История викингов. Дети Ясеня и Вяза

За рамками брака и предшествующего ему обручения существовала еще одна разновидность официальных отношений – конкубинат, имевший большое значение в контексте сексуальной политики. Существовали разные категории конкубината, которые оформлялись в виде устной договоренности и имели в каждом случае собственный словарь. Сюда относились любовные связи, организованные с целью объединения могущественных семей и укрепления политических связей, или в рамках комплекса взаимных обязательств, занимавшего центральное место в общественной жизни скандинавов. Прочие виды этих отношений, по сути, сводились к сексуальному партнерству, в некоторых случаях построенному на основе изначально возникших (или появившихся со временем) теплых чувств.

Женщины эпохи викингов формально не инициировали и не управляли развитием этих отношений, хотя, возможно, в некоторых случаях они способствовали формированию более или менее одобряемой обществом эмоциональной привязанности за пределами брака, нередко заключенного без любви. Тем не менее из юридических кодексов ясно, что мужчины (которые писали законы) отводили себе в подобных отношениях главенствующую роль. Более того, женщина, которая становилась наложницей, теряла для своей семьи право получить выкуп за невесту, поскольку она не выходила замуж, но все же была «сговорена».

Характерно, что у мужчины одновременно могло быть не только больше одной жены, но и больше одной наложницы. При этом каждая из участвующих в этих отношениях женщин, независимо от своего статуса, была связана только с одним мужчиной. В родовых сагах, хотя их не всегда можно назвать абсолютно надежным источником, также упомянуты несколько случаев подобных отношений. В «Саге о людях из Лососьей долины» женатый мужчина покупает невольницу, чтобы сделать ее своей наложницей. В «Саге о людях из Ватнсдаля» другой женатый мужчина официально имеет сексуальные отношения с наложницей, которая позже рожает от него ребенка. В «Саге о Ньяле» главный герой открыто признает перед женой свою добрачную связь, и на сцене опять же появляется ребенок от этого союза.

Женщин могли принудить к сожительству против воли, хотя формально это считалось незаконным. Бывали случаи, когда местные правители похищали дочерей своих арендаторов либо не оставляли им другого выбора, кроме как отдать женщин. Обычно женщин удерживали какое-то время, а затем отпускали. Выдвигались предположения, что это была демонстрация силы со стороны знати – разновидность рэкета, вымогательства под предлогом защиты или даже что арендаторы пытались таким образом подольститься к землевладельцам (известны случаи, когда крестьяне недвусмысленно предлагали своих дочерей королям). Поэтические источники позволяют с той же степенью уверенности предположить, что эта практика могла иметь отношение к обрядам плодородия, за которое местный правитель отвечал как представитель богов. Реальность вполне могла быть где-то посередине между этими вариантами и меняться в зависимости от обстоятельств, но в любом случае согласие женщины в расчет не принималось. Появившееся тогда обобщающее наименование наложницы, frilla, просуществовало до раннего Нового времени в качестве пейоратива, подразумевающего сексуальную доступность, распущенность или даже открытую проституцию, – все это на условиях, продиктованных мужчинами.

Обращенные в рабство женщины тоже могли стать наложницами, что в какой-то степени (но, вероятно, не слишком большой) защищало их от сексуального насилия, нередко составлявшего неотъемлемую часть их жалкого существования. В сагах упомянуты несколько женщин, которым удалось использовать такие отношения как ступеньку к лучшей жизни – например, в «Саге о людях из Лососьей долины» знатная женщина из Ирландии по имени Мелкорка, захваченная во время набега и ставшая рабыней, в конце концов выходит замуж в Исландии. В «Беовульфе» величавую датскую королеву Вальхтеов, хозяйку дворца Хеорот, повсюду незримо сопровождает напоминание о тех временах, когда она была всего лишь захваченной в бою пленницей: по мнению некоторых исследователей, ее имя означает «чужеземная рабыня».

Кроме брака и сожительства, дававших начало новым родственным связям, в социальных отношениях эпохи викингов имелся еще один компонент, в более поздних письменных источниках носящий название vinаtta. Это слово буквально означает «дружба», но в те времена оно имело несколько иные коннотации и отличалось от нашего современного понятия. Древнескандинавские vinr, друзья (в современных скандинавских языках тоже есть слова venner и v?nner), были не только близки как братья по оружию – их объединяли сложные связи примерно того же характера, что и признанные обществом узы родства. Специфика и роль этой дружбы в жизни общества особенно заметны с X века, но ее основные законы прослеживаются уже в начале эпохи викингов. Эти социальные сети состояли исключительно из мужчин, однако у них был и женский аналог: женщина тоже могла опереться на свои связи и поддержку подруг.

