– Тебя по ящику показали, – сообщил Джуд. – И твою «подружку». Весь мир слышал, что она сказала.
– Она нечаянно.
Я ляпнул это, не подумав. Большая ошибка.
– Нечаянно?! – оскалился Джуд. – Ты спятил? Такое нечаянно не говорят. Она именно это и имела в виду.
– У них вся семейка такая. – Мама фыркнула. – Вижу, мисс Сеффи пошла в матушку.
Мне пришлось прикусить губу. Сейчас лучше не спорить.
– Хорошо, что ты там больше не работаешь, – многозначительно сказал папа маме.
– Можешь мне этого не повторять, – кивнула мама. – Деньги никогда не лишние, но туда я ни за какие сокровища не вернулась бы. Я не святая, чтобы ладить с этой надутой курицей миссис Хэдли.
– Когда-то вы дружили, – напомнил я ей и сунул в рот ложку ссохшегося картофельного пюре.
– Дружили? Да никогда, – отмахнулась мама. – Она мне покровительствовала, а я с этим мирилась, поскольку мне была нужна работа. Вот и все.
А мне помнилось иначе. Несколько лет назад – целую вечность – мама с миссис Хэдли были настоящими подругами. Мама была няней сначала Минервы, потом Сеффи – и с самого рождения Минервы помогала миссис Хэдли по дому. А Сеффи была мне самым близким человеком на свете, ближе даже Линетт, моего лучшего друга в этом доме. Помню, я был совсем кроха, а Сеффи только родилась – я помогал купать ее и менять ей подгузники. А когда она подросла, мы играли в прятки и в пятнашки в саду семьи Хэдли, и мама за нами присматривала, а иногда к ней присоединялась миссис Хэдли, и тогда они болтали и смеялись. До сих пор не знаю, из-за чего все переменилось. Вот только что миссис Хэдли с мамой были не разлей вода – и вдруг нас перестали и близко подпускать к их дому. Прошло уже больше трех лет.
Я до сих пор иногда задумывался, как миссис Хэдли себе это представляла: мы с Сеффи были лучшие друзья, а теперь вообще перестанем видеться? Сеффи сказала ей, что так не получится. Я сказал маме то же самое. Обе отказались нас слушать. Но это не играло ни малейшей роли. Мы с Сеффи по-прежнему виделись не реже чем через день – и не собирались расставаться. Мы дали друг другу слово. Поклялись самой священной клятвой, на крови. Просто теперь нам нельзя было никому об этом рассказывать – и только-то. У нас был собственный мир, наше тайное убежище на берегу, куда никто не заглядывает и где нас никто никогда не найдет, если не будет знать, где искать. Не то чтобы огромный мир, на самом деле крохотный, зато наш.
– Тише, тише. Новости передают. – Папа прижал палец к губам. Я затаил дыхание.
Хорошо хоть беспорядки в Хиткрофте не стали событием дня. Первыми шли новости об Освободительном Ополчении.
– Сегодня министр внутренних дел Камаль Хэдли выступил с заявлением, согласно которому нулям, по своему заблуждению примкнувшим к Освободительному Ополчению, будет негде продолжать прятаться, у них не останется прибежища.
Ведущий исчез, начался видеорепортаж: папа Сеффи на площади у Парламента. Наплыв камеры – и его лицо заняло весь экран.
– Мистер Хэдли, верно ли, что решение допустить некоторых нулей в наши школы, принятое вашим кабинетом, стало прямым результатом давления со стороны Освободительного Ополчения?
– Отнюдь нет, – не задумываясь возразил папа Сеффи. – Наш кабинет не позволит себя шантажировать никаким незаконным террористическим группировкам. Мы действовали согласно директиве Пангейского экономического сообщества, которую наш кабинет намеревался исполнить в любом случае.
Мой папа только поморщился.
– Наше решение допустить лучших из лучших юных нулей в свои образовательные учреждения имеет прочную социально-экономическую основу. В цивилизованном обществе равное право на образование для нулей, обладающих соответствующими способностями…
Тут я перестал слушать. Папа Сеффи ничуть не изменился с тех пор, как мы с ним в последний раз разговаривали – сто лет назад: там, где можно было ограничиться одним снисходительным словом, он неизменно вставлял двадцать. Мне он никогда особенно не нравился. Точнее, я считал его напыщенным пустозвоном. Да нет же, он мне вообще не нравился. В семье Сеффи мне не нравился никто. Все они одинаковые. Минерва – та еще воображала. Ее мамаша – злюка, папаша – скотина. И все поглядывают на нас, нулей, сверху вниз.
