смелых мыслях. И вот, когда все это сбылось, у меня не хватает решительности сказать ему: «да». Я просто все еще не верю капитану и своему долгожданному счастью.

– Володя, а вдруг ты все-таки простишь свою бывшую жену, и захочешь вернуться к ней?

– Нет, – резко сказал он, как отрубил. – Я никогда и никому измену не прощу. Никогда.

– И все-таки, мне очень страшно.

– Ну, что ж, неволить я тебя не буду. Тебе решать, в конце – концов. Но я думаю, что ты просто боишься поменять свою жизнь. Поэтому прежде, чем ответить, хорошо подумай о том, что я тебе сказал.

Я ничего ему не ответила. Промолчала и пошла на камбуз. А он так и остался сидеть в кресле. В моей голове от нашего разговора пустота. Любимый мужчина сделал мне предложение, а я почему-то не могу ему ответить утвердительно. И я знаю почему: я трусиха. Пусть жизнь у меня тяжелая, но я уже привыкла тянуть лямку ответственности за себя и сына. Володя все сказал правильно. Оказывается, это так страшно: решиться на то, чтобы круто изменить свою жизнь и кинуться в объятия мужчине, которого люблю!

Мои руки автоматически делают свое дело, а голова занята только одной пульсирующей мыслью: «Что делать?». Соглашаться с Володей? Или выйти замуж за Георгия? Или вообще не выходить замуж? Но я люблю своего капитана! Может, мы действительно две половинки одного яблока? Сколько у меня вопросов, а ответ найти никак не могу.

– Привет, интеллигентка, – раздался бодрый голос за спиной.

И сразу же запахло свежевыпитой водочкой.

– Привет, – я даже не оглянулась, – мы уже во Владивосток пришли.

– Знаю. Сегодня таможенники с пограничниками нервы помотают, а завтра уже на берег можно будет сойти.

– Так ты завтра уйдешь? – спрашиваю, лишь бы не молчать.

– Нет, через пару дней. Тебе продукты оставлять?

– Какие продукты? – я повернулась к Галке.

– Как какие? Масло, консервы, муку, крупу, сахар. Ну, все, что остались в излишке. Мы же на камбузе! Мозги включи, и подумай, сколько у нас излишек.

– Нет, мне ничего не надо. Я сюда пришла деньги заработать, а продукты мне не надо.

– Что, думаешь, капитан тебя озолотит? Фигушки! Бери то, что добрая Галя дает. Пользуйся моей широкой душой. А то домой вернешься, и полки пустые грызть будешь.

– Не буду я ничего грызть. Пойду в магазин и куплю. Говоришь, излишки у нас есть? А я ведь у тебя масло выпрашивала, как нищенка. А ты не давала. А оказывается, оно еще и осталось. Эх, ты, – мне горько от такого разговора.

– Дура ты, Виолка. Тебе лично я отдам все, что осталось. Поделюсь честно. А для команды у меня ничего нет, перебьются. Вспомни о наших пустых магазинах. Думаешь, там что-то изменилось за эти месяцы? Нет. Ну, не хочешь, как хочешь, масло я себе заберу. Его по бумажкам уже нет. А на нет, и суда нет. Ты в свою каюту переехала? – перевела она разговор. Любопытство раздирает ее безумно. – А то твой профессор неправильно все поймет, если у капитана тебя найдет, – она ехидно заулыбалась.

Я молчу. А что говорить, если сама ничего не знаю. Этот день прошел в каком-то лихорадочном темпе. Пришла вечером в капитанскую каюту, а Володи нет. Всякие досмотры и осмотры вновь не дали ему сегодня поесть ни разу за весь день. А мне думать о своей дальнейшей жизни нет ни сил, ни желания. Утром все решу. Как говорится, утро вечера мудренее. Я устало легла. Сон навалился как-то сразу, внезапно.

14

Проснулась от звонка будильника. Володи снова рядом нет. Да, быть капитаном очень тяжело. По скорбной статистике, после каждого рейса из десяти капитанов трое умирают. Господи, дай ему сил.

Пришла на камбуз и ничего не понимаю. Такое ощущение, что здесь прошел торнадо: крупа рассыпана на полу, везде валяются упаковочные пакеты. Продукты на полках стоят в открытом виде. Пошла в кладовую, а там стоит лишь одна коробка с маслом. Я подошла к ней ближе, а на коробке сверху синим фломастером написано «Подавись!». Нехорошая догадка шевельнулась в моем мозгу, я пошла к вахтенному:

– Сережа, а Галя здесь случайно не проходила?

– Конечно, проходила. Погрузилась уже и домой уехала.

– Как погрузилась и уехала домой?

– Да, так, еще ночью. Я тогда только на смену заступил.

– А-а, ну, хорошо.