Дружба у викингов служила еще одним способом заручиться взаимной помощью при отсутствии в обществе иных надежных гарантий поддержки и безопасности. Возникающие в результате частично перекрывающие одна другую социальные сети служили ключевым фактором относительно мирного общественного сосуществования. Дружбу скрепляли дарением подарков, например, правитель одаривал своих приближенных, что влекло за собой установленную законом обязанность отплатить взаимностью.

Ключевым элементом этих отношений (для мужчин) было взаимное заступничество, которое понимали не только как защиту непосредственно в битве, но и в целом как необходимость заботиться об интересах друзей. Это позволяло поддерживать друг друга во время судебных разбирательств, но вместе с тем это подпитывало сложную динамику вражды. Мужчина мог быть связан с правителем клятвой верности и подчиняться законам насилия, пронизывающим зальную культуру. Однако если перед началом сражения замечали, что в войске противника находится друг этого человека, то, по данным некоторых источников, враждующие стороны могли сделать попытку договориться о перемирии, чтобы избежать щекотливой ситуации, не заставляя друзей сражаться один против другого и не подвергая испытанию прочность их клятв по отношению друг к другу и к вождям, что никому не принесло бы пользы. Система официальной дружбы существовала также между вождями и королями и распространялась даже на богов.

Семья, независимо от ее состава, предполагает семейную жизнь и ведение домашнего хозяйства. Основной единицей поселения в Скандинавии эпохи викингов была усадьба, gar?r или g?rd, уже знакомое нам понятие, обозначающее замкнутое жилое пространство. Именно здесь происходили почти все события в круговороте сельской жизни, мало отличавшейся от жизни в следующие века. В некоторых эддических поэмах сохранились примеры незамысловатой философии, нечто вроде афоризмов о жизни на земле. Процитируем «Речи Высокого»:

Пиво пей у огня,
по льду скользи,
коня купи тощего,
меч – заржавелый,
корми коня дома,
а пса – у чужих[14 - Пер. А. И. Корсуна.].

В усадьбе обычно имелось центральное строение – прямоугольный длинный (или не слишком длинный) дом, чаще всего деревянный. Крышу поддерживали вертикальные опоры, образующие внутри три прохода, стены были сделаны из плетня (сплетенных гибких веток), обмазанного глиной. Дерева в регионе было вдоволь, и в домах у некоторых состоятельных людей стены делали из цельных досок, закрепленных горизонтально между столбами либо вертикально на поперечных балках. Если была возможность, нижнюю часть стены складывали из камня, чтобы защитить дерево от земляной сырости. В районах с более суровым климатом остро стоял вопрос сохранения тепла, и стены были толще, с каменной сердцевиной, обложенные тяжелыми кусками дерна. Ими же могли выстелить крышу. Для защиты от непогоды также использовали древесную кору, которую укладывали под соломенную кровлю. По-настоящему богатые люди могли позволить себе покрыть крышу своего высокого зала деревянной черепицей.

В этом общем помещении происходила большая часть повседневных дел – здесь ели, спали, занимались домашними ремеслами. Обстановку можно было легко поменять, принеся постельные принадлежности и расстелив одеяла или, наоборот, быстро убрав вещи. Если требовались дополнительные места для сидения, приносили несколько простых табуретов. Имущество хранилось в надежно запертых ящиках и сундуках (замки – частая находка при раскопках) или в мешках. Мясо и травы сушили под крышей или коптили на огне. Разнообразные вещи убирали на платформы, пристроенные к стропилам, – это был не столько полноценный второй этаж, сколько удобное место для хранения. Продукты держали в бочках и часто в них же консервировали.

Центральная «гостиная» жилых домов – будь то обширное пространство зала, тесная хижина или городское жилище – была плохо освещена даже днем. Свет проникал через дверь, в очень редких случаях через маленькое окошечко, затянутое кожей или закрытое ставнями, или падал через дымовое отверстие. Внутри могли зажечь масляные лампы, сделанные из глины, камня или металла и дававшие мягкий слабый свет, – их ставили на плоскую поверхность или вешали на гвоздях на стены. Основным источником света и тепла служил очаг в центре, со всех сторон обложенный камнями для надежной защиты от искр – пожар представлял большую опасность для любых деревянных строений.

