– Про ваш арест. И где на самом деле ваши хозяева?
Чемодуров поразмыслил.
– Здесь где-то они.
– Да их след простыл давно, лакейская твоя морда! – возмутился Модестов и стукнул костылём об пол.
– Алексей Автономыч, ещё раз прошу, – недовольно проговорил капитан. – Видите – он едва жив, забывает, о чём его спрашивают.
– Не забуду! – возразил Чемодуров. – Я всё хорошо помню. Только пусть господин Дестов молчит.
– Он помолчит, – пообещал Горшеневский.
– Сильно я расхворался, как сюда приехали, – продолжил старик. – Совсем расслабленный стал. Работу работать не мог. Попросил у Государя отставку – домой поехать в Тамбовскую, доживать до смерти. Государь сначала огорчился, потом обнял меня, расцеловал, благословил и выдал рубль золотой со своим портретом за верную службу.
– Ха-ха! – не выдержал Модестов. – Какова щедрость, а? За тридцать лет службы – рублёвик. Крез, поистине Крез! Ещё щедрее!..
– Красные бесы у нас у всех деньги отобрали, – угрюмо возразил старик. – До рубля золотого не добрались. Государь в сапоге спрятал. Я вот давеча, когда ещё в остроге ипатьевском жил, у шельмеца Авдеева, главного тюремщика, спрашивал, выпустят меня из-под ареста иль нет. Два дня Авдеев думал, потом сказал, дескать, советская ихняя власть меня выпускает за старостию лет, и я могу идти. Только вышел за ворота, так они меня снова заарестовали и теперь пригнали сюда, в тюрьму, то есть.
– Такие у них порядки! И обещания, – качнул головой капитан. – И так у них во всем. Нельзя им верить ни на грош.
– У нас другие порядки? – хмыкнул Модестов.
– А дальше что? – спросил Горшеневский, не отвечая Модестову.
– Сначала вроде ничего было, – затуманился старик. – Два раза в день есть и пить давали. Отхожее ведро опять-таки же было – порядок. Прогулки опять же…
– Вас сразу посадили в одиночку?
– Да, только не в эту, в другую. На прогулках я многих видел.
– Кого же?
– Да вот… господин Татищев, его превосходительство… Илья Леонидович, генерал-адъютант, тут содержался… С ним Василий Александрович Долгоруков, гофмаршал. Потом привезли матроса Нагорного и повара Седнева. Их всех расстреляли. Так стража говорила. Не знаю…
– И больше никого не видели?
– Настеньку, – ответил Чемодуров.
Горшеневский и Модестов терпеливо ждали. Наконец, Модестов спросил:
– Кто же эта Настенька?
– Настенька… – вздохнул старик, – Настенька – это Гендрикова. Графиня Гендрикова Анастасия Васильевна. Все её очень любили, особенно, Государыня. Ещё потом Шнейдер привезли, Екатерину Адольфовну, гофлектриссу – учительшу при дворе, значит. Потом схватили Волкова – он камердинером при Государыне состоял. А ещё была великая княгиня Елена Петровна.
– А фамилия княгини? Она что – тоже из Романовых?
– Как замуж вышла – да, стала из Романовых, – пояснил старик. – Когда вышла за великого князя Иоанна Константиновича. А до того – принцесса Сербская. Сам великий князь, супруг ейный, Иоанн – в Алапаевске, под замком у красных, а она здесь.
– В Алапаевске были под стражей пятеро или шестеро Романовых и граф Палей. И родная сестра бывшей царицы Лизавета с монашенкой Варварой, прислугой, – вставил Модестов. – Красные сообщали, что их наши похитили. Вы слышали что-нибудь?
– Нет, – сказал Горшеневский. – Ничего не известно наверняка. Не думаю, что похитили. Иначе бы вы не спрашивали.
– А Михаил? – спросил Модестов старика. – Брат царя, ну – тот, кто отказался принять престол? Что он? Где?
– Ничего не знаю, – виновато вздохнул Чемодуров.
