Наследство последнего императора. 2-й том

– Передавайте: «Здесь у аппарата комиссар Яковлев. Передайте срочно лично Свердлову от моего имени следующее. Мой сын опасно болен. Кроме того, распутица мешает мне взять весь багаж. Хочу взять главную часть багажа, а остальную пароходом. Вы меня понимаете? Если понимаете, то отвечайте, правильно ли я поступаю, если, не дожидаясь хорошей дороги, пущусь в путь только с одной частью вашего багажа. Дайте распоряжение комиссару почт и телеграфов, чтобы мне разрешили говорить по аппарату везде, где мне понадобится без ограничений, а то приходится брать революционным путем. Пусть нарком Невский даст телеграмму на станцию Тюмень, чтобы мой поезд немедленно пропускали, не задерживали, экстренным, без стоянок и дали в состав вагоны первого или второго класса. Яковлев».

Аппарат снова звякнул, текст, преображенный в электроимпульсы, помчался со скоростью 300 000 километров в секунду по тонким медным проводам, через добрую половину планеты и через одну десятую секунды отпечатался на ленте такого же Юза в Кремле. Но прошло не меньше четверти часа, когда в Тобольск примчался ответный букет электроимпульсов, приводя в движение рычажки с напаянными на них буквами, которые резво застучали по бумажной ленте.

Едва лента остановилась, Яковлев схватил ее, оторвал текст и прочел: «Здесь новый секретарь Теодорович по поручению Свердлова. Хорошо, везите пока только одну главную часть. Предвиделось вами и товарищем Свердловым еще и раньше. Он вполне одобряет ваше намерение. Вывозите. Комиссару Невскому дадим соответствующее распоряжение. Что еще скажете?»

«Яковлев – Теодоровичу. Вас понял. Через два дня выезжаю. Раньше, скорее всего, не получится. Но приказ Невскому дайте немедленно. Все. Яковлев».

Вечером Яковлев пил чай с сибирскими бубликами в гостиничном буфете вместе с Новосильцевой, Гузаковым, Зенцовым и Чудиновым. Гончарюка не было – он занимался транспортом.

Все думали о предстоящем через два часа отъезде – каждый свое, и разговор не получался. Зенцов попытался рассказать какую-то смешную историю из жизни местного монашества, но его слушали невнимательно, а на самом интересном месте Зенцова прервал появившийся матрос Гончарюк. Усевшись за стол, он впал в состояние крайней задумчивости и не заметил, как за несколько минут съел все бублики, горой лежавшие на столе, и выпил шесть стаканов чая по-флотски, который сам же себе и заварил, – очень крепкого и очень сладкого, чем вызвал восторг Зенцова:

– Вот это скорость! – восхитился он. – Все моряки так быстро едят?

– Все! Без исключения! – заявил Гончарюк. – На флоте есть золотое правило: «Не поесть всегда успеешь!» Приходится соблюдать.

Он вытащил белоснежный платок и нежно вытер свои усы.

Кончики их многозначительно торчали вверх.

– Получены самые последние и надежные сведения, – заговорил матрос. – Все подтверждается: отряд Заславского разделился на две части. Один под командой самого Заславского будет нас караулить на подходе к Тюмени. Другой отряд – командует Бусяцкий – должен зайти нам в тыл и, держась за линией горизонта, чтобы не вызвать наших подозрений, будет идти за нами до места встречи. Там они решили взять нас в клещи и расстрелять. Приказ Заславского: пленных не брать, ликвидировать всех. Никто из нас не должен остаться живым.

Все смотрели на Яковлева. Но он молчал и что-то обдумывал, не обращая внимания на остальных. Чудинов первым не выдержал.

– Но почему же ты, Константин, – воскликнул Чудинов, – сразу не арестовал Заславского? Ты ведь уже все знал! Да и Бусяцкого надо было сразу отправить к генералу Духонину[41 - Расстрелять. Неологизм 1917 года.]. В первую же минуту!

– Почему сразу не ликвидировали Заславского и Бусяцкого? – переспросил Яковлев. – Ты об этом, друг мой Серафим? На тот момент было невозможно. У нас не было точной информации. Вернее, была, но еще непроверенная. Не было оснований.

– Костя! – возмутился Чудинов. – Ты что – графа Льва Толстого, Николаевича, начитался? Когда еще проверять? После того, как он всех нас нафарширует свинчаткой?

– А как иначе? – поинтересовался Яковлев.

– Сделать то же самое, но первым. А потом и проверять, поскольку в только в таком случае ты можешь остаться жив! – отрезал Чудинов.

Яковлев неодобрительно покачал головой.

– Ты это всерьез, Серафим? Не радуешь ты меня, не радуешь… Сначала расстрелять, а потом у мертвеца спросить, не собирался ли он нас немножко пиф-паф? Я не уверен, что он тебе ответит.

– Костя! – сказал Чудинов. – Я тебя не узнаю. Тебя, верно, подменили. Ты разве забыл – это революция! Это война. Приходится стрелять первым. И в этот момент не важно, ошибаешься ты или нет – ты сам нас так учил! Потому что есть вещи более важные. Жизнь Заславского – пустяк по сравнению с тем, из-за чего ты сюда явился. Даже если бы Заславский оказался не врагом, рисковать все равно нельзя.

Неожиданно подал реплику Гузаков.

– Константин, тут сомневаться нечего. Серафим прав на все сто. Подумай сам: если сведения верны, то Заславский предатель и заслуживает пули немедленно. Но ежели сведения не верны и он задумал всего лишь провокацию, все равно Заславский предатель и заслуживает свои девять грамм в башку. Потому что он провоцировал нас на столкновение, чтобы мы, а не он, пролили первую кровь. Численный перевес все равно у него. И тогда руки у него будут полностью развязаны. Никто не сможет его упрекнуть или обвинить в чем-либо. Победителей не судили, не судят и судить никогда не будут. Разве мы уже не имеем права защищаться?

