Пассажир без лица

– Нет.

– Вы спали и, стало быть, ничего не видели, ничего не слышали.

– Да, в кои-то веки мне не снились кошмары и не понадобился ваш голос, чтобы меня успокаивать, – улыбнулся он.

Грейс ответила ему легкой понимающей улыбкой.

– Ложитесь спать, – шепнула она.

– Вы хоть скажете мне, что в нем? Как знать? Вдруг признание от тайного воздыхателя.

– Если коты умеют писать, то возможно, если нет, никакого шанса.

Старик вопросительно посмотрел на нее.

– Эта шутка понятна только мне, Кеннет, не сердитесь. Вы же знаете, что значит жить одному. До скорого.

– Хорошего дня, Грейс.

Он закрыл за собой дверь.

Грейс перешагнула через конверт и вошла в свою квартиру, где надела кожаные перчатки. Потом вернулась на лестничную площадку, присела на корточки и взяла пальцами конверт.

Тут она обнаружила, что на обратной его стороне печатными буквами написано:

«ТЫ ИЩЕШЬ НЕ ОДНА».

Что ищешь?

С нетерпением, смешанным с тревогой и настороженностью, Грейс захлопнула дверь квартиры, села на диван, взвесила на руке конверт, в котором, казалось, лежал всего один документ, и решилась его распечатать.

Она вытряхнула содержимое на ладонь. Выпал обычный листок с печатным текстом, как будто взятым из передовой статьи в газете:

«Ты отлично знаешь, где начинается дорога к истине.

„Ивнинг таймс“, 14 ноября 1999 года, фото с. 5».

Ошеломленная, Грейс увидела, как листок задрожал между ее пальцев. Разумеется, она отлично знала, где находится эта вырезка из «Ивнинг таймс». Она знала это даже слишком хорошо. Ее взгляд неотвратимо обратился к бархатной бордовой шторе. Но кто мог быть в курсе? Кто ей прислал это сообщение?

Растерявшись от нахлынувших вопросов, она была вынуждена мобилизовать всю самодисциплину инспектора полиции, чтобы не поддаться панике: она отдаст конверт в научно-технический отдел, чтобы выявить на нем отпечатки пальцев, изучить бумагу на предмет особенностей, позволяющих установить отправителя, а также затребует данные с камер наблюдения в районе, расспросит соседей…

Ты снова лжешь себе, – думала Грейс. – Кем бы ни был таинственный отправитель, ты снова ищешь предлог, чтобы не замечать того, что подстегивает тебя посмотреть!

Она знала единственный вопрос, ответ на который был важен в данную секунду: что было в газетной вырезке, о которой говорилось в послании?

И вот, когда в ней снова ожили призраки и тревоги, Грейс почувствовала захлестывающую ее волну нетерпения, которую она не испытывала уже много лет. Сейчас или никогда! Надо взглянуть в лицо собственным страхам, чтобы получить надежду уничтожить их раз и навсегда.

Она бросилась в спальню, распахнула ящик ночного столика, набрала на пульте код, открыла маленький сейф и извлекла из него ключ с двойной бороздкой, характерной для замков от бронированных дверей.

С влажными от пота руками, она вернулась в гостиную и встала перед шторой, закрывающей единственную часть стены, не занятую книжными полками.

Она трижды сделала глубокий вдох, потом медленно отодвинула штору. За ней была металлическая дверь с выступающими стальными накладками.

Грейс прикусила нижнюю губу, затем ловким движением, остановившим сомнения в ее сознании, вставила ключ в замок и под щелчок хорошо смазанного механизма отперла тяжелую дверь.

Глава 3

Затхлая атмосфера запертой комнаты с запахом старой бумаги была успокаивающей, потому что напоминала Грейс о ее убежище – книгах, и в то же время тревожной, когда молодая женщина думала о словах, напечатанных на листках, которыми были завешаны три стены. Уже пятнадцать лет она складывала сюда все документы, которые могли помочь ей открыть двери истины. Но в последние годы, после того, как лихорадочность из ее поисков ушла, она все время откладывала момент, когда следовало сделать выводы из собранных сведений. Она даже не переступала порога потайной комнаты. Один раз сделала это полгода назад и тут же выскочила.

