Жизнь Муравьева
Да, после таких открытий образ Муравьева прочно занял мое воображение, и я не мог уже отказаться от дальнейших поисков и исследований…
Я прочитал в каком-то журнале, что Муравьев всю жизнь вел переписку с различными деятелями, где-то должны были найтись следы ее. И потом меня интересовали подробности деревенской его жизни. Летом я поехал в Задонск. Не без труда отыскал могилу Муравьева. На территории бывшего монастыря теперь размещались корпуса межрайонной больницы и механизированные цеха сушильного завода. Столь разнородные предприятия отделялись друг от друга деревянным забором. Муравьевская могила оказалась в пределах завода и была совершенно завалена кирпичами, дровами и старой тарой. Директор В.Н.Стрельцов, которому я рассказал о Муравьеве, приказал расчистить указанное мною место, и спустя несколько дней я увидел вновь массивный гранитный надгробный памятник. Здесь нашел последнее успокоение замечательный, незаслуженно забытый деятель прошлого века! Я долго стоял у его могилы и размышлял о превратностях человеческой жизни…
Из Задонска я отправился в Скорняково. Большое старинное это село раскинулось на левом берегу Дона, километрах в сорока выше Задонска, с которым соединяется грейдерной дорогой. Места здесь привольные. Река неширокая, но быстрая и чистая, воздух здоровый, никакой гарью и дымами не испорченный. Господский двухэтажный из тесаного камня дом, построенный Н.Н.Муравьевым, оказался целым до сих пор. Стоит он на взгорье, и из верхних окон открывается во всей своей красоте тихий и ласковый Дон. Не было, правда, в доме деревянных колонн и балконов, существовавших когда-то, исчезли примыкавшие к дому цветники, оранжереи и сад, зато вместо убогих крестьянских крытых соломой хижин, описанных Муравьевым, красовались веселые коттеджики с антеннами на крышах, тянулись электрические и телефонные провода, и у входа в дом стояли грузовые и несколько легковых машин разных марок. Бывшее помещичье имение вскоре после Октябрьской революции было превращено в совхоз «Тихий Дон», существующий и сейчас. В доме помещалась главная контора совхоза. Служащие большей частью были молодыми людьми и о прошлом села Скорнякова не имели понятия, но мне назвали старых жителей села, и я, не теряя времени, отправился беседовать с ними.
Анисья Алексеевна Сачкова, восьмидесяти трех лет, рассказала следующее:
– Я помню только дочь генерала Софью Николаевну Черткову, которая после смерти отца тут хозяйствовала… Но мать моя и бабка говорили, что в селе при генерале была ткацкая фабрика, на которой они работали. И хотя при крепостном праве это было, они получали жалованье, не помню уж какое, и сказывали, будто Муравьев-генерал крепостных своих освободил еще до воли…
Михаил Николаевич Глумов, которому перевалило за девяносто лет, добавил:
– Мой отец кучером у Муравьевых был и тоже говаривал, что крепостных он освобождал до воли и землю всем давал… А барыня Софья Николаевна Черткова с мужем и семейством только в летнюю пору у нас бывала, а на зиму в Москву аль еще куда уезжала. Я помню, как барыня книги и бумаги всякие, которые после генерала остались, увозила отсюда…
– Какие книги и бумаги? – заинтересовался я.
– Того не могу знать, а только много их было и в шкафах и в сундуках, возов пять аль шесть нагрузили, а уж куда они потом девались, сказать не могу…
Вот все, что мне в Скорнякове удалось узнать. Мало? Нет, немало, я был поездкой удовлетворен. Ведь я полагал, что книжное и литературное наследство Муравьева досталось его дочери А.Н.Соколовой, которая передала его «Записки» в «Русский архив», а теперь мне открывалось, что какие-то книги и бумаги вывозились С.Н.Чертковой, и это был уже более верный след, по которому можно было двигаться дальше.
Прошел месяц, другой, третий… В Москве я продолжал наводить соответствующие справки, и в конце концов мне удалось узнать, что чертковская библиотека и, возможно, какие-то документы были сданы в Государственный Исторический музей. В отделе письменных источников музея хранились известные мне черновики публиковавшихся «Записок» Н.Н.Муравьева, попавшие сюда, по всей вероятности, из редакции «Русского архива», но, чем черт не шутит, возможно, здесь что-то знают и об эпистолярном наследии Муравьева?