Яковлев рассмеялся.

– Превосходно! Замечательно! – воскликнул он. – Глафира Васильевна, – обратился он к Новосильцевой. – Посмотрите внимательно на этого человека, – он указал на Гузакова. – Перед вами новый калиф Омар. Только свой, сибирский. Еще будете гордиться таким знакомством.

– Ты чего? – обиделся Гузаков. – Какой еще омар?

– Омар, – внушительно подал голос Гончарюк, – есть морской рак. Большой. Европейский весит до двадцати фунтов, американский – до тридцати, и норвежский – так, мелочь: два фунта.

Яковлев расхохотался.

– Нет, я о другом Омаре. Тот – арабский правитель, жил полторы тысячи лет назад, большой друг пророка Магомета. Воевал почти беспрерывно сорок лет, разорил множество стран на Ближнем Востоке, в Малой Азии и в Северной Африке. Оставлял после себя курганы из черепов и выжженную землю. В общем, такой же мерзавец, как Александр Македонский или Наполеон Бонапарт. И при этом мастер казуистики, как и ты. Когда он захватил Александрию и наполовину сжег ее, к нему пришла делегация ученых, умоляя пощадить хотя бы знаменитую Александрийскую библиотеку – самое большое и ценное книгохранилище мира. И что он ответил? «Если ваши книги противоречат Корану, их надо сжечь. Если не противоречат, все равно надо сжечь, потому что в Коране все сказано!» Так-то вот, брат.

– Ну, уж слишком далеко ты заехал, Костя! – не согласился Гузаков. – Тоже сравнил!..

– В самом деле, дядя Константин, – подал голос молодой Зенцов, молчавший весь вечер, потому что не мог оторвать восхищенного взгляда от Новосильцевой и верил, что этого никто не замечает. – Хоть так, хоть этак, но Заславский решил нам помешать. Он ведь не рассчитывает на то, что мы подчинимся или сдадимся ему без боя? Конечно, нет! А вы как думаете, Глафира Васильевна? – слегка покраснев, обратился он к Новосильцевой.

– Почти так же, как и вы, – ободряюще улыбнулась она Зенцову, и он от удовольствия покраснел еще больше и совсем растаял.

– Глафира Васильевна считает, – сказал Яковлев, – что в нашей игре имеется еще один участник – сильный и полностью уверенный в себе. Скорее всего, из Кремля. У него другие цели. Она полагает, что конечном этапе операции нас за ненадобностью бросят в печку – как использованную ветошь.

– Вот видишь! – упрекнул Чудинов. – Глафира Васильевна понимает, а ты – нет.

– Фактов нет, кроме тех, о которых мы все знаем. Но их недостаточно для меня, – ответил он.

– Уход Заславского – самый важный факт, – заявила Новосильцева. – Но льщу себя надеждой, что о нас наши враги потом будут говорить как о павших героях. Или изменниках, которые убиты при сопротивлении, понеся таким заслуженную кару от отряда рабоче-крестьянской красной гвардии под командованием верного большевика товарища Заславского, который вовремя распознал врага… Бывший царь и его родственники и сопровождающие погибли от случайных выстрелов. Тут уж никто не будет виноват – на войне, как на войне.

– Думаешь, такого не может быть? – спросил Чудинов.

Яковлев размышлял еще некоторое время.

– На сегодня хватит, – произнес он. – Конечно, так или иначе, этот мерзавец не оставляет другого выхода. Он хочет крови – он ею захлебнется! Но надо еще раз всё взвесить. Для себя.

– Ну вот! – удовлетворенно сказал Чудинов. – Узнаю нашего бесстрашного боевика Костю Мячина!

– Выступаем ровно через два часа тридцать минут, – приказал Яковлев. – Порядок движения: в авангарде – пятьдесят человек под командой Зенцова и четыре ручных пулемета системы Томпсон. Два разъезда обеспечивают разведку на глубину пять километров в обоих направлениях. В центре поезда – тоже пятьдесят верховых, два томпсона. Старший – Чудинов. Николай Романов – непосредственно под моей охраной и контролем. Замыкает колонну отряд Гузакова. Ему придаются две тачанки с максимами и два томпсона. Тыл для нас наиболее угрожаем. Все! Вопросы? Нет? Каждый за свое дело!

Когда все поднялись из-за стола, он обратился к Новосильцевой:

– Вас, Глафира Васильевна, прошу еще раз пройти к Романовым. Посмотрите, что там и как.

Новосильцева бросила взгляд на матроса Гончарюка.

– Павел Митрофанович, у вас, наверное, свои неотложные дела?

Матрос широко улыбнулся. Пики его усов слегка отклонились в стороны.

– Самое неотложное дело, – заявил он, – проводить вас, Глафира Васильевна. Если позволите, – вполне аристократически шаркнул он тяжеленным «гадом».

– Конечно, позволю! – заверила она. – И даже потребую! Куда же я без вас…

– Это мы с огромным удовольствием! Прошу! – и матрос Гончарюк галантно пропустил даму вперед.

До губернаторского дома было всего около ста шагов. Но темень стояла кромешная. Ни один фонарь не светил. И лишь благодаря тому, что снег еще не сошел, а где-то за домами поднималась луна, дорога была немного видна.

Подойдя к дому, они обнаружили, что охраны у входа нет. Гончарюк забеспокоился. Деликатно, но решительно отстранил Новосильцеву и вошел первым. В вестибюле, у стены на диване мирно храпел солдат из отряда Кобылинского. Винтовка лежала рядом на полу.