– Я знаю! – торжественно заявил Модестов. – Бежал Михаил Романов! Благополучно бежал. Теперь великий князь то ли в Японии, то ли в Китае, то ли в Сиаме[2 - С 1939 года – Таиланд. Даже в 1920 году французская газета «Фигаро» (№277 от 4 октября 1920 г.) сообщала, что великий князь Михаил Романов спасся, бежав из-под ареста в Перми, и, в конце концов, нашёл убежище при дворе Сиамского короля (ред.).].
– Вы уверены? – все-таки усомнился Горшеневский.
Графиня А. В. Гендрикова
Модестов откинулся на спинку стула и некоторое время, снисходительно улыбаясь, смотрел на капитана.
– Дорогой вы наш Сергей Феофилактович! – наконец, с сожалением улыбаясь, произнес он. – Пока вы там с немцами воевали, мы здесь были более информированы – не в обиду вам будь сказано. Одно дело – фронт, куда не поступают новости. Другое – здесь, в лапах большевиков и, что ещё хуже, эсеров. Когда каждый день и каждый час ждёшь, что тебя схватят как заложника и без суда отправят в Могилёвскую губернию.
– В ссылку? – спросил Чемодуров. – Так ведь это далеко же отсюда…
Модестов приложил указательный палец к виску и сказал, все так же улыбаясь:
– Пиф-паф – voila tout![3 - Вот и все (фр.).] И ты в Могилёвской.
Горшеневский покачал головой и ничего не сказал.
– Тем не менее, в нашем здешнем положении было одно преимущество – сведения. Самые разные. От прессы, от иностранных дипломатов и представительств, от слушателей Академии Генштаба[4 - В 1917 году Академия генштаба была эвакуирована из Петрограда в Екатеринбург.], да и от большевистских источников тоже. Про красные газеты распространяться не буду, однако же, телеграммы иностранных агентств приходили. Кстати, и царь выписывал несколько местных большевистских газет и даже совдеповские «Известия». Так что совершенно точно: великий князь Михаил живёт и здравствует. А касательно остальных Романовых, великих князей, коих содержали в Алапаевске, двести вёрст отсюда… Те, в самом деле, неделю назад бежали. Это было не трудно: не в застенках их держали, а в обычной земской школе, почти без охраны.
– Да, слышал, – подтвердил Горшеневский. – Был циркуляр на этот счёт. Но подробностей не знаю.
– Ничего особенного. Была перестрелка, на месте остались трупы красного солдата и одного из похитителей – нашего офицера. Личность его, насколько мне известно, не установлена. Полагаю, что капитан Кирста[5 - Кирста А. Ф., надворный советник, начальник военного уголовного розыска Сибирской армии.] может рассказать про это похищение подробнее. И про царскую семейку тоже. Да что Кирста! Вот начальник штаба у красных, у самого Берзиня служил, – полковник Симонов, честный русский офицер, герой. Многих пленных и заложников из-под расстрела спас. Он теперь здесь. Вот у него самая точная информация, прямо от стола, так сказать: большевики театр с расстрелом устроили, чтоб народ успокоить. Уж очень люди требовали, рабочие особенно, чтоб Николашку-стервеца расстреляли прилюдно, на Вознесенской площади. Иначе обещали самих большевиков на клочки разорвать, причём, вместе с совдепами и чекистами. А что большевикам оставалось делать? У них немцы в командирах. Ульянова-Ленина на коротком поводке водят. Договор у них, Брест-Литовский. Его же выполнять надо! Так что воленс-ноленс пришлось большевикам Романовых охранять.
Капитан и Чемодуров слушали Модестова с напряжённым интересом.
– Как-то все же неправдоподобно выходит… – словно извиняясь, произнес капитан. – Чистый Луи Буссенар.
– Полагаете, большевики сами себе врут? Серьёзные люди недавно Романовых в Перми видели.
Чемодуров часто задышал, на глазах у него выступили слезы, и он разрыдался.
– Слава Богу! Слава Богу! Они живы! Господь спас…
– Все-таки в Перми? – переспросил Горшеневский.
Модестов немного помедлил.
– Есть, правда, дополнительная информация. Но пока не проверенная.
– О чём же?