По вечерам очаг становился всеобщим местом сбора. Это было главное пространство для приготовления пищи – готовили в глиняных сосудах, которые ставили прямо в тлеющие угли, на решетке или на железных сковородках, в котлах, подвешенных над очагом на цепях или треногах. Глиняная посуда была в основном очень простой, но в некоторых домах пользовались более качественной славянской чернолощеной керамикой. В богатых домах попадалась керамическая посуда с континента, особенно из Германии, доставленная по суше через датскую границу, – глазурованные кувшины, миски, подобие сита и даже керамика из Рейнланда, украшенная серебристой фольгой, которая красиво блестела, особенно если ее намочить.

Обычно люди собирались поесть вокруг умиротворяющего огня очага. Почему-то, когда речь заходит о застольной культуре викингов, мы до сих пор представляем себе что-то вроде сцены в таверне из фильмов про Средневековье, где все безудержно пьянствуют, хохочут во все горло и рвут зубами куски мяса, а на заднем плане обязательно происходит драка. Реальность была совсем другой, и в ней присутствовала разнообразная и изысканная кухня.

Умению вести себя за столом придавали большое значение. Каждый живущий в эпоху викингов носил с собой карманный нож – небольшой утилитарный предмет для повседневных нужд, особенно для еды. Ножи имели самое широкое распространение и встречаются почти в каждом захоронении. Отдельные образцы могли быть богато украшены, но все они имели одно и то же практическое назначение. Не менее важным инструментом был точильный камень. Счет таких находок тоже идет на тысячи – это были маленькие прямоугольники из камня, часто с отверстием и петлей для подвешивания. Большинство из них очень простые, но попадаются и сделанные из полосатого разноцветного сланца, выбранного не только за функциональность, но и за красоту. Независимо от внешнего вида, точильные камни оставались важной составляющей повседневного набора инструментов.

Большие длинные вилки с двумя зубцами использовали для подачи мяса из котлов и других больших кухонных сосудов, но вилки как индивидуальный столовый прибор не были известны. Ложки и черпаки делали из дерева или рога и часто украшали. Еда по большей части была жидкой или полужидкой, в виде густых бульонов и рагу, каш и похлебок.

В простых домах еду подавали в деревянных мисках или тарелках. Посуда, обработанная на токарном станке, была выше качеством и имела гладкую, приятную на ощупь поверхность. На рынках такие предметы, произведенные мастерами с помощью специального оборудования, пользовались большим спросом. Самым примитивным вариантом была деревянная миска, вырезанная или выдолбленная вручную, грубая, но выполняющая свою задачу и, пожалуй, обладающая своеобразным очарованием. Тарелки и разделочные доски из дерева часто встречались даже в богатых домах, хотя там они могли быть украшены резьбой. Металлическую посуду имели очень немногие. В некоторых случаях пищу выкладывали вместо тарелки на кусок хлеба, который затем съедали.

Целая докторская диссертация была написана только о хлебе викингов, и именно в таких деталях повседневной жизни по-настоящему проступают подлинные живые краски их мира. По данным погребений и поселений по всей Центральной Швеции, в особенности захоронений в Бирке, нам известно по крайней мере девять разных видов хлеба: выпеченные в формах прямоугольные буханки; нанизанные на тонкую проволоку круглые буханки; овальные булочки; тонкие, мягкие, складывающиеся лепешки, испеченные на круглой рифленой сковороде, – своего рода скандинавская тортилья, в которую заворачивали еду; тонкие и сухие круглые хрустящие лепешки с отверстием посередине, чтобы подвешивать их для хранения (такие и сегодня можно купить по всей Скандинавии); как минимум два разных вида печенья; маленькие шарики из жареного теста; хрустящие закуски в форме восьмерки, напоминающие претцели или, точнее, существующую и сейчас разновидность шведской выпечки под названием kringlor (крендели). Хлеб пекли из лущеного ячменя и овса, особенно тонкую выпечку – иногда из пшеницы, и очень редко из ржи.

Способы выпечки хлеба не изменились с давних времен и хорошо прослеживаются в материальной культуре. Зерно перемалывали в муку при помощи вращающихся каменных жерновов, тесто замешивали в деревянных корытах, раскатывали на столе, формировали руками или раскладывали в пекарские формы. Поверхность некоторых форм украшали узорами из небольших шипов (также найдены железные штампы для их изготовления). Тесто могли варить в кипящей воде, жарить на сковороде с длинной ручкой или запекать в глиняных печах. Мы даже можем увидеть, сколько раз переворачивали разные виды буханок и лепешек и в каком виде их предпочитали – с закругленными краями, мягкими и пышными или сухими и хрустящими. Как минимум некоторые виды хлеба приправляли травами или посыпали сверху семенами для вкуса и украшения. Но мы пока не знаем, насколько типичной была эта картина: славилась ли выпечка из Бирки по всем городам и весям, или вы могли получить то же самое в любом другом месте, или же в каждом регионе были свои традиции?