Мне здорово повезло! В музее пояснили, что действительно много лет назад вместе с книгами чертковской библиотеки к ним поступило около четырех тысяч писем различных лиц к генералу Н.Н.Муравьеву-Карскому. Но никто к этим письмам не прикасался, они даже в описи не значились, тем не менее вскоре будут приведены в порядок, и тогда, пожалуйста, приходите читать их, если вас это интересует…
Признаюсь, я едва дождался вожделенного того часа! И вот эти подобранные по годам письма в старых картонных папках лежат передо мною… Меня охватило понятное всем исследователям лихорадочное волнение. Я еще не знал, что в этих папках, но чувствовал: должно отыскаться в них что-то необычайное и значительное.
Раскрываю папку 1816 года. Из «Записок» Н.Н.Муравьева известно, что осенью этого года он покинул Петербург и уехал с Ермоловым на Кавказ. Члены Священной артели проводили его до Средней Рогатки и тут с ним расстались. А что же дальше? Ведь публикация о Священной артели, сделанная М.В.Нечкиной, была основана на мемуарных свидетельствах. Указав на политический характер и конспиративные черты этой артели, М.В.Нечкина оговорилась, что «не ставит перед собой цели исчерпывающего исследования вопроса, этого не позволяет сделать состояние первоисточников». Состав Священной артели, время ее существования, идейная и организационная жизнь – многое было исследователям еще не ясно.
А может быть, мне сейчас выпадет счастье отыскать и первому прочитать нечто такое, что доселе никому не было известно… Было от чего волноваться!
Я бережно перелистываю выцветшие бумажки и вдруг вижу знакомый мне по другим моим архивным изысканиям крупный, кудреватый и четкий почерк… Иван Бурцов! Один из самых ревностных членов Священной артели и первых декабристских организаций! А этот убористый, тонкий, плохо разбираемый почерк… Это же Александр Муравьев, брат Николая. Член Священной артели и основатель первого тайного общества – Союза Спасения! А вот письма коренных членов артели и активных деятелей первых тайных обществ Петра и Павла Калошиных! И большое письмо на французском языке Матвея Муравьева-Апостола с припиской по-русски Никиты Муравьева!
Я вчитываюсь в письма. Они дышат юношеской чистой верой в светлое будущее отечества, готовностью отдать за него жизнь и полны трогательными дружескими чувствами к Николаю Муравьеву, который, как видно из этих писем, был не рядовым членом Священной артели, а основателем и главой ее.
Продолжаю просматривать письма следующих годов. Муравьев служит на Кавказе. Совершает в 1819 году героическое путешествие в Хиву.
И.Бурцов пишет Муравьеву из Тульчина, где он вместе с Пестелем создавал управу Союза Благоденствия: «Имя твое, достойнейший Николай, превозносимо согражданами. Подвиг, тобой совершенный, достоин славного Рима. Как ни равнодушен век наш к подобным делам, но не умолчит о тебе история. Суди же, какою радостью исполнены сердца друзей твоих!.. Всегда друзья твои славили и чтили твою чувствительность, душевную крепость, силу воли; теперь отечество обязано пред тобой – оно в долгу у гражданина, торжественное, превосходное состояние!»
Муравьев получает чин полковника. Но Александр II зная о его связях с неблагонадежными лицами, опять посылает его в «теплую Сибирь», как называл Кавказ.
Муравьев политической деятельности не оставляет. Он в самых близких отношениях со всеми вольнодумцами и членами тайных обществ, служащими в кавказских войсках. Число корреспондентов его с каждым годом все увеличивается. Читаю письма Александра Якубовича, полковника Авенариуса – друга Павла Пестеля, Петра Муханова, Владимира Вольховского, Евдокима Лачинова, Захара Чернышова, Ивана Шипова…
Чтобы разобраться в этом огромном эпистолярном наследии, требуется не только время, но и известная подготовка, консультация историков. Прекращаю на время разбор, посылаю подробное сообщение академику М.В.Нечкиной. Может быть, советским историкам-декабристоведам эти письма известны? И прав ли я, считая Муравьева одним из замечательных деятелей прошлого века?