– Освободительное Ополчение – это террористы, руководствующиеся ошибочными мотивами, и мы не оставим от этой организации камня на камне и добьемся правосудия…
Папа Сеффи все разливался соловьем. Я хотел было снова отключиться, но тут Джуд отмочил такое, что я мигом вернулся с небес на землю.
– Да здравствует Освободительное Ополчение! – Мой брат вскинул кулак в воздух, сжав пальцы с такой силой, что у меня мелькнула мысль: больно, наверное, будет разжимать.
– И то верно, сынок.
Папа с Джудом обменялись понимающими взглядами и снова уставились в телик. Я удивленно посмотрел на них, потом на маму. Она тут же отвернулась. Я снова посмотрел на папу с Джудом. Происходило что-то непонятное. Что-то связанное с Освободительным Ополчением, моим отцом и моим братом. Ну и пожалуйста, я не против. Я против того, что меня в это не посвятили.
– Появились неподтвержденные сведения, что бомба, заложенная в машине у Всемирного торгового центра месяц назад, – дело рук Освободительного Ополчения, – продолжал репортер. – Какие меры предпринимаются для поисков виновных?
– Могу сообщить вам, что обнаружить виновных и добиться скорейшего беспощадного суда над ними – наш главный приоритет. Политический терроризм, приводящий к гибели или тяжелому ранению даже одного-единственного Креста, всегда карался смертной казнью. Виновные будут присуждены к смерти, здесь двух мнений быть не может…
И та-та-та, и бу-бу-бу. Папа Сеффи бубнил еще минуту, не меньше, не давая журналисту и слово вставить – в его гладкую речь было нипочем не вклиниться. Я снова отключился – только ждал, когда он договорит, и надеялся, что говорить он будет еще долго.
Глава 9
? Сеффи
– Сеффи, папу по телевизору показывают. – Чтобы сообщить об этом, мама распахнула дверь в мою комнату.
Тоже мне событие! Мама, наверное, думает, что мне по-прежнему пять и я при виде папочки в телевизоре запрыгаю от восторга.
– Сеффи!
– Да, мама. Я уже смотрю.
Я нажала кнопку на пульте и включила ящик. Ради мира в семье я готова на все! И с первого раза попала на нужный канал. Повезло!
– …по меньшей мере заблуждаются. – Вид у папы был не слишком-то довольный. – Министр Пеланго еще очень молод и не отдает себе отчета, что перемены в нашем обществе должны быть медленными, постепенными…
– Еще медленнее – и мы назад покатимся, – вставил министр Пеланго.
От этого вид у папы стал еще более недовольный, а я улыбнулась.
– Мы называем себя цивилизованной страной, однако в других странах ПЭС у нулей больше прав, – продолжал Пеланго.
– А во многих других странах – значительно меньше, – резко возразил папа.
– Можно подумать, из этого следует, что наш образ действий идеален!
– Если политика правящей партии не соответствует представлениям мистера Пеланго, вероятно, он поступит, как подобает благородному человеку, и подаст в отставку, – процедил папа.
– Не дождетесь! – последовал немедленный ответ. – В нашем правительстве многовато людей, живущих в прошлом. Мой долг – вытащить их в настоящее, иначе ни у кого из нас не будет достойного будущего – ни у Крестов, ни у нулей.
Мама вышла. Как только дверь за ней закрылась, щелкнув ручкой, я нажала кнопку на пульте, переключаясь на другой канал. Что смотреть, мне было все равно. Любой канал подойдет. Меня с детства пичкали политикой, политикой, политикой. И теперь она меня совершенно не интересовала – ни в каком виде, ни под каким соусом. Неужели мама не в состоянии этого понять?
Глава 10
• Каллум
В конце концов Камаль Хэдли перестал долдонить, и на экране появилась школа Хиткрофт. Естественно, в новостях решили не показывать, что полиция, которой полагалось нас охранять, подпустила толпу к нам и закрыла глаза на то, что нас пихали, дергали, били. Почему-то камера никак не могла оказаться в нужном месте, чтобы показать, что мой пиджак сзади был оплеван Крестами. Еще бы! На все это в новостях не было ни намека.
– Нули, принятые в школу Хиткрофт, сегодня были встречены несколько враждебно, – начала ведущая.
Несколько враждебно? Должно быть, второе имя этой корреспондентки было Эффи, сокращенно от Эвфемизм!