– А что мне оставалось делать? – убитым голосом спросил Ледокол у Тени, когда пересказал ему эту печальную историю. – Я ж его предупредил, это моя девчонка. И че, стоять и смотреть, как он мне в душу гадит? Так, да? Ты понимаешь, он же ее облапал всю, с ног до головы.
– Попробуй еще кому-нибудь это объяснить, – сказал ему тогда Тень, давая понять, что разговор окончен. Он уже усвоил, что в тюрьме у каждого свои проблемы. И нечего совать нос в чужие.
Сиди и не отсвечивай. Мотай свой срок.
За несколько месяцев до этого Космо Дей одолжил ему потрепанный экземпляр геродотовой «Истории» в мягкой обложке.
– Совсем даже она и не скучная, – сказал он, когда Тень попытался ему объяснить, что книжек не читает. – Крутая, между прочим, книжка. Сначала прочти, потом сам скажешь, что это круто.
Тень поморщился, но читать все-таки начал и втянулся, против собственной воли.
– Так что не рассказывайте мне про греков, – с видимым отвращением сказал Ледокол. – Хотя, кстати, то, что про них говорят, полная брехня. Я как-то попытался трахнуть эту телку в жопу, так она мне чуть глаза не выцарапала.
А потом Ловкого перевели, совершенно неожиданно. Геродот так и остался у Тени. Между страницами там был затарен пятицентовик. Монеты в тюрьме держать нельзя, потому что монету можно в любой момент заточить о камень и располосовать кому-нибудь в драке морду. Но Тени оружие было без надобности; Тени нужно было что-нибудь, чем занять руки.
Суеверным Тень не был. Он не верил в то, чего не мог увидеть собственными глазами. И все-таки в последний месяц отсидки не мог не чувствовать, как над тюрьмой сгущаются тучи, – точно такое же чувство, как в несколько последних дней перед ограблением. Под ложечкой у него образовалась какая-то пустота, и он старательно пытался убедить себя в том, что это всего лишь страх ожидания, что он боится возвращаться в тот мир, который ждет его снаружи. Но уговоры не особенно помогали. Он сделался более мнительным, чем всегда, а в тюрьме мнительность и без того обычное состояние, залог выживания. Тень старался отсвечивать меньше прежнего и как никогда сделался и впрямь похож на тень. Он часто ловил себя на том, что наблюдает за охранниками и другими заключенными, пытаясь в манере их поведения, мельчайших жестах разгадать пакость, которая вот-вот случится: а в том, что случится, он уже нимало не сомневался.
Примерно за месяц до того, как выйти на свободу, Тень оказался в зябком тюремном кабинете, и через стол от него сидел коротышка с багровым родимым пятном на лбу. На столе перед коротышкой лежало раскрытое дело Тени, а в руке он держал шариковую ручку. Кончик у ручки был изгрызен в никуда.
– Что, замерз, Тень?
– Есть немного, – ответил Тень.
Коротышка передернул плечами.
– Система, блин, – сказал он. – Отопление включат не раньше первого декабря. А первого марта выключат. Не я придумал эти правила, – он провел пальцем вниз по листу бумаги, приклеенному к левой стороне обложки дела. – Сколько тебе сейчас, тридцать два?
– Так точно, сэр.
– А выглядишь моложе.
– Слежу за собой.
– Ты, говорят, у нас примерный заключенный.
– Мне два раза объяснять, что к чему, не нужно, сэр.
– Ты это серьезно? – он внимательно посмотрел на Тень, и родимое пятно у него на лбу сместилось чуть ниже. Тень хотел было поделиться с ним своей теорией насчет тюрьмы, но передумал. А вместо этого кивнул и постарался принять надлежащий вид: раскаявшегося грешника.
– Тут написано, что у тебя есть жена, да, Тень?
– И зовут ее Лора.
– И как у вас с ней?