М.В.Нечкина ответа мне не задержала: «Вы нашли материалы первостепенного значения и для такой темы, которая как раз страдала недостаточностью источников… Тема о самом Н.Н.Муравьеве кажется мне очень интересной. Я согласна с вами, что Н.Н.Муравьев замечательный и незаслуженно забытый деятель».
Приятна была и встреча с известным писателем-исследователем Ираклием Андрониковым, признавшим большую ценность моих находок.
Ободренный такими отзывами, продолжаю разбор. 1825 год. Восстание декабристов. Количество писем значительно уменьшилось. Видимо, многие были уничтожены. А все-таки и восстание на Сенатской площади, и следствие над заговорщиками, и расправа с ними самодержавия отражены в нелегально доставленном сообщении ермоловского адъютанта Н.Воейкова, в письмах тещи И.Якушкина и Н.Н.Шереметевой, в прорвавшихся из Сибири посланиях брата Александра.
Помимо декабристов в переписке с Муравьевым состояли многие известные общественные деятели. Нахожу письма Грибоедова, Дениса Давыдова, Нины Грибоедовой, множество писем на французском языке Прасковьи Николаевны Ахвердовой, и в частности, ее сообщение из Петербурга о дуэли и смерти Пушкина. Всего не перечислишь!
А вот письма возвратившегося из сибирской ссылки Александра Муравьева. Сделавшись после смерти отца владельцем села Осташево, Александр Муравьев, не раздумывая, приступает к освобождению своих крестьян, отводя им земельные угодья, наделяя инвентарем и скотом, помогая обстраиваться на новом месте. Сразу освободить всех крестьян ему не разрешили, он с ведома особо учрежденного комитета освобождал их частями, по спискам.
Н.Н.Муравьев в те годы жил в Скорнякове. Он был лишен генеральства и удален из армии за продолжавшуюся связь с «неблагонадежными» лицами и за поданную императору докладную записку, в которой открыто и мужественно «изложил все неудобства и бедствия, коим подвержены несчастные нижние чины». Н.Н.Муравьев тоже, несмотря на негодование соседей-помещиков, занимался освобождением на волю скорняковских крестьян, что видно из переписки его с братом Александром.
«Я забыл в последнем письме моем просить тебя, любезный брат и друг Николай, – пишет 20 мая 1841 года Александр Муравьев, – прислать мне приметы тех людей, которых ты хочешь отпустить на волю. Я было сунулся со списком, но от меня потребовали приметы, а потому я буду ожидать их, иначе сделать нельзя; равно и особые приметы, если таковые есть». И спустя месяц подтверждает: «Я получил, любезный брат и друг Николай, письмо твое с приложением примет, и ныне отправляю все это в Москву для написания крестьянам отпускных».
Мне невольно вспомнились рассказы скорняковских стариков. Теперь они подтверждались документально. И я не удивился. Добрые дела память хранит долго!
Так день за днем шла кропотливая и нелегкая, но бесконечно радостная работа исследователя. А на лето опять уезжал я в родной свой тихий городок, где писалась эта книга.
Поставив перед собой задачу воссоздать исторически правдивый образ замечательного и незаслуженно забытого деятеля и стремясь вместе с тем раскрыть перед читателями картины героического прошлого нашего народа, я использовал в работе следующие материалы:
1) Опубликованные, сверенные с черновиками, и неопубликованные «Записки» Н.Н.Муравьева (выдержки из них, которые привожу в тексте, взяты всюду в кавычки).
2) Письма декабристов и других общественных деятелей к Н.Н.Муравьеву, отысканные мною в ОПИ ГИМ; часть из них приводится в тексте книги, а некоторые помещены в дополнениях.
3) Исследования и статьи мои, касающиеся деятельности Н.Н.Муравьева, опубликованные в сборнике «Вопросы истории славян», изд. Воронежского университета, 1963; в журнале «Октябрь», № 7, 1963; и в книге «Тайны времен минувших», Воронеж, Центр. – Черно-земн. кн. изд-во, 1964.
