– Я бы с удовольствием, но ты пока еще МОЯ жена и ни о каком покое и речи быть не может.
– Вот именно, что пока, Дима, и я еще раз повторяю, соглашусь на любую сделку лишь бы нас развели!
– Таня…– начал он с предупреждением в голосе.
– Иди к черту!
Больше ничего не говорила, вышла в коридор, пытаясь не слушать опять начавшего орать Саныча. Господи, что за идиотизм? Устроили тут соревнования кто круче и главнее, мужики гребанные…
– Стой! – Олег догнал на лестнице, – Куда ты за руль такая чумная? В аварию влететь хочешь?
– Отстань, нормально все со мной!
– А то я не вижу нормально твое, руки хоть в карманы спрячь, а то как у алкоголика запойного ходуном ходят,– посмотрела на руки, хмыкнула.
– Садись, домчу с ветерком, я сегодня добрый!
Возле школы нас ждал наряд ментов, взбешенный директор, лицо которого было красней, чем лицо Леонидовны недавно, виноватый Кирилл с подбитым глазом и еще один парень с разбитой губой, синяком на скуле и в порванной футболке. Вслед за нами на парковку въехала машина Вовы и он, недовольный, показался нам на глаза.
Дело решили мирным путем, никто никаких заявлений писать не стал, обоим парням влепили по выговору в личное дело и до конца учебного месяца они будут дежурить по школе, то есть будут помогать уборщице с уборкой классов после уроков.
– Довольна? – Вова разве что не плевался, так шипел мне в лицо и руками размахивал, – Это ты виновата, ты!
– В чем виновата? Не я твоего сына из дома выгнала!
– Ты виновата, какого хрена ты вмешалась? Я бы Лильку угомонил, Кирюха бы дома остался, а теперь что? Да об этом весь город судачит теперь! Даже вот в школе болтают.
– В школе болтают, потому что у твоей жены мозгов нет, у вас балкон в школьный двор выходит, а она вещи оттуда швыряла. Чем думала, спрашивается? Не головой, точно!
– Заткнись, и послушай!
– А ты мне рот не затыкай, охренел совсем?! Твоего сына из дома погнали, а ты ноль внимания, а если бы меня в городе не было, что тогда? Ему на улице бы ночевать пришлось? Ты головой то думаешь или нет?
– Какого черта ты вообще приперлась? Жили без тебя отлично, только вернулась,– все: парень от рук отбился! Сидела бы в своей Москве, так нет, у нее муж видите ли по бабам пошел, умная была б, не уехала, перебесился бы и вернулся в семью. А ты мужа не удержала, так теперь и Кирилла из семьи увела, дрянь неблагодарная! Убил бы! – от обидных слов хотелось взвыть, вцепиться ему ногтями в мерзкое лицо.
– Ты Вовчик, часом, головой не ударялся? – как здесь оказался Дима не знаю, но за то, что Вова замолчал я ему была благодарна, от тихого вкрадчивого голоса, полного неприкрытой угрозы у самой мурашки по телу табуном промчались – От жены моей отошел, иначе я за себя не отвечаю.
Вова сглотнул, побледнел, но все-таки отошел от меня, потом и вовсе, бросив злой взгляд мне за спину, развернулся и ушел к своей машине. К этому моменту к нам подошли Олег с Кириллом, о чем-то увлеченно споря.
– Привет, дядь Дим.
– Привет, орел. Кому по роже съездил?
– Да был там один шибко умный, а ты, дядь Дим, тут зачем? Тоже будешь мне мораль читать?
– Ну, вообще-то, я Таню хотел у вас перехватить, но теперь думаю не выйдет, – он смотрел мне в глаза и видел все, что я так неудачно пыталась скрыть от него. Смотрел и уже в его глазах мне виделось многое, слишком многое. – Тане нашей нужно передохнуть.
– Ага, ей все-таки стакашку надо хряпнуть. – мы с Димой на это рассмеялись, понижая градус общего напряжения, Кирилл непонимающе посмотрел сначала на Олега, потом на нас, покрутил пальцем у виска и пошел в машину, что-то недовольно бурча себе под нос.
– Если он будет считать меня алкоголичкой, виноват будешь ты.
– Он парень взрослый, сам разберется что и как ему о тебе думать. А куда Вовчик так резво поскакал? – стоило ему только сказать об этом, как обстановка вновь накалилась, мне резко захотелось хряпнуть тот самый стаканчик и уснуть на пару часов, иначе меня просто бомбанет от всего, что в этот день произошло.
– Я с ним сам поговорю, Олежа, не переживай.
– Да? А то я бы тоже с ним беседу провел.
– С чего вдруг?
– А с того, Дмитрий Сергеевич, что у парня есть отец, который способен только орать на баб, но уж никак не защитить сына, а меня такие мрази бесят, вот и хочется ему все объяснить и растолковать как следует.
– Становись в очередь, вторым будешь.
Олег кивнул, немного замялся, но все же направился к моей машине.
– Мы тебя подождем.
Дима проводил его внимательным взглядом.
– Ты ему нравишься, – утвердительно сказал, все так же наблюдая как Олег садится в машину. – Я понимаю, что не как женщина, а как друг, но меня так и тянет ему по роже дать… так, для профилактики.
– Не думаю, что у тебя все еще есть право так реагировать на мужчин рядом со мной, – тихо заметила я, отходя от него подальше, -слишком близко он стоял.
– Господи, Таня, что мы делаем?
– А что мы делаем?
– Все, что угодно, но только не пытаемся наладить нашу жизнь.
– Нашей жизни больше нет, Дима. Есть моя, есть твоя.
– Врешь! – он резко шагнул ко мне ближе, почти впечатывая меня в себя, – Врешь, Таня!
Мы стояли на парковке детской поликлиники, у всех на виду, а мне было плевать на это. Чувствовала только его руки на своей талии, спине, как сильно он прижимал, как стискивал. Слышала тяжелое дыхание. Ощутила дыхание в волосах, такое жаркое, такое необходимое, согревающее. Вдохнула такой знакомый запах…и пропала. Уткнулась носом в его шею, пытаясь надышаться и согреться его теплом. Снова ощутила себя целой в его руках. Снова почувствовала себя сильной, способной решить любые проблемы, потому что меня саму защитит он, мой Димка, всегда!
И хотелось надышаться этим чуть терпким запахом впрок, чтобы это ощущение покоя, своего места не терялось как можно дольше. А он все обнимал, гладил спину, стискивал, слегка размял плечи, потянул за распущенные волосы, заставляя запрокинуть голову и посмотреть ему в глаза.
И посмотрела, утонула в омутах темных, таких знакомых и любимых. Он склонился так близко-близко, едва касаясь моих губ своими, выдохнул со всей присущей ему уверенностью:
– Врешь, Таня… и мне и себе, – и, наконец, поцеловал.
Меня, как током ударило, даже колени подогнулись, но его руки удержали, -всегда удерживали и сейчас не подвели.
Он целовал грубо, показывая нам обоим ту самую правду. А я не находила в себе сил не отвечать, потому что этого давящего, собственнического касания его губ ждала и жаждала неимоверно сильно. Отвечала ему с не меньшей страстью, и желанием показать, что он до сих пор мой мужчина, только мой! Дорвалась, что называется.
Они целовались так, как никогда прежде: с жаждой обладания, желанием заклеймить, показать всем, кому принадлежат.
– Ты моя, Таня, моя! – шептал он, покрывая ее лицо поцелуями, – Мы все исправим, наладим, – снова безумные поцелуи щек, век, висков, всего, до чего мог достать, – Я тебя люблю, слышишь?