Входя сюда после столь долгого перерыва, она чувствовала себя так, будто открывала для себя работу, проделанную кем-то другим.

На стенах идеально ровными рядами висели десятки пожелтевших газетных вырезок. Они были не только из крупнейших шотландских ежедневных газет, таких как «Ивнинг таймс», «Скотсман», «Скотиш дейли экспресс», но и самых крикливых бульварных газетенок. Некоторые статьи были обведены красным, к другим прилагались прикрепленные рядом разноцветные стикеры с рукописными пометками. Вырезками из прессы были увешаны все стены, кроме той, что находилась напротив входной двери, прикрытой шторой.

С сильно колотящимся сердцем, оробев, почти в панике, Грейс заперла дверь на ключ. Как при входе в церковь направляются к алтарю, она подошла к длинному столу, сделанному из положенной на козлы доски, и встала перед ним. Импровизированный стол занимал центр ее потайной комнаты. Она включила лампу на потолке и внимательно осмотрела статьи, не став сразу специально искать ту, о которой говорилось в письме.

Ей необходимо было постепенно заново привыкнуть к месту и спрятанной здесь информации. Хотя бы для того, чтобы не быть затопленной нахлынувшими тревожными воспоминаниями.

Она пробежала первую колонку статей, датированных с 11 по 14 ноября 1998 года и рассказывающих об исчезновении десятилетней девочки, проживавшей в маленькой деревне Киркоуэн, приблизительно в ста пятидесяти километрах к югу от Глазго. Ребенок не вернулся из школы, которую покинул, как и каждый день, в шестнадцать часов. Девочку видели идущей по направлению к ее дому обычной дорогой через лес. На нескольких фотографиях были изображены держащиеся за руку мужчина и женщина лет сорока, с лицами, на которых отражались страдание и отчаяние; как гласила подпись: «Моника и Даррен Кемпбелл, терзаемые тревогой оттого, что могут никогда больше не увидеть своего ребенка». Пропавшая девочка улыбалась с фотографии, распространявшейся в то время. У нее была ленточка на голове, поддерживавшая длинные волосы, и ласковый взгляд.

В Грейс зародилось неизъяснимое чувство. Настолько новое, что она смешалась. С тех пор, как начала свои поиски, она, всякий раз глядя на это фото, идентифицировала себя с той маленькой девочкой. Несмотря на то, что ей сейчас уже исполнилось тридцать три года, Грейс все еще была этой девчушкой, так и оставшейся в состоянии невинной и беспомощной жертвы. Она выросла телом, но не сознанием.

В это мгновение ей показалось, что перед глазами у нее портрет кого-то другого. Знакомого, ребенка, который мог бы быть у нее, но не ее самой. Только тогда Грейс поняла, насколько ее изменили испытания, пережитые во время последнего расследования. Она стала свободной женщиной.

Стиснув кулаки, Грейс сдержала ярость, кипевшую у нее в венах. Она знала, что нельзя слепо уступать ей, а, напротив, следует использовать как источник энергии. После этого она просмотрела вторую колонку вырезок из газет, выходивших между 17 и 30 ноября 1998 года, в которых на первый план вышел инспектор Скотт Дайс, ведший дело. Сурового вида мужчина, с вытянутым лицом, отвислыми щеками, наполовину облысевшей головой, который чаще всего заявлял, что не может ничего сообщить о ходе расследования. Журналистов это обижало, и они начали намекать, что, прикрываясь служебной тайной, полицейский пытается скрыть свою некомпетентность. Наконец Грейс просмотрела третью колонку статей, датируемых начиная с 12 декабря и сообщающих о возвращении девочки, которую нашли, когда она шла вдоль дороги.

Грейс села в кресло на колесиках, заставляя себя не отвлекаться от газетных вырезок, в которых, казалось, смаковали страдания ребенка вместо того, чтобы сообщать сведения, полезные для расследования. Убежденная, что ей следует выяснить все подробности и перипетии дела, чтобы придать смысл своей ярости, она попыталась вникнуть в детали событий.

