Анафем

– А что правильно?

– Параметры орбиты, – сказал я. – Шесть чисел, дающие тебе всё, что надо знать о движении спутника.

– У меня уже есть эти шесть чисел, – ответил он.

– И какие же они? – спросил я, чтобы его проверить.

– Лесперовы координаты спутника: х, y и z. Это три. И скорость вдоль каждой из осей. Ещё три. Всего шесть.

– Ты сам сказал, что смотришь на шесть чисел и не можешь представить орбиту зрительно. Я объясняю, что с помощью теорики их можно превратить в другие шесть чисел, параметры орбиты, с которыми работать куда проще, и с первого взгляда понятно, проходит орбита над полюсами или над экватором.

– А почему прасуура Ильма сразу мне так не сказала?

Я не мог ответить «потому что ты чересчур быстро учишься», однако если бы я начал юлить, Барб бы меня раскусил и уплощил.

И тут меня снизарило: не только Ильмино, но и моё дело учить фидов нужным вещам в нужное время.

– Ты уже готов перейти из лесперовых координат в другие пространства – те, в которых работают настоящие, взрослые теоры, – объявил я.

– Вроде параллельных измерений? – спросил Барб. Очевидно, он смотрел те же спили, что и я до прихода сюда.

– Нет. Я не о физических пространствах, которые можно измерить линейкой и в которых можно перемещаться. Это абстрактные теорические пространства, они подчиняются совсем другим законам, называемым принципами действия. Космографы предпочитают шестимерное пространство: по одному измерению для каждого параметра орбиты. Но это специальный инструмент, он используется только в одной дисциплине. Более общий инструмент разработал в начале эпохи Праксиса светитель Гемн…

И я дал Барбу кальк про Гемновы, или конфигурационные пространства, которые Гемн изобрёл, когда, как и Барб, устал от иксов, игреков и зетов.

Остолетиться (бран., жарг.). Потерять рассудок, стать невменяемым, безвозвратно свернуть с пути теорики. Выражение восходит к Третьему столетнему аперту, когда ворота нескольких центенарских матиков открылись и пришедшие обнаружили неожиданные результаты. Например, в конценте св. Рамбальфа – тела его обитателей, покончивших с собой всего несколькими секундами ранее. В конценте св. Террамора – ничего, даже человеческих останков. В конценте св. Бьяндина – неведомую прежде религиозную секту матарритов (существующую по сей день). В конценте св. Лecпepa – неизвестный науке вид обитающих на деревьях высших приматов, и никаких следов человека. В конценте св. Фендры – примитивный ядерный реактор в системе катакомб. Эти и другие неприятные случаи привели к созданию инквизиции и учреждению системы иерархов в её нынешней форме, включая инспекторов, которые имеют право проверять матики и принимать к ним меры дисциплинарного характера.

    «Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.

Ближе к вечеру я нагнал фраа Ороло, когда тот шёл из калькория. Мы постояли около личных ячеек со страницами и поболтали. Я знал, что бессмысленно спрашивать, к чему он нас подводил странным разговором про дневную космографию. Коли уж Ороло взялся учить нас таким методом, ответа из него не вытянуть. В любом случае меня больше волновало то, что он сказал раньше.

– Послушай, ты ведь не собираешься уходить?

Он улыбнулся и поднял брови, но ничего не сказал.

– Я всегда волновался, что ты уйдёшь в лабиринт и станешь столетником. Мне бы и этого не хотелось. А теперь мне кажется, что ты намерен податься в дикари, как Эстемард.

У Ороло были свои взгляды на то, что такое ответ на вопрос.

Он сказал:

– Что означает твоё высказывание «я волнуюсь»?

Я вздохнул.

– Опиши волнение, – продолжал он.

– Что?!

– Представь, что я никогда не волновался. Я заинтригован и растерян. Объясни мне, как волнуются.

– Ну… наверное, первый шаг – представить последовательность событий, которые могут произойти в будущем.

– Я постоянно это делаю и не волнуюсь.

– Последовательность событий с нехорошим исходом.

– Так ты волнуешься, что над концентом пролетит розовый дракон и пукнет нервно-паралитическим газом?

– Нет. – Я нервно хихикнул.

– Не понимаю, – с каменной физиономией проговорил Ороло. – Это последовательность событий с нехорошим исходом.

– Но это же чушь! Не бывает розовых драконов, пукающих нервно-паралитическим газом!

– Ладно, – сказал Ороло. – Не розовый. Синий.

Мимо проходил Джезри. Увидев, что мы с Ороло в диалоге, он подошёл, но не слишком близко, и встал в позе зрителя: руки под стлой, голова опущена, глаза не смотрят в лицо ни мне, ни Ороло.

– Дело не в цвете, – возмутился я. – Не бывает драконов, которые пукают нервно-паралитическим газом.

– Откуда ты знаешь?

– Никто такого не видел.

– Но никто не видел, чтобы я уходил из концента – и всё-таки ты из-за этого волнуешься.

– Ладно. Поправка: сама идея такого дракона несуразна. Нет эволюционных прецедентов. Вероятно, нет способов метаболизма, при котором в природе может вырабатываться нервно-паралитический газ. Такие крупные животные не могут летать, потому что с увеличением размеров масса растёт быстрее, чем сила мышц. И так далее.

– Хм. Доводы из биологии, химии, теорики. Значит ли это, что пены, не сведущие в подобных вопросах, постоянно волнуются из-за розовых драконов, пукающих нервно-паралитическим газом?

– Наверное, их можно убедить, чтобы заволновались. Хотя нет, есть… есть своего рода фильтр, который отсеивает… – Я на мгновение задумался, потом посмотрел на Джезри, приглашая его вступить в разговор. Тот поколебался, потом вынул руки из-под стлы и шагнул к нам.

– Если волноваться из-за розовых, – заметил он, – то не меньшую озабоченность должны внушать синие, зелёные, чёрные, пятнистые и полосатые. И не только нервногазопукающие, но бомбокакающие и огнерыгающие.

– И не только драконы, но и змеи, исполинские черепахи, ящерицы, – добавил я.

– И не только материальные существа, но и боги, духи и так далее, – подхватил Джезри. – Как только вы допустили существование розовых нервногазопукающих драконов, вы должны допустить и все остальные возможности.

– Так почему бы не волноваться из-за них всех? – спросил фраа Ороло.

– А я так и волнуюсь! – объявил Арсибальт. Он увидел, что мы разговариваем, и подошёл выяснить, в чём дело.

– Фраа Эразмас, – обратился ко мне Ороло. – Минуту назад ты утверждал, что можешь убедить пенов волноваться из-за розовых нервногазопукающих драконов. Как бы ты это сделал?

– Ну, я не процианин. А был бы процианином, наверное, рассказал бы убедительную историю, откуда такие драконы берутся. Под конец пены всерьёз бы разволновались. Но когда Джезри прибежал бы и начал кричать о полосатых огнерыгающих черепахах, его бы отправили в психушку!

Все рассмеялись, даже Джезри, который обычно не одобрял шуток на свой счёт.