Заметную часть рациона составляло мясо – об этом можно судить по обломкам костей с характерными следами рубки, найденным в мусорных кучах и ямах. Викинги ели баранину, козлятину, говядину и, судя по всему, особенно любили свинину. Арабские путешественники отмечали, насколько скандинавы любят это мясо; об этом говорит и то, что именно его подавали мертвым героям в Вальхолле. Кур разводили ради яиц и мяса, уток, гусей и других водоплавающих птиц добывали на охоте. Найденные небольшие узкие вертела показывают, что за ужином подавали что-то вроде шашлыка. Кроме того, были массивные вертела, больше похожие на копье для мяса, позволявшие жарить над огнем крупные куски. Много вкусного белка поставляли на стол лось и северный олень, ценилось мясо кабана. Разнообразие в рацион питания вносили морские обитатели, в том числе тюлени и киты. Ловили разные виды пресноводных и даже некоторые виды глубоководных рыб. На приусадебных участках выращивали пряные травы, которые использовали для ароматизации всех видов пищи. Пчел держали ради меда. Из молока коров, овец и коз изготавливали сыры, сыворотку и кисломолочные продукты, которые, в числе прочего, можно было использовать вместо соли для консервации мяса на зиму. Кроме того, ели восхитительный кисломолочный продукт под названием скир, который и сегодня популярен в Исландии, – нечто вроде густого йогурта, кислого, но с легким сладковатым оттенком (попробуйте, если будет возможность). В лесу в изобилии водились ягоды (добавьте их в свой скир!), грибы и клубнеплоды.

К сожалению, нам очень мало известно о том, что именно викинги делали со всем этим богатством. До нас не дошло никаких рунических рецептов, но само по себе разнообразие доступных продуктов говорит о том, что на кухне скандинавы были так же изобретательны, как и во всех остальных сферах жизни. Учитывая приток иностранных торговцев и усиление иноземных веяний в эпоху викингов, мы можем с достаточной долей уверенности предположить, что это оставило свой след и в культуре питания. «Этнические» блюда наверняка можно было попробовать в крупных рыночных центрах, и, возможно, люди, которым хотелось чего-то новенького, увозили их с собой в деревню. Можно также предположить, что оригинальный вклад в приготовление пищи в усадьбе вносили чужеземные слуги, скучающие по привычным домашним вкусам.

Пищу запивали элем и медом (слабоалкогольным напитком на основе пчелиного меда). И то и другое пили из рогов, кожаных или деревянных кружек. Иногда обычай требовал одним махом осушить свой сосуд до дна, но есть также много текстовых упоминаний о том, что рог передавали по кругу. Известно, что в конце эпохи викингов некоторые люди (возможно, из чувства протеста против христианского крестного знамения) перед тем, как отпить из своей чаши, чертили над ней знак молота в честь Тора.

Из безалкогольных напитков пили молоко и, возможно, родниковую воду. В особых случаях пили beor – несмотря на созвучное название, это было не пиво (beer), а какая-то сладкая настойка, наподобие фруктового вина, которую разливали в маленькие чашки. Некоторые напитки явно были очень крепкими. Путешественники из Арабского халифата видели, как викинги пили некий явно алкогольный напиток неопределенного характера, в арабском тексте обозначенный как набиз (набид, nabidh). После одной-двух чашек этого напитка люди начинали пошатываться. Один такой путешественник видел, как на похоронах вождя (что, вероятно, было во многих отношениях исключительным событием) люди пили десять дней без перерыва, а некоторые, по его словам, так и умирали с чаркой в руках. Судя по всему, он не преувеличивал.

Вино, несомненно, было известно знати еще со времен Римской империи и считалось дорогим и редким импортным товаром. В самых богатых захоронениях были найдены изящные бокалы, доставленные (или вывезенные вместе с другим награбленным добром) из Франкии и других областей континента. Иногда их аккуратно ремонтировали с помощью металлических зажимов, что свидетельствовало о том, что они высоко ценились не только сами по себе, но и как символы статуса, подразумевающие, что человек мог позволить себе пить вино и приобретать для него сопутствующие принадлежности. Винные бокалы часто имели коническую форму, их нельзя было поставить на стол. Из-за этого высказывались предположения, что даже вино викинги выпивали одним глотком, как эль, но больше похоже на то, что такие бокалы постоянно (демонстративно) держали в руке или ставили на какую-то деревянную подставку. По объему они были чуть меньше нашего обычного винного бокала – для сравнения: в некоторые выдающиеся образцы винных чарок эпохи Великого переселения народов входило больше половины современной бутылки.