Вот, дрянь, вывезла, все, что можно. И ведь удрала, как воришка ночью, не попрощавшись. И коробку с маслом с «сердечным» пожеланием оставила. Эх, Галка, Галка, жаль мне тебя. Ничего-то ты в жизни не поняла. Я медленно пошла назад на камбуз, а затем вернулась:

– Сережа, а пришли мне кого-нибудь свободного от вахты. Масло нужно принести на камбуз. Я сегодня пироги печь буду.

– Ой, с удовольствием! Спасибо, за такой подарок. Вилочка, твои пироги – это что-то необыкновенное. Сейчас же найду свободные руки.

Я вновь занялась привычным делом. После завтрака приготовила все для обеда, поставила на плиту. А так как я трусиха, и окончательное решение о своей дальнейшей судьбе я так и не приняла, с дрожью в коленях начала ждать развязки.

Перед самым обедом в каюту капитана, а я сижу именно там, стуча от страха перед неизвестностью зубами и крепко сцепив руки, пришли с огромными букетами цветов Георгий Александрович и Игорек. Сынуля, солнышко мое, пришел в морской форме старшины медицинской службы. Он стал такой взрослый и немножко чужой.

– Виолетта, я за тобой, – протянул мне букет Георгий, и поцеловал в щечку. – А почему ты здесь? Ты свои вещи уже собрала? Где они? – он удивленно разглядывает огромную каюту капитана.

Я молчу, лихорадочно соображая, что ответить. И тут в каюту заходит Володя:

– Здравствуйте. Ну, Виолочка, знакомь меня со своими гостями.

Капитан постарался: пришел при полном параде. Такой опытный морской волк, просто красавец. Я непроизвольно улыбнулась.

– Виолетта, почему этот посторонний мужчина называет тебя так фамильярно? – занервничал Георгий. Он уже начал догадываться.

– Почему фамильярно? – удивленным, приторно-сладким голосом спрашивает Володя. – Это моя невеста. А вы, позвольте узнать, кто?

– Невеста?! Виолетта, да ты с ума сошла! – Георгий перешел на крик, – это моя невеста, а не ваша! И я ее сейчас домой заберу!

– Да ну? А я слышал, что у нее кроме как койки в каюте на моем корабле, дома нет, – озадаченным голосом Володя начал изводить Георгия.

Они стоят друг напротив друга, такие абсолютно разные и злые. И оба борются за меня: любимую женщину. Как хитрый кот играет с пойманной мышкой, так и Володя издевается над Георгием.

– Мать, ну ты номер выкинула, – слышу шепот сына. – На несколько месяцев нельзя оставить тебя без присмотра. Пустилась в море во все тяжкие.

Густо краснею от его слов. А ведь он прав, я на время дала волю своим законсервированным чувствам, совершенно забыв о возрасте.

– Прекратите оба! – прерываю словесную перепалку своих женихов. – Я сама должна решить, с кем останусь.

– Блин, испанская коррида, бой быков, – громким шепотом продолжает комментировать происходящее мой сынуля.

– Игорь, помолчи! Сядь в кресло, и просто помолчи. Дай в жизни разобраться, – от нервного напряжения у меня непроизвольно трясутся ноги и руки.

– Ладно, – произнес Володя, – я пошел на мостик. А ты, Виола, подумай хорошенько, с кем хочешь остаться. Хорошо подумай и разберись в своей жизни. Хотя, – он помедлил, – не забудь и о моей судьбе. Пожалуйста.

Сделав ударение на последнем слове, он вышел из собственной каюты. Я осталась с сыном и Георгием.

– Понимаешь, Георгий, так получилось, что я полюбила Володю. С ним вновь почувствовала себя женщиной. А для меня это очень важно. Я же до него была как льдинка. И была уверена, что мое женское счастье осталось где-то позади, что уже отлюбила я свое. Оказывается, нет. Благодаря Володе оттаяла, как подснежник под теплыми лучами весеннего солнышка. И вновь люблю, и любима. С тобой у меня такого не было. Прости меня, если сможешь. Просто я – не твоя женщина. Прости, – тихим, извиняющимся голосом произношу трудные слова.

– Виолетта, это ты сейчас так думаешь, что полюбила капитана. Тебе кажется, что это любовь. Просто ты попала в необычные условия. И экстремальная ситуация спровоцировала тебя, хрупкую женщину, искать защиты у мужчины. Ты ведь очень беззащитная и нежная. Подумай, что ты делаешь? О чем ты с ним на берегу будешь разговаривать? Сними свои розовые очки, и посмотри на него! Он же ограниченный человек. Всю свою жизнь в море, среди грубых мужиков. А ты словно нежный декоративный цветок, великолепно образована, начитана. Хорошенько подумай, что у вас общего? Да ничего! Абсолютно ничего. Со временем пройдет любовная лихорадка, утихнут гормоны, и что? Тогда ты убедишься, что связала свою жизнь совершенно не с тем мужчиной. Но будет уже поздно. Я прошу тебя, не делай самую большую ошибку в своей жизни. Пойдем со мной. Твой дом не здесь. – Он замолчал, нервно походил по кабинету, затем сел в кресло, и напряженно стал ждать ответ.