– А! Это та женщина, которая кричала.
– Да, меня бил Рябчик, чуть не задушил, проклятый, а человека какого-то кинжалом зарезал.
– Рябчик – это с Горячего поля?
– Он самый… Настоящий Макарка-душегуб. Если бы благодетель мой не прибежал, этот окаянный убил бы меня.
– Благодетель твой в покойницкой лежит. Иди помолись.
– Царство ему небесное!
– Слушай, Машка, ты должна помочь нам поймать Рябчика.
– С полным удовольствием. Сделайте облаву на мой кабак на Обводном. Он не утерпит завтра прийти. Кстати, там захватите и других громил из куликовского трактира. Они теперь к нам переселились, но только грех один! Всегда мирно, покойно было.
– Мы облаву сделаем, только ты сигнал дай.
– Извольте. Я начну петь «Очи черные» – вы сразу и приходите.
– Смотри, Машка, не проведи нас, а то худо тебе будет.
– Пугать меня нечего, я ничего не боюсь, а проводить мне вас нечего. Я сама рада избавиться от этих знакомых.
Машку отпустили.
На следующий день притон-кабак Обводного канала с утра был оцеплен переодетыми полицейскими и сыщиками. Машка гуляла по набережной и ждала, заложив руки за спину, с папироской в зубах; она шагала, задумавшись, и соображала:
«Рано или поздно они приколят меня за это предательство; скажут – Машка подвела их; ведь если бы я не выдала их, полиция никогда не разыскала бы… Ни следов, ни улик никаких. Что ж, пусть душат; все равно вчера Рябчик прикончил бы. А теперь пусть и он попробует кандалы».
– Здравствуй, Машка, – окликнул ее чей-то голос. Она обернулась и увидала перед собой Вьюна.
– Здорово, не видал Рябчика?
– Видел; рассказывал он про вашу драку вчерашнюю.
– Хороша драка! Он одного зарезал, а меня чуть не задушил. Ладно! Попомнит он и меня.
– Они с Тумбой и Пузаном сзади идут. Никого наших не видала?
– Не видала и видеть не хочу!
– Ты на меня-то за что сердишься?
– Все вы заодно. Нарочно вчера вперед ушли. Не слыхали разве, как я кричала? Небось не пошли выручать! Свой душит – пусть хоть убьет! Погодите, голубчики, помянете вы Машку!
– Машка, полюби меня, будем жить вместе! Я тебя…
– Молчи! Не мели! Здесь не на Горячем поле!
– Ну, ладно, пойдем я тебя угощу, вон и наши идут!
– Это можно. Угости. В моем кабаке меня в обиду не дадут; я не боюсь.
– А споешь?
– Спою. «Очи черные»… Хочешь?
– Хочу. Спой…
В это время подошли Тумба, Пузан и Рябчик. Последний не поклонился Машке и отвернулся; он сердился. Тумба, ухмыляясь, протянул ей руку.
– Молодец, Машка, люблю за характер!
– Не рано ли смеетесь, молодчики?!
Тумба переглянулся с Рябчиком.
– Не посмеет, – прошептал тот, поняв безусловный вопрос.
– Смотри!
Все вошли в кабак. Впереди всех Машка.
– Машка, выпей мировую с Рябчиком, – предложил Тумба, когда они подошли к стойке.
– Не хочу!
– Полно, не ломайся! Он больше не будет тебя трогать.
– Не хочу не только мировую пить с ним, но и разговаривать не буду больше.
Целовальник налил всем по большому стакану. Из громил Горячего поля все главные представители были налицо. Когда водка была выпита, Машка отошла к окну, распахнула его и во весь голос запела «Очи черные». Голос ее дрожал, она фальшивила и, кажется, никогда еще не пела так плохо.
Вдруг произошло что-то необычайное. Во всех трех дверях показались люди. С первого взгляда было видно, что это за люди. С яростью и страхом все устремились на Машку.
– Вот он – Рябчик, – указала Машка вошедшим на стоявшего у стойки убийцу. – А это Тумба – атаман заставных бродяг. Это Вьюн, – продолжала она, – старый громила; а это Пузан с Мурмана недавно вернулся.
– Надо связать им руки! – приказал главный начальник облавы. – Они все вооружены, вероятно, и им нельзя дать свободу рук.
Толпа дворников и полицейских окружила громил и стала связывать им руки.
– Давно, голубчики, мы до вас добирались. Пора!
30
Ганя – невеста
В доме Петуховых приготовления к свадьбе были в полном разгаре. Портнихи, модистки, белошвейки работали с утра до ночи.