Квинтэссенцию представлений викингов о выпивке мы находим в описании загробной жизни в чертогах Вальхолла, зала бессмертных воинов Одина. В эддической поэме «Речи Гримнира» сидящие на скамьях einherjar (эйнхерии, мертвые воины) пьют эль из рогов, которые им подносят валькирии. Но сам хозяин, председательствующий на еженощном пиршестве павших, ничего не ест: «Одно лишь вино пьет славный оружьем Один». В застольных манерах повелителя богов отражаются самые смелые представления викингов о безудержной роскоши.

За потреблением еды и питья везде, за исключением разве что Вальхолла, следовали другие естественные потребности. В сельской местности можно было найти множество подходящих мест под открытым небом, в поселениях отхожее место обычно выглядело как глубокая яма, выкопанная неподалеку от жилых построек. В городских поселениях ее устраивали на заднем дворе, для стабильности часто обкладывали плетеными прутьями, сверху иногда накрывали досками или даже – роскошный вариант – ставили сиденье с отверстием. Когда яма заполнялась, ее просто засыпали, а рядом выкапывали новую. Выгребная яма – один из самых неприятных для раскопок объектов раннего Средневековья, особенно во влажных слоях, где содержимое сохраняется в первозданном состоянии и по-прежнему испускает неповторимый аромат. Однажды я провел не самую приятную неделю, все это время стараясь как можно меньше дышать, на раскопках одной из старых выгребных ям в Йорке. Внутри попадались комки мха, которые использовали вместо туалетной бумаги, тряпицы, заменявшие во времена викингов гигиенические прокладки, и время от времени другие предметы, которые люди роняли вниз, пока были заняты своими делами, но потом благоразумно решали с ними попрощаться. При всем этом отхожее место – мечта археологов-экологов: копролиты (законсервированные фекалии) можно проверить на наличие кишечных паразитов, реконструировать кишечную микрофлору и сделать выводы о болезнях, получить сведения о рационе питания по остаткам семян, белков и другим пищевым остаткам.

После трапезы, пока одни люди незаметно выходили на улицу, другие занимались при свете очага домашними делами, не требующими особой остроты зрения, разговаривали или играли в настольные игры, например в hnefatafl, где нужно было захватить короля, совершая стратегические маневры фигурками из кости, рога или стекла. Кроме того, и в скромных крестьянских домах, и в скальдическом театре высоких залов у очага рассказывали истории. Время от времени археологи находят музыкальные инструменты – простейшие деревянные свистульки и свирели, или мост струнной лиры. Такими звуками сопровождались поэтические декламации.

Вокруг, как обычно, бегали и играли дети. На многих археологических площадках были найдены игрушки: маленькие деревянные лошадки, в том числе одна на колесах, деревянные кораблики (несколько штук – по-видимому, они пользовались популярностью), тряпочные мячи и маски из ткани и кожи, изображающие каких-то чудовищ, – хотя они, возможно, предназначались не для игры, а для каких-то ритуальных целей. Есть даже маленькие мечи и другое оружие, выструганное из дерева, уменьшенное для крошечных рук, но точно воспроизводящее типологические особенности взрослого оружия. Должно быть, каждый ребенок хотел играть с «настоящим» мечом, таким же, как у fa?ir – или у mo?ir. В слоях XI века в Лунде на юге Швеции археологи нашли фрагменты детского стульчика из бука с деревянной перекладиной – ее можно было закрепить спереди, чтобы не дать маленькому викингу выбраться. Это самый ранний сохранившийся образец детской мебели в Европе.

Внутри помещения было очень дымно. Мы знаем это не в последнюю очередь из саг: в них, скорее всего, описана обстановка средневековых залов, но можно предположить, что за прошедшие столетия там вряд ли многое изменилось. Так, в «Саге о Хрольве Жердинке» женщине приходится срочно выйти наружу, и подруга объясняет ее поведение тем, что ей стало дурно от дыма очага. Услышав это, никто не удивляется. Ясно, что свежий воздух в какой-то момент вечера был необходим каждому.

