Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник)

Лара Мэй послушно открыла рот и запела. Роуз оглянулась посмотреть на Торнтона и Альгамбру, и увидела, как они наносят удары, увертываются, снова бьют, подпрыгивают и делают обманные маневры, наклоняясь то в одну, то в другую сторону. Роуз доводилось наблюдать поножовщину, но ничего подобного она не видывала никогда, отчасти потому, что до сих пор ни у одного из бойцов не показалось ни капли крови, хотя в обычном случае кто-то, а может, и оба уже должны бы валяться на земле и истекать кровью под вопли, рыдания и стенания, а сейчас единственным, что она слышала, был голос Лары Мэй, теплый, чистый и светлый, как полуденное солнце, и ничего удивительного не было в том, что даже птицы небесные слетались ее послушать.

Правда, здесь пение привлекло не птиц. Что-то появилось из-под земли, прямо у ног девушки: живое синее пламя вырвалось наружу из вспенившейся грязи, в сердцевине его просматривалась фигура, очертаниями отдаленно напоминающая человека. Лара Мэй рассмеялась и тоже превратилась в синее пламя, не переставая петь, она протянула руки, и самый краешек пламени коснулся лица Роуз, совсем не жаркое оно было, а теплое, такое теплое и доброе, что и она невольно засмеялась, охваченная нежданной радостью. Эта радость принесла горячие слезы, теплая волна прокатилась по всему ее телу, так что даже пальцы на ногах затрепетали радостно, будто до сих пор жили не в полную меру.

Два силуэта, окутанных пламенем, соединились, слились в объятии, голос Лары Мэй продолжал звучать, такой же высокий и чистый, и Роуз только тут заметила, что дочь поет на языке, которого ни одна из них прежде не слышала.

– Нет! – проревел Альгамбра, он забыл про схватку и бросился к сияющей паре, но маршал кинулся за ним следом, нанес удар тесаком по короткой шее, и круглая голова с треском отделилась от тела и покатилась по земле, а тело накренилось, на полном ходу врезалось в серый утес и, наконец, упало, дрыгая ногами и подергиваясь, как раздавленный клоп.

Голова все катилась прямо к Ларе Мэй, но Торнтон догнал ее и припечатал ногой, пригвоздив своей острой шпорой. Голова открывала рот, щелкала зубами, вываливала язык, но издавала только шипение. Разноцветные глаза были широко раскрыты и злобно смотрели на Роуз, не затуманенные, а живые, как раньше.

– Мне надо идти, Ма, – заговорила Лара Мэй. Ее голос звучал не так, как прежде. Живой, не сонный, как обычно, как будто она, наконец, была здесь целиком и полностью, а не отсутствовала, витая где-то, как бывало.

– Идти? Куда это? – спросила Роуз в отчаянии. Вся нежданная радость, которую она только что чувствовала, испарилась, уступив место ужасу. Все кончится тем, что она все-таки потеряет свое дитя? Роуз прикрыла лицо ладонью и попробовала взглянуть на Лару Мэй, но девушка слишком ярко светилась, слишком близко стояла. – Я не для того сюда добралась, чтобы какой-то огненный дух уволок тебя так же, как до него пытался Альгамбра!

– Я слишком много унаследовала от папиной семьи, чтобы нормально жить на обычной стороне, – сказала Лара Мэй. – Старая кровь – больше, чем в нем – просто ждала, когда ее пробудят. Ты знала, откуда он пришел, разве не так, Ма?

– Наверное, – нехотя признала Роуз, – Мы об этом не говорили, но… я знала.

– Папа доставил бы меня сюда, за черту, если бы только мог, – сказала Лара Мэй. – Мне просто надо было войти в возраст. Альгамбра лишь ускорил события на несколько месяцев, вот и все.

– И что же теперь? – спросила Роуз, выпрямляясь, морща нос, зачесавшийся вдруг ни с того ни с сего, и моргая, чтобы избавиться от странного зуда в глазах. – Ты так и уйдешь с этим свечным огнем, и я тебя больше никогда не увижу?

Внутри пламени щелкнули пальцы, и ярко-синий огонь улегся, открыв скромного юношу, внешне очень похожего на Широкого Билла Джексона, только чуть поуже в плечах – полторы рукояти топора, а не полных две, и почти в точности такого роста, как Лара Мэй. Одет он был не так, как было принято в этих краях – в кольчугу из железных колец поверх чего-то вроде длинной ночной сорочки, а ноги были обмотаны кожаными ремнями поверх сапог, которые тоже казались железными и неприятно позвякивали.

