
Воздушные замки
– Батя! Ба-а-ать…
И вот уже в симпатичной руке светлого ангела, появлялся небольшой топорик – черный, в буро-красных пятнах, со сверкающей полосой острозаточенной кромки. А сам магазин представал перед беднягой совершенно в ином свете – мрачная полутемная пещера, в недрах которой что-то скрипело, двигалось и пыталось выбраться наружу. Жуткое нечто отзывающееся на оклик «Батя».
– Он сейчас с похмелья – злющий как чертяка. Весь мир ненавидит… А я малолетка – он за меня, вообще, порвет, – скрипел настойчивым шепотом белокурый ангел из ада, и тут же резко – Ба-а-ать!!!
Что-то с грохотом упало совсем близко, прямо за стенкой.
– Да че ты?.. Я ж просто…Да ладно… – мямлила, заикаясь жертва, пытаясь подыскать нужные слова, в суматохе ужаса. – Да не надо… Я понял…Да че ты…
И через секунду старая дверь громко хлопала, за выбегающим человеком.
– Вы сдачу забыли! – Звонкий голос как ни в чем не бывало окликивал ретировавшегося покупателя. За прилавком снова стоял милый белокурый ангел, со светло-голубыми глазами и пухлыми губами бантиком. Топорик для мяса возвращался на разделочную доску и Алка шла в подсобку собирать пивные ящики, которые рассыпались, когда она дергала за веревку под прилавком, пропущенную по полу через сантехническую трубу в подсобное помещение, где конец веревки привязывался к нижнему ящику, а вокруг него стояли несколько таких конструкций – так можно было дергая, ронять по несколько штук. Страшный «Батя» так и не вылез, и не потому, что его не было, а потому, что уже второй год он был в вечно пьяном коматозе и редко из него выходил, и лишь только для того, чтобы мольбой или хитростью завладеть очередной бутылкой любого пойла с градусом.
Вадим спился сам того не замечая, с легкой подачи тети Вали. Его переселили в некогда бывшую мастерскую, которая со временем превратилась в хламовник заваленный масляными инструментами и рухлядью, а в углу, на грязном топчане, храпел не просыхающий, вонючий и небритый алкаш – невидимка.
Хозяйство тетя Валя загребла под себя, а Алка занималась магазином, отдавая ей всю выручку – копейку к копейке, согласно бухгалтерской книге. Тетя Валя не была злобной мачехой, как обычно описывают в сказках – она просто четко разграничила обязанности, не оставив места для душевной теплоты – каждый жил сам по себе, в своем крохотном мире и стараясь как можно реже соприкасаться с остальными домочадцами. Замкнутая система жизнедеятельности – холодная, расчетливая, в которой все зависят друг от друга, без привязанности, излишней заботы и нежности – суровый механизм существования по потребностям.
***
Магазин
– Черт, сиги закончились… – Угрюмо пробубнил Вовка.
– Возьми пачку, только не с прилавка, – томно потянулась Алка, вытащив ногу испод одеяла. – Я потом запишу.
Вовка напялил трусы, засунул босые ноги в галоши и пошаркал вглубь магазина:
– А без записи никак? – недовольным голосом протянул он, – мы ж почти родственники…
– Деньги любят счет! – звонко отрезала Алка, – потом еще перед Генеральшей отчитываться.
– А че, лихо пасет? – Вовка стоял в дверях и ногтями пытался открыть целлофановую обертку на пачке сигарет.
– Строгий учет – как в аптеке. – грустно отозвалась Алка, – Раз в неделю полный отчет, каждый месяц – ревизия. Так что ты не затягивай – долг платежом красен, скоро конец месяца.
– Да помню я, – скривился Вовка, вышел на заднее крыльцо и закурив сигарету сел на ступеньки, – батя должен денег прислать – сам жду.
– Зря ты к дядьке в помощь не пойдешь – какие-никакие деньги.
– Ну че ты опять начинаешь? Возиться в солидоле и масле, за жалкие гроши? – Ловким шлепком прибил комара на спине. – Ну, прям мечта всей жизни.
– Деньги не бывают «жалкие», они бывают либо свои-кровные, либо чужие. Либо их нет.
– Аль, не умничай, а… Тебе это не идет.
– А тебе идет?
– Мужик должен быть умным – это его прямая обязанность, как главы семьи!
– А баба, значит, должна быть тупой – помалкивать, улыбаться, варить борщи с котлетами и снимать обувь с хозяина после работы? – обиженно надула губы Алла.
– Да ладно, ну чего ты завелась-то? – Вовка скинул галоши и рывком залез под одеяло, прижавшись к голому телу подруги. – Давай лучше утренней гимнастикой позанимаемся, а?
– Да тебе только одно и надо…
– Куда ж без этого? Я нормальный «пацан» – у меня зов природы! Смотри какой…
– «Нормальные пацаны» подарки дарят и цветы, а потом в койку тянут…
– Будут тебе цветы… – Замурлыкал он и потянулся губами к ее шее.
– Фу, табачищем воняешь… – она отпихнула его с силой, так что он чуть не улетел с узкого топчана. – Отстань говорю, не хочу я…
– Да ё-моё, ну вот че ты опять завелась-то, как старый трактор? Водички попей, может полегчает…
– Сам пей, достал… – И она отвернулась к стенке.
– Аль… Ну Аль! – Володя начал водить пальцем по линиям ее спины, – ну не дуйся!
– Отстань ты! – Алла дернула плечом, как бы стараясь скинуть его руку с себя, в голосе слышались слезы.
– Ну ты чего, принцесса моя?
– Да ничего – надоело все!
– Что тебе надоело? Мы вместе, лето на дворе, солнце светит, птички поют – все отлично.
– Птички? Лето? – Алла развернулась, ее лицо было влажным от слез, покрасневший нос шмыгал, а голос дрожал: – да лето уже скоро кончится, а птицы улетят на юг, а ты … Уедешь в свой город, и я останусь здесь одна в этой глухомани. И вместо солнца будет серая слякоть, а вместо птиц – волки выть. И я никому тут не буду нужна…
– Аля, цветик мой – семицветик, да не расстраивайся ты так, я же приеду следующим летом.
– Да ты сейчас мне все что угодно наплетешь, лишь бы я тебе дала…
– Да брось ты…Я же тебя люблю!
– Ага, любит он… Поматросишь и бросишь. Приехал тут, с городскими понтами и думаешь, что все вокруг тупые чурбаны деревенские? Пыль в глаза напускал, а я уши развесила и прыгаю как обезьяна на веревке!
– Аля, ты че городишь? Какая обезьяна? Ты о чем вообще?
Алла резко села на кровати