Газеты сообщали, что на теле девочки обнаружены следы насилия. Сама она находилась в прострации и не могла объяснить полицейским, в каком месте ее держали, или вспомнить что-либо о своем заточении. Она смутно помнила лишь свой побег: ей удалось спрятаться в багажнике автомобиля и выбраться из него в тот момент, когда машина остановилась на заправочной станции, чтобы залить бензин. Она не могла сказать, сколько времени провела в пути. Пряталась за кустами, пока машина не уехала. Говорила, что больше ничего не помнит. Психологи определили эту амнезию как посттравматический шок, ставший для ребенка способом защититься, забыв пережитый ужас. Грейс обхватила голову руками, наморщила лоб и стиснула зубы в тщетной попытке что-то извлечь из памяти. Двадцать три года спустя к ней возвращались какие-то обрывки в форме ярких вспышек. Она видела себя отчаянно борющейся с мужчиной, но лицо его оставалось размытым. Иногда она видела кресло на колесиках. Она чувствовала в руках ручку молотка, потом стальная хватка заставляла ее разжать пальцы. Руки на ней и… прочее было такой абсурдной бездной, что она стерла воспоминания об этом. Единственными элементами, в которых была уверена и о которых сохранила четкое воспоминание, были страх, пережитый в багажнике автомобиля, и встреча с родителями. Только эти две картины и отпечатались в ее памяти.

Грейс повернулась к занавешенной стене и поднялась, чтобы отдернуть штору. Висевшие за ней листки зашуршали. Открылась серия карандашных рисунков. Крупный план, более общая панорама, законченные или незавершенные, все они были посвящены двум сюжетам. Первым был человек, облаченный в разноцветное одеяние, с лицом, скрытым под маской, в которой было лишь две прорези для глаз, чуть более светлые, чем остальной фон.

Грейс помассировала грудь, налившуюся свинцовой тяжестью, и сосредоточилась на втором персонаже. Более мягкие и более точные карандашные штрихи складывались в портрет мальчика лет двенадцати. Взгляд из-под челки выражал глубокую печаль. Последний набросок в серии изображал только глаза, словно воспоминание о видении, замеченном сквозь щель готовой закрыться двери. Точнее: крышки багажника, в который мальчик помог ей спрятаться.

Грейс долго рассматривала разные изображения паренька. Одно она сняла со стены и сунула в карман, чтобы иметь портрет своего спасителя при себе. Потом, с еще большей настороженностью, вернулась к лицу под маской. Какое дьявольское существо под ней скрывалось? Как человечество могло произвести подобного монстра? Этот человек уничтожил ее ради своего гнусного удовольствия. И никак за это не заплатил. Очевидно, он был свободен, благополучен, а она страдала все эти годы. Пришло время использовать опыт, накопленный за время работы в полиции, для того, чтобы самой свершить правосудие, чтобы кошмары наконец перестали терзать ее.

– Где ты, мразь? – выкрикнула Грейс, выплескивая яростную жажду мести, долго развивавшуюся в ней и вот теперь созревшую.

Задыхаясь, упираясь кулаком в стену, она закрыла глаза и стала преобразовывать свою ненависть в холодную и осмысленную ярость. Она должна быть успешной, организованной, профессиональной, какой была бы, пытаясь отыскать палача своей дочери.

Более или менее усмирив ярость, она решила найти вырезку из «Ивнинг таймс», на которую указывало таинственное послание.

Грейс нервно подошла к стопке газет в углу комнаты и стала перелистывать их до тех пор, пока не наткнулась на номер «Ивнинг таймс» от 14 ноября 1999 года. То есть почти день в день спустя год после ее исчезновения. Грейс вполголоса прочитала заголовок статьи.

– Дело Кемпбелл по-прежнему не завершено. Из-за неуверенности свидетельских показаний ребенка и упущений инспектора, которому было тогда поручено дело, тайна похищения девочки может навсегда остаться нераскрытой.

Рядом с длинной статьей, излагающей основные элементы истории, на пятой странице действительно находилась фотография. Это был снимок папарацци, и Грейс вздрогнула, увидев, что запечатлел объектив фотографа. На заднем плане она узнала дом своего детства и фигурку девочки. Но был на снимке ясно виден и кое-кто еще.

Ты отлично знаешь, где начинается дорога к истине.