– Счастлив познакомиться с вами, миссис Джексон, – сказал юноша, – вы можете звать меня… думаю, Роберт подойдет. Я прихожусь кем-то вроде кузена вашему супругу, я имел честь оказаться ближе других, когда раздался зов Лары Мэй. Наш род примет ее с превеликой радостью и всеми подобающими почестями, ведь уже давно в нашем замке не было такой певицы.

– И, конечно, ты сможешь видеться со мной, Ма, если только пожелаешь. По эту сторону.

– Проще сказать, чем выполнить, – буркнула Роуз.

– Ты же собиралась отвезти меня на восток, – напомнила Лара Мэй. – В больницу или что-то такое. Мне будет намного лучше здесь, где мне всегда суждено было жить.

– Не собиралась я оставлять тебя в больнице, – огрызнулась Роуз, но не стала вдаваться в подробности. Ей была в новинку эта Лара Мэй, способная соображать и рассуждать о своем будущем и все такое. – Кроме того, это не…

– Нет ли у вас при себе серебряного доллара, миссис Джексон? – перебил Торнтон. – Эта голова никак не упокоится.

Роуз взглянула туда, где маршал с трудом удерживал голову Альгамбры на месте. Она все время пыталась оторваться от земли, словно ее подталкивало невидимое тело, и Торнтону пришлось навалиться всей тяжестью, чтобы помешать ей. Она пошарила в карманах юбки, и, разумеется, в одном из них обнаружился серебряный доллар. Роуз вынула его, недоумевая, зачем это ему понадобилась монета.

Голова Альгамбры, казалось, это знала. Она вдруг метнулась и, вырвавшись из-под каблука Торнтона, подскочила в воздух, испустив тонкий злобный визг. Роуз смотрела, как она взлетает все выше и выше, и еще до того, как голова, дрогнув, повисла в двух сотнях футов над землей, женщина поняла, что та готовится нанести страшный, смертельный удар.

– Бросайте доллар! – крикнул Торнтон. – Цельтесь в голову!

Альгамбра снова завизжал и стал падать, как сокол на жертву, широко разинув необъятную пасть. Роуз щелчком подбросила серебряный доллар, он завертелся, блестя на солнце, и монета, и голова набирали скорость, а Роуз выхватила кольт, выстрелила, пуля попала в монету, и монета отлетела в странно круглую голову, точно между глазами. Роуз отскочила в сторону, а голова свалилась на землю и лопнула, ни дать ни взять перезревшая тыква, забытая после Хэллоуина.

– Хороший выстрел, – заметил Торнтон.

– Спасибо, – ответила Роуз, морща нос при виде гадких останков, но, сказать по правде, они не особо походили на разбитую голову – просто кучка мясных обрезков, какими кормят свиней, ничего не осталось от ее округлости, никаких человеческих черт, не было даже глаз, ни одинакового цвета, ни разных. – А теперь, юная леди, – начала она строго, но там не было никакой юной леди, не было и юного джентльмена, ничего, кроме огромного, торчащего вверх утеса и его тени, и маршала, за спиной у которого начинало садиться солнце, все кроваво-красное, и прохлады надвигающейся ночи.

– Думаю, им не терпелось поскорее сообщить радостную весть остальным членам семьи, – сказал Торнтон, – Молодежь, вечно торопятся.

– Но… но… я ж ее мать! Куда они ушли?

Маршал показал вниз, в землю.

– Девочка верно сказала, она пошла в вашего супруга. Горный народ может ходить там, где не можем мы, это правда. А вы не можете долго оставаться на этой стороне, это тоже факт, по крайней мере не сразу. Если вы позволите, мэм, я подберу свое оружие и провожу вас до дома.

– Уж я все выскажу этой девчонке в следующий раз, как увижу ее, – ворчала Роуз, плетясь за ним. – Какая неблагодарность за все, что я делала!

– Таков естественный порядок вещей, – сказал Торнтон, тщательно заряжая револьверы патронами со своего ремня. – Что здесь, что на той стороне. К тому же, думаю, ей будет что вам порассказать при следующей встрече. О свадьбе, почему бы нет, а может, о внуках. Время течет странно, когда пересекаешь черту.

Роуз примолкла, размышляя об этом, приводя мысли в порядок, сортируя и раскладывая по полочкам, как покупки после поездки в город. Она всегда считала, что готовить надо из тех продуктов, какие есть в кладовой, а не мечтать о том, чего нет. И если на обед у вас пресная лепешка да кружка воды, незачем пускать слюни, думая о стейке, пироге с беконом и кофе.

