Стану Солнцем для Тебя

Костя еще прислушивался к тому, что наверху происходит, но ничего слышно не было.

Так и просидели они вдвоём, пока Костя не вскинулся от какой-то тревоги внутренней. Что-то его толкнуло, зацепило за живое. Вот и проснулся.

А там ему снова указали на его такое совсем незначительное место в этом доме, и в жизни Ильи, в частности.

Ну и пошло оно все к *беням, плевать на мысли и на отношения этих людей! Ему не четырнадцать, и он не барышня нежного возраста, чтобы обращать внимание на такие вещи!

Задевает, да и х*ен с ним, что поделать!

Главное, что он сам никуда исчезать не планирует, и, даже если, метлой поганой погонят, он им всем фигу сложит,– продемонстрирует славную фигуру из трех пальцев,– и пошлет к чертям.

Это его сын! И это мать его сына, и, как бы он к ней не относился, не может оставаться в стороне и просто наблюдать, как эта чокнутая загоняет себя в гроб!

Они поговорят, еще как поговорят! И, если потребуется, он будет тут сутками торчать, но узнает, что происходит, на самом деле!

Из-за простого обморока, такую панику не поднимают. Из-за простого обморока, взрослый мужик не станет прятать трясущиеся руки. Костя заметил, все разглядел, когда Артем вниз спускался.

Они что-то скрывают, и он хочет знать, что именно.

Илья обмолвился, что у мамы такое уже было.

Давно, правда, но было.

И Костю озноб прошил от того страха, что затаился в голосе сына.

Мелькнула мысль, что Марина и в самом деле может умереть. Страшная мысль. От нее все заледенело, зазвенело яростью в груди. Воздуха стало не хватать.

Но от обмороков не умирают, ведь так?!

****

Если сильно болит голова, значит, она еще жива. Уже что-то хорошее.

Открыла глаза, медленно, чтобы яркий свет не резанул резко, чтобы не до слез. Слезы – это последнее, что ей нужно.

Боль была невыносимой, хотелось стонать от нее, но держалась. Не при свидетелях. В груди жгло, горело, дышалось тяжело.

– Очнулась? – ехидно так, противно спросила подруга, склонившись над ней.

– Голова кружится? Тошнит? Что?! – Вика требовательно заговорила, хорошо хоть не орала во всю глотку, эта может так взреветь, что стекла сыпаться начинают, – Ну?!

– Маришка, ты бы ответила, а то наш доктор скоро будет злиться!

Артем вольготно расположился на прикроватной софе. Вика же сидела на кровати, и держала Маришкино запястье, отсчитывая удары сердца, и смотрела на свои наручные часики.

– Пульс учащенный, бледная, как покойник. Пить хочешь?

Во рту, и в самом деле пересохло, пить хотелось дико. Язык свинцом налился, не могла и слова вымолвить.

Артем дал ей стакан воды.

Боже, как же вкусно! Вода, но такая вкусная!

Сделала еще глоток, но под пристальными взглядами этих двоих, вода в горле, комом встала.

– Чего пялитесь, изверги? – прохрипела, – Илья где?

– Илья твой с папашей, не ссы! – пролепетала Вика, – А вот ты, моя хорошая, меня задолбала!

– Начинается! – хмыкнул Артем.

– А ты вообще рот закрой и не вякай! – и ему прилетело, – Марина, дура ты безголовая, сколько раз тебе говорить, что не с твоим здоровьем пахать, как папа Карло, надо. Мера должна быть, мера, понимаешь? Ты себя в гроб загонишь! На себя плевать, так о сыне подумай, с кем он останется, случись с тобой что? С малахольным этим, что ли?

– Так, мать, ты чего разошлась?! – Тёмыч хлопнул в ладоши и потер ладони, – Ты давай без криков,– крестника напугаешь, сама будешь успокаивать. А то, что отец у него …, так и скажи, что понравился, он смазливый!

– Я тебе сейчас по роже дам, вот жена то порадуется, да?!

– Прекращайте этот балаган, и так башка трещит, – тихо заметила.

– Тебе по-хорошему надо бы недельку полежать и проколоться витаминчиками, глюкозой. У тебя нервное истощение, и не мне тебе объяснять, чем это может грозить с твоими-то проблемами.

– А конкретней можно? Что за проблемы такие?

Вкрадчивый голос и тон нового персонажа этого театра абсурда заткнул всех разом. Вика, молча отвернулась от двери и многозначительно смотрела на Маришку, скрывая ехидную улыбочку, Артем просто весь подобрался, недобро глядя на, заглянувшего в спальню Костю.

Маришка же… она сама понять не могла, почему ей вдруг стало спокойно. Просто нахлынуло какое-то абсолютное спокойствие и понимание мира. Бывает такое у людей, как благодать свыше, понимание сокровенного и тому подобного. Вот и с ней, в тот момент, от вкрадчивого голоса, требовательного прокуренного, от тревожных глаз, случилось нечто.