4) Книжные и журнальные материалы, необходимые ссылки на которые делаются в дополнениях.
В книге нет ни одного вымышленного лица, все события документальны в полном смысле слова. Вот почему я и называю этот свой труд документальной исторической хроникой.
Примечания
Сноски
1
Выписки сделаны на французском языке, приводятся здесь в переводе
2
Цит. по кн.: Pycсo. Об общественном договоре. М.: Гос. социально-экономическое изд-во, 1938.
3
Все будущие деятельные члены тайных декабристских организаций.
4
Орел, ах орел (нем.)
5
Н.Муравьев лишь немного преувеличил наши потери. Советские историки-исследователи уточнили цифры: русские потеряли 38 506 солдат и офицеров и 22 генерала (Бескровный Л.Г. Отечественная война 1812 года. Соцэкгиз, 1962).
6
Игра слов. Условный перевод: «Та рутина меня дерутинировала (то есть сбила с дороги). По-французски «Та рутина» звучит как «Тарутин».
7
O, мой дорогой Николай, я все же увидел вас, прежде чем умереть! (франц.)
8
Названия грузинских городов даются в старой транскрипции, как они писались во всех документах того времени.
9
Так Ермолов именовал всесильного фаворита императора, жестокого графа Аракчеева.
10
О, несправедливая судьба! (франц.)
11
Добро пожаловать! (Обычное приветствие хивинцев и туркмен.)
12
Воспоминания А. В. Фигнера об А. П. Ермолове были напечатаны в «Историческом вестнике», № 1 за 1881 г.
13
Казнены были П.И.Пестель, К.Ф.Рылеев, С.И.Муравьев-Апостол, М.П.Бестужев-Рюмин, П.Г.Каховский.
14
Так проходит земная слава (лат.)
15
Господа, берегитесь человека в красном, который к вам приближается! (франц.)
16
– Как, кузен, вы тоже среди виновных? (франц.)
17
– Виновен – может быть, но кузен – никогда! (франц.)
18
'Министр иностранных дел в Турции.
19
Подчеркнуто в подлиннике (Н. 3.).
20
Декабрист, служивший в кавказских войсках.
21
До последнего времени о создателе первого тайного декабристского общества Союза Спасения А.Н.Муравьеве знали мало. Биография его излагалась сжато и неправильно, образ этого видного декабриста искажался. Именно поэтому считаю уместным опубликовать здесь впервые отысканные мною в ОПИ ГИМ письма А.Н.Муравьева к брату из Нижнего Новгорода. (Прим. авт.)
22
Нечкина М. В. Движение декабристов. М.: Изд-во Академии наук СССP, 1955, т. 1.
23
Нечкина М. В. Священная артель. Кружок А. Муравьева и И. Бурцова. – Сб.: Декабристы и их время. М.: Изд-во Академии наук СССP, 1951.
24
Воронежский архив. Фонд Воронежского дворянского депутатского собрания, дело № 134.
25
ЦГВИА, ф. 169, д. 4, с. 3.
26
Там же, д. 3, с. 412 – 413
Комментарии
1
Статья «Падение Карса» написана К. Марксом в конце марта 1856 года. Опубликована в четырех номерах чартистской «Народной газеты» 5, 12, 19 и 26 апреля 1856 года и в несколько сокращенном варианте в американской газете «New York Daily Tribune» 8 апреля того же года.
2
Из статьи Ф. Энгельса «Война в Азии», опубликованной впервые в газете «New York Daily Tribune» 25 января 1856 года. В следующей статье «Европейская война», опубликованной в той же газете 4 февраля, Ф. Энгельс писал: «Падение Карса является действительно самым позорным событием для союзников. Располагая огромными военными силами на море, имея с июня 1855 года армию, численно превосходящую действующую армию русских, они ни разу не совершили нападения на наиболее слабые пункты России – на ее кавказские владения. Больше того, они позволили русским организовать в этом районе самостоятельную операционную базу, нечто вроде наместничества, способного держаться некоторое время при нападении превосходящих сил, даже если коммуникации с самой Россией окажутся прерванными (Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. Госполитиздат, 1958, т. 11).