– Паренек-то он вроде симпатичный, – признала Роуз и оперлась на руку, которую предложил ей Торнтон.

– А она очаровательная девушка, – сказал Торнтон. – Хотя, если спросите меня, ни в какое сравнение не идет со своей матушкой.

– Смеетесь вы над старой вдовой, что ли? – спросила Роуз. Она вгляделась в пустынную землю впереди и добавила. – И куда мы идем, кстати? Разве ворота не там, на горе?

– Врат множество, главное – научиться их видеть, – ответил Торнтон. – И неважно, парень это, который здесь все знает, или женщина оттуда, это не имеет такого уж значения, чтобы пересечь черту. И не так это опасно к тому же, если правильно выбрать место и время. Так что если только возникнет желание нанести визит, или пригласить к себе, все можно устроить.

– Не вы ли сказали в начале, когда еще мы вместе гнались за ними, о том, что для пересечения линии нужна причина? Что ж, в гости можно ходить только туда, а сюда приходить нельзя?

– Ну, не знаю, – протянул Торнтон. – Когда вы проткнули ножом скарума, а потом еще раз, когда так метко подстрелили тот доллар, я подумал, что мне бы и самому не сработать лучше, а еще о том, как оно складывается, и о том, что хватит мне представлять законную власть с обеих сторон – маршал и смотритель границы, а пора бы подыскать кого-то себе под стать.

Роуз остановилась, повернулась к Торнтону и приподняла со лба шляпу, чтобы лучше его рассмотреть. Он порылся в жилетном кармане и достал на сей раз не ножик, а блестящую звезду из металла. Это была не та звезда, заключенная в круг, и надпись на ней была не по-английски, и написано было не «Маршал США», но Роуз сразу поняла, что это был знак сродни тому, что красовался на груди у Торнтона, по смыслу, а не по имени. Она стояла навытяжку, пока Торнтон пристегивал звезду ей на рубашку, тыльной стороной пальцев он коснулся ее обнаженной кожи чуть ниже ключицы, так что они оба вздрогнули, не от холода – его мужчина и женщина на какое-то время перестали замечать.

– Вы собираетесь проводить меня до самого дома, до ранчо «Звездный круг», маршал? – спросила Роуз, снова взяв его под руку, но не прижимая слишком крепко, чтобы, если что, успеть выхватить кольт, – а сама уже размышляла о том, чтобы перевесить кобуру налево и поупражняться в стрельбе с правой руки.

– Сдается, что так, – сказал Торнтон.

* * *

Гарт Никс живет со своими женой и сыном в Сиднее, Австралия. Он автор бестселлеров в жанре молодежного фэнтези – серий «Старое королевство», «Седьмая башня» и «Ключи от королевства». Бывший менеджер по продажам, публицист и старший редактор в издательстве, он написал такие романы, как «Тряпичная ведьма», «Дети Тени», «Неразбериха с принцами», и (совместно с Шоном Уильямсом) трилогию Troubletwisters. Он также является автором ряда сценариев для ролевых игр и статей, посвященных информационным технологиям. Никса часто спрашивают, не является ли его имя[5 - В переводе с английского Никс (Nix) – русалка, водяной, речной эльф.] псевдонимом, на что он весело отвечает, что фамилия подлинная.

Гензель и Гретель

Жил-был на опушке большого леса бедный дровосек со своей женой и двумя детьми. Мальчика звали Гензель, а девочку – Гретель. Жили они в бедности; а тут еще случился в той земле сильный неурожай, так что дровосек не мог добыть и куска хлеба.

Как-то вечером ворочался он своей в постели, и горькие мысли не давали ему уснуть. Вздохнул он тяжко и сказал жене:

– Что же с нами будет? Как нам прокормить бедных деток, когда и самим-то нам нечего есть!

– Вот что я тебе скажу, муженек, – отвечала ему жена, – давай-ка рано поутру отведем детей в лес, в самую чащу. Разведем для них там костер, дадим каждому по лишнему куску хлеба, а потом пойдем по своим делам, а их оставим одних. Они нипочем не найдут дорогу домой, вот мы от них и избавимся.

– Нет, жена, – сказал дровосек, – я такого не сделаю. Разве могу я бросить деток одних в лесу? Ведь на них нападут дикие звери и разорвут на части.

– Эх ты, дурачина! – говорит жена. – Выходит, помирать нам тогда с голодухи, всем четверым! Начинай хоть сейчас сколачивать гробы.

И она не оставляла дровосека в покое, пока тот не согласился.