– Полный порядок. Навещает меня, как только получается выкроить время, – ехать досюда все-таки не ближний свет. Переписываемся с ней, я ей звоню, когда подвертывается возможность.
– А кем она работает?
– Агентом в бюро путешествий. Люди ездят по всему свету, а она им в этом помогает.
– А как вы с ней познакомились?
Тень никак не мог взять в толк, зачем коротышка его обо всем этом спрашивает. Вертелось у него на языке что-то вроде: «А твое какое дело», но вслух он сказал:
– Она была самой близкой подружкой жены моего лучшего друга. Вот они и сговорились – мой друг и его жена – устроить нам свидание вслепую. И как-то все сразу сложилось.
– И как только выйдешь на свободу, с трудоустройством проблем не будет?
– Так точно, сэр. У Робби, этого моего друга, про которого я вам только что говорил, есть свое дело, называется «Силовая станция», я там раньше работал инструктором. Он говорит, что возьмет меня на прежнее место, как только так сразу.
Пятно поползло вверх:
– Да что ты говоришь?
– Он говорит, по его прикидкам, ему от меня будет прямая выгода. Кое-кто из стариков вернется, ну и прочие крутые парни, которым хочется стать еще круче прежнего.
Судя по всему, коротышку его ответы удовлетворили. Он пожевал кончик ручки, потом перелистнул страницу в деле.
– А что ты думаешь насчет того, за что тебя посадили?
Тень пожал плечами:
– Дурак был, – ответил он совершенно искренне.
Человек с родимым пятном вздохнул и принялся ставить во вклеенном в дело бланке галочки. Потом еще раз перелистал дело.
– А как ты отсюда до дома добираться будешь? – спросил он. – На «Грейхаунде»[1 - «Грейхаунд» (букв. «борзая») – национальная автобусная компания, обслуживающая пассажирские междугородние маршруты. На эмблеме компании изображена бегущая борзая.]?
– Да нет, самолетом. Когда у тебя жена работает в туристическом агентстве, должен же быть от этого какой-то толк.
Коротышка нахмурился, и родимое пятно у него на лбу подернулось рябью.
– Она что, уже и билет выслала?
– А зачем? Просто сообщила номер, и все дела. Электронный билет. Приду в аэропорт, покажу паспорт – и полетели.
Коротышка кивнул, нацарапал что-то в самом конце бланка, потом закрыл папку и отложил ручку в сторону. Бледные ладошки его легли на серую столешницу бок о бок, как две светло-розовые зверушки. Он сложил руки домиком и поднял на Тень водянистые карие глаза.
– Везучий ты, – сказал он. – И вернуться тебе есть к кому, и работа тебя ждет не дождется. Вроде как раз – и не было ничего. Вроде как раз тебе – и вторая попытка. Очень советую всерьез ею воспользоваться.
Он встал, давая понять, что собеседование окончено, – но руки не протянул; впрочем, Тень ничего подобного от него и не ожидал.
Хуже всего было в последнюю неделю. В каком-то смысле даже хуже, чем за все три года вместе взятые. Может, погода виновата, думал Тень: смурная, холодная и безветренная. Такое впечатление, будто вот-вот начнется гроза, но грозы никакой не было. Его била дрожь, передергивало от озноба, и еще это тянущее ощущение пустоты под ложечкой, ощущение, что все летит в тартарары. Во дворике для прогулок время от времени протягивало ветерком. Тени казалось, он чует в воздухе запах снега.
Тень позвонил жене с оплатой за ее счет. Он знал, что телефонные компании облагают каждый исходящий из тюрьмы звонок дополнительным сбором в три доллара. Поэтому и операторы всегда такие вежливые, если звонишь из тюрьмы: знают, с тебя навар особенный.
– Что-то не то происходит, – сказал он Лоре. Не во первых словах, конечно же. Во первых словах было «Я тебя люблю», потому что если ты по-настоящему человека любишь, никогда не будет лишним ему об этом напомнить, а Лору Тень любил по-настоящему.