3
Английский советник Л.Олифант, издавший в том же году свои кавказские записки, свидетельствовал: «Местные жители совершенно убеждены, что турецкие войска Омер-паши хотят оккупировать их край, и открыто говорят, что предпочитают туркам русских (Oliphаnt L. The Trans-Сaucasian campaign of the Turkish Аrmu under Omer-pashf. London, 1856).
4
Николая Семеновича Мордвинова, члена Государственного совета с 1810 года, за независимость мнения и оппозиционные настроения высоко ценили декабристы, намечавшие его в члены временного правительства вместе с А.П.Ермоловым и М.М.Сперанским. К.Рылеев, восторгаясь гражданским мужеством адмирала, писал в посвященной ему оде:
Но нам ли унывать душой,Когда еще в стране роднойОдин из дивных исполиновЕкатерины славных днейСредь самых избранных мужейВ совете бодрствует Мордвинов!В стихах воспевали адмирала А.Пушкин и Е.Баратынский. Однако нельзя преувеличивать свободомыслие Мордвинова. Возражая против произвола неограниченного самодержавия, он оставался аристократом и крепостником, считая, что время для освобождения крестьян еще не настало.
5
Академик М.В.Нечкина следующим образом оценивает созданное Николаем Муравьевым тайное общество: «Мечтать о полном перевоспитании людей на основании новой морали и об образовании республики, как бы ни были наивны эти юношеские мечты, может лишь тот, кто недоволен окружающей его жизнью и строем. Не воспроизвести старый крепостной строй самодержавной России на отдаленном острове, не отправиться конквистадором на захват новых владений с целью приобретения несметных сокровищ, личного обогащения, любопытных авантюр – нет, иная мечта обуревала юношей: создать истинных граждан из диких жителей острова и образовать там республику в духе Руссо на основе равенства людей. Даже простая одежда будущих республиканцев с математическим знаком равенства из медных полос на груди символизировала основную задачу. Желание, чтобы каждый научился какому-нибудь ремеслу, также говорит за себя. Кружок русских шестнадцатилетних энтузиастов мечтал о том, чтобы создать истинных граждан из жителей далекого Сахалина. Обращают на себя внимание и принятые организационные формы, которым, судя по рассказу, уделялось большое внимание: наличие «законов», т. е., несомненно, писаной «программы и устава», принятие этих законов на собрании, выборы «президента» общества. Чтение членами товарищества на собраниях «записок», имевших целью «усовершенствование законов товарищества», причем «записки» эти (доклады) «по обсуждении утверждались всеми» (при этом Николай Муравьев подчеркивает, что «были учреждены настоящие собрания»), – все это характеризует стремление усвоить развитые формы общественной организации. Из всего видно, что общество было тайным» (Нечкина М.В. Движение декабристов. М.: Изд-во Академии наук СССP, 1955, т. 1).
6
Все главы, повествующие об Отечественной войне 1812 года и о последующих заграничных походах, написаны на основе «Записок» Н.Н.Муравьева, сверенных с рукописными подлинниками. Использованы также записки его брата, декабриста А.Н.Муравьева (опубликованы в книге «Декабристы». М., 1955). Особое внимание обращают на себя сделанные Муравьевым дневниковые записи о Бородинском сражении и о деятельности главнокомандующего М.И.Кутузова, которые до сих пор историками не использовались. Не меньший интерес представляют правдивые записи о бедственном положении крепостных крестьян, о героизме русских войск и бездарности высокопоставленных особ. Все включенные в хронику подлинные выписки из дневников взяты в кавычки.
7
Характеристика Барклая де Толли, сделанная декабристом А.Н.Муравьевым в его вышеуказанных записках, свидетельствует о том, как высоко ценило заслуги мужественного полководца передовое русское офицерство. Невольно вспоминаются чудесные стихи А. С. Пушкина, посвященные суровому и угрюмому полководцу:
Над кем ругается слепой и буйный век,Но чей высокий лик в грядущем поколеньеПоэта приведет в восторг и в умиленье!8
А.Н.Муравьев, рассказав об этом эпизоде в своих записках, добавляет: «Я очень доволен тем, что успел описать это любопытное происшествие, о котором не упомянуто ни в какой военной истории».
9
Н.Н.Муравьев сделал любопытную запись о том, как совершенно по-разному простой народ и дворянство отнеслись к взятому в плен жестокому маршалу Вандаму: «Когда его повезли, то в Лауне жители приняли его каменьями. Вандам известен был по своей жестокости, он грабил более других французских маршалов и делал жителям насилия всякого рада. Вандама привезли в Москву, где дворянство наше принимало его с почетом и позволяло ему говорить всякие наглости в обществе».
10
Подобных достоверных свидетельств об угнетении народа самодержавными монархами Н.Н.Муравьев сделал немало, они лишний раз подтверждают его республиканскую настроенность.
11
В дневнике Н.Н.Муравьева отмечено: «В Вюрцбурге я виделся с моим родственником Сергеем Муравьевым-Апостолом, который тогда служил в егерском батальоне великой княгини Екатерины Павловны».
12
Московская школа колонновожатых как частное учебное заведение получила официальное признание осенью 1815 года. Тогда же Муравьев-старший был произведен в генерал-майоры, о чем его уведомил П.М.Волконский из Парижа 13 сентября 1815 года (ЦГВИА, ф. 911, оп. 1, д. 1). М.В.Нечкина, считая московскую школу колонновожатых одним из «очагов воспитания декабристского мировоззрения», следующим образом оценивает деятельность основателя этой школы Н.Н.Муравьева: «Училище колонновожатых своеобразно по происхождению, несмотря на то, что позже оно выросло в Академию Генерального штаба, в его возникновении лежала не правительственная, а общественная инициатива… Хотя ученый-математик и знаток сельского хозяйства Н.Н.Муравьев-отец и был, по-видимому, далек от каких бы то ни было политических преобразовательных планов, но его искренний интерес к передовым идеям, широкий кругозор и дружеское обращение с молодежью поощрили развитие вольного духа в среде воспитанников училища колонновожатых: из их среды только за семь лет муравьевского руководства (1816—1823) вышло 24 будущих декабриста» (Нечкина М. В. Движение декабристов. М.: Изд-во Академии наук СССP, 1955, т. 1).
13
Наиболее интересные исследования о Священной артели принадлежат М.В.Нечкиной и опубликованы в книгах «Движение декабристов» и «Декабристы и их время». Много новых сведений о Священной артели имеется в найденных мною письмах декабристов, о которых выше говорилось. См. мою статью «Новое о Священной артели и ее основателе» в сборнике «Вопросы истории славян», изд. Воронежского университета, 1963.
14
Это высказывание Муравьева опубликовано в его «Записках».
15
А.Н.Муравьев в письме к брату 1 декабря 1818 года, оправдываясь в том, что долго молчал, пишет: «Неужели славный воин Николай Николаевич, почтенный член артели, великий артельщик, не помилуешь виновного брата, друга и сочлена?» (Публикуется впервые. ГИМ ОПИ).
16
Это письмо и все последующие письма декабристов Петра и Павла Калошиных, Ивана Бурцова, Никиты Муравьева, Александра Муравьева, Александра Якубовича, А.Авенариуса, И.Шипова и других, публикуемые в этой хронике, отысканы мною в отделе письменных источников Государственного Исторического музея. Большая часть писем печатается в хронике впервые.
17
Об этом см. комментарии к моей книге «Денис Давыдов», том 1, изд-во «Молодая гвардия», 1962.
18
Рекомендация, данная Воейкову, характеризуя его как политического единомышленника, интересна тем, что подтверждает существование в Священной артели думы, вечевого колокола и особых правил, установленных для приема новых членов братства.
19
Петр Калошин из Москвы 31 марта 1818 года писал: «Артель весьма крепко в истинном образовании усовершенствовалась, а твое письмо к Александру показывает, что и в отдалении от артели ты с ней идешь равным, а может быть, и скорейшим ходом… Вся артель пребывает в том же, как и прежде, состоянии; главная мысль и программа действий – общая польза: лучшие свойства – взаимная дружба» (ОПИ ГИМ).