Когда приходило время ложиться спать, внешнюю дверь для безопасности запирали на засов или замок. В скромных домах люди спали все вместе на скамьях или сворачивались у очага, закутавшись в одеяла. В больших залах можно было уединиться за внутренними перегородками, и там даже были кровати. По современным меркам, они довольно короткие, хотя люди эпохи викингов были среднего роста и телосложения по сравнению с современными европейцами. Вероятно, в таких кроватях удобно было полусидеть, опираясь на подушки и завернувшись в покрывала. В спальных нишах исландских длинных домов позднего времени люди, очевидно, спали сидя или лежа на боку с согнутыми ногами. В захоронениях богатых людей были найдены подушки и одеяла, набитые птичьим пухом, – роскошный способ согреться в зимние холода. Постельные принадлежности также набивали куриными и вороньими перьями, а у высшей знати даже перьями филина. В могиле знатного человека, похороненного в X веке в Маммене в Дании, археологам попалась особая подушка: пустая посередине, но плотно набитая по краям – ее можно было согнуть и подложить для удобства под шею.

По утрам люди, по-видимому, быстро умывались из стоящей рядом миски или таза и причесывали волосы (что снова противоречит легендам о немытых и нечесаных викингах). Судя по археологическим данным, викинги уделяли личной гигиене довольно много внимания. В частности, практически у каждого человека был собственный гребень, сделанный из кости или оленьего рога, и хранившийся в специальном футляре, защищавшем мелкие острые зубья. Гребни были разных форм и размеров, часто богато украшенные, и их производство было важной отраслью, создававшей устойчивый спрос на сырье из дальних стран. Один специалист по гребням эпохи викингов заходит так далеко, что помещает их дизайн, изготовление и использование в центр того, что он называет «образом жизни викингов». Кроме того, гребень имел множество символических смыслов, и его часто использовали для обозначения человека и его или ее присутствия. В ямах для опорных столбов на месте военных укреплений были найдены специально переломленные футляры от гребней – вероятно, это символизировало клятву оставаться на месте: «Здесь я стою».

Часто цитируемый хронист из Оксфордшира писал около 1220 года, но опираясь на более старые источники, что мужчины-викинги, приплывающие в Англию, каждый день причесывают волосы, моются раз в неделю, регулярно меняют одежду и «привлекают к себе внимание тому подобными праздными причудами», – а пораженные таким поведением английские женщины начинают предпочитать их своим мужьям. На редких сохранившихся объемных изображениях мужчин эпохи викингов, например на знаменитом портрете из оленьего рога из Сигтуны (Швеция), можно увидеть тщательно подкрученные усы и аккуратно завитые сзади на концах длинные волосы. На других изображениях мы видим мужчин с гладко причесанными волосами до плеч и коротко подстриженной или зачесанной клинышком бородой. В одном случае встречаются дреды и длинные бороды. Восточные источники так описывают скандинавского полководца в Византии: его голова была полностью обрита, за исключением двух длинных прядей возле ушей, и завершала ансамбль серьга с большим красным сердоликом.

Женские волосы в искусстве чаще всего изображают стандартным образом, в виде завязанного сзади свободного хвоста. В некоторых случаях ниспадающие волосы доходят почти до пяток. Иногда встречаются изображения женщин спереди, а не в профиль, и в этих случаях волосы, по-видимому, заплетены с обеих сторон в объемные косы. Есть также изображения волос, разделенных посередине пробором и собранных сзади в тугой узел. Все эти прически выглядят продуманно и аккуратно.

На этом забота о внешности не заканчивалась. Когда арабский воин и дипломат Ахмед ибн Фадлан встретил викингов на Волге в 922 году, он отметил, что «каждый из них от кончиков пальцев на ногах до самой шеи покрыт темно-зелеными линиями, рисунками и тому подобным». Вероятно, он говорит о покрывающих все тело татуировках, которые, очевидно, были широко распространены (они были у каждого мужчины). События происходят на востоке, но эта группа прибыла из Скандинавии.

Некоторые мужчины подпиливали зубы. Исследования на кладбищах эпохи викингов позволили сделать примечательное открытие: от 5 до 10 % мужчин, большинство из которых умерло в возрасте до сорока лет, имели дентальные модификации. Они выглядели как бороздки V-образного профиля, пропиленные в эмали передних зубов и образующие горизонтальные линии, иногда шевроны. У некоторых мужчин была всего одна такая линия, у других несколько, иногда по нескольку на одном зубе. Бороздки, вероятно, окрашивали смолой, отчего линии на зубах становились красными. Судя по всему, ухмылка викинга была запоминающимся зрелищем.

Рис. 7. Дентальные модификации. На передних зубах у мужчины эпохи викингов пропилены горизонтальные бороздки. Образец из Ваннхога, Швеция. Фотография: Стаффан Хилл (Staffan Hyll) (© Caroline Ahlstr?m Arcini)

Дентальные модификации, по-видимому, были исключительно мужским атрибутом, более того, характерным лишь для определенной группы людей, так или иначе связанных с морем, торговыми портами и перевалочными станциями на разветвленных маршрутах мира викингов. Другими словами, мужчины, подпиливавшие зубы, относились к той части викингского сообщества, которой не сиделось на одном месте. Эта практика просуществовала как минимум два столетия. Мужчины могли наносить на зубы разные узоры и со временем добавлять новые. Это была разновидность постепенно усложняющегося боди-арта. Что это означало – мы, опять же, можем только догадываться, но вполне вероятно, дентальные модификации указывали на определенный образ жизни и, возможно, сообщали о достижениях на этом пути. Здесь уместно будет вспомнить о традиционных татуировках моряков следующих столетий, по стилю и мотивам которых можно было определить, в каких морях плавал этот человек, сколько времени он провел в тех или иных портах и так далее. Возможно, бороздки на зубах обозначали что-то совсем другое: знак ранга, посвящения или принадлежности к группе, или даже количество убитых врагов? Крайне велик соблазн предположить, что такие отметины носили «настоящие» викинги, в прямом смысле этого слова. При этом совсем не обязательно подпиливание зубов всегда посылало одни и те же сигналы – здесь могло существовать множество тонких оттенков смысла, которые совершенно непонятны нам сейчас, но когда-то были отлично понятны тем, кто в этом разбирался.

Наконец, у нас есть единственное упоминание о косметике для лица в записках Ибрагима ибн Якуба, еврейского путешественника из Испании, который совершил незабываемую прогулку по датскому рыночному центру Хедебю. Находясь там в 960-х годах, он заметил: «Также имеется у них искусно изготовленная краска для глаз. У тех мужчин и женщин, что ею пользуются, красота усиливается и более не убывает». Кроме этого нам ничего не известно, и трудно сказать, была ли это только датская мода или более распространенный обычай, но мое воображение тронуто образом, столь далеким от того, что рассказывали о викингах в мои студенческие годы.

Если пролистать страницы любой хорошо иллюстрированной книги о викингах или побывать на ярмарке-фестивале с участием реконструкторов эпохи раннего Средневековья, легко подумать, будто нам хорошо известны одежда и мода того периода. Однако этой уверенности резко противоречат два открытия, сделанные с помощью металлоискателей в Дании не далее чем в 2012 и 2014 годах.

Первая находка была обнаружена в конце декабря в промерзшей почве Харби близ Роскилле – маленькая трехмерная (что редкость для искусства викингов) фигурка из позолоченного серебра в виде стоящего человека, вооруженного мечом и щитом. Детали орнамента позволяют датировать находку IX веком. Волосы фигурки забраны в длинный, завязанный узлом хвост, что традиционно принято считать женским маркером, поэтому фигурка была почти единогласно признана женщиной. Вместе с тем в ее облике есть гендерно неоднозначные черты. У фигурки не обозначена выступающая грудь, однако у нас так мало объемных человеческих изображений эпохи викингов, что здесь трудно судить, с чем мы имеем дело – художественной условностью или, возможно, культурным предпочтением (красивой считалась плоская грудь?). Или, может быть, это индивидуум с мужским телом и нетрадиционной прической?

Одежда тоже выглядит необычно и с трудом соотносится с каким-либо гендером. Фигурка из Харби одета в заложенную складками нижнюю юбку, очевидно длиной до щиколотки, хотя трудно утверждать это однозначно, поскольку ступни фигурки утрачены. Поверх надето нечто вроде фуфайки с глубоким V-образным вырезом и двумя тонкими лямками, которые оставляют открытой очень широкую область вокруг верхней части рук. Нижний предмет одежды, очевидно, спускается от талии, поскольку сверху под «майкой» фигурка явно обнажена. Интересно, что нижний край майки не прямой, а срезанный по диагонали справа налево. Это выглядит неожиданно и эффектно и к тому же оставляет меньше ткани на уровне талии под правой рукой, сжимающей меч. Широкие проймы также дают дополнительную свободу движений. Поверх майки и юбки на фигурке надето что-то вроде доходящего до пола пальто без рукавов или, возможно, прямой ниспадающий плащ, щедро украшенный переплетающимися узорами, выполненными в технике черненой эмали (черни). Одежда фигурки из Харби относится к никогда ранее не встречавшемуся исследователям типу.

Второй предмет был обнаружен в 2014 году в Ревнинге на востоке Дании – это замечательный кулон из позолоченного серебра, длиной чуть менее пяти сантиметров, в виде человеческой фигуры. Тело фигурки плоское и двумерное, а голова расширяется и приобретает трехмерный объем и имеет сзади отверстие для подвешивания. Это еще один уникальный объект, на основании художественного стиля датируемый предположительно началом IX века, как и фигурка из Харби. Особый интерес фигурке из Ревнинге придает необычайно подробно изображенная одежда (пожалуй, это самый сложно проработанный из всех известных нам примеров) с крайне неожиданными элементами, а также тот факт, что, как и у фигурки из Харби, по ней невозможно определить гендер изображенного человека.

Рис. 8. Неоднозначность и неопределенность. Загадочная фигурка из Ревнинге, Дания, в сложной, искусно выполненной одежде. Национальный музей Дании. Фотография: Джон Ли (John Lee) (© National Museum of Denmark)

Фигурка одета в нижнюю юбку и подпоясанное платье с длинными рукавами, доходящее до ступней. Лиф платья плотный, на плечи, по-видимому, наброшено нечто вроде шали. Все предметы одежды выполнены в разных стилях и по-разному декорированы, что, несомненно, представляет собой попытку передать разнообразие тканей, узоров и, возможно, даже цветов. Если представить, как это могло выглядеть в реальности, вероятно, эффект был ошеломляющим. Поверх шали на фигурке многорядное ожерелье. Руки сцеплены чуть ниже пояса, по обе стороны от «пряжки», которая выглядит как очень большая фибула-трилистник. Принято считать, что такие украшения носили выше на теле, как застежку шали, поэтому его положение здесь выглядит необычно и неожиданно. При раскопках были обнаружены детали рукоятей франкских мечей в виде трилистника, почти такого же размера, как у фигурки из Ревнинге, повторно использованные в скандинавском контексте – возможно, это один из таких случаев. От застежки-трилистника спускаются две линии, украшенные ближе к низу круглыми медальонами. Не вполне ясно, что это – длинные ниспадающие концы пояса или вышитые края платья. Волосы фигурки разделены на пробор и собраны в узел на затылке, уши оставлены открытыми.

Сначала фигурку из Ревнинге почти единогласно посчитали женщиной, вероятнее всего, богиней плодородия или валькирией – обычные дежурные клише, когда нужно быстро отнести находку к какой-либо категории. Но вскоре закрались сомнения. На самом деле ничто не указывает, мужчина это, женщина или существо за пределами бинарной системы. В скандинавских изображениях позднего железного века многие предположительно мужские фигуры изображены в длинных жакетах или кафтанах с расширяющейся наподобие юбки нижней частью. Они встречаются на пластинках шлемов вендельского периода, на некоторых фигурных подвесках, на картинных камнях Готланда и во многих других случаях.

Рассмотрев фигурки из Харби и из Ревнинге, можно получить представление об одежде и даже в какой-то степени реконструировать ее, но в конечном итоге невозможно узнать, человеческая ли вообще это была мода – и если да, то о каком социальном статусе она говорила – хотя, несомненно, она говорила о богатстве. Если это было одеяние бога (богини) или другого сверхъестественного существа, то, возможно, фигурка из Харби впервые открывает перед нами лицо валькирии? А фигурка из Ревнинге показывает, как выглядели fylgja или d?s, древние женские духи предков Севера? Эти вещи, вероятно, были очевидны для человека эпохи викингов, но не для нас. Пожалуй, можно сделать некоторые выводы из того факта, что две пятисантиметровые фигурки изменили (в сущности, даже подорвали) сложившиеся научные представления об одежде эпохи викингов. Итак, с учетом этой оговорки что нам на самом деле известно об одежде того времени?

Большая часть сведений получена нами из изобразительных источников: огромное количество человеческих фигур встречается на картинных камнях (каменные памятники с резными картинами, встречающиеся только на острове Готланд) и пластинках из золотой фольги. Кроме этого, есть фрагменты одежды, найденные в захоронениях и сохранившиеся в продуктах коррозии на металлических предметах, которые когда-то соприкасались с тканями. Полученные данные можно сопоставить с украшениями и другими найденными в захоронениях аксессуарами для одежды, о функциях которых можно догадаться по их расположению на теле. Эта база данных накоплена за сто с лишним лет полевых исследований и содержит тысячи примеров. Реконструировать одежду удалось благодаря кропотливой работе увлеченных специалистов, в том числе сотрудников Центра исследования текстиля в Копенгагене и их коллег из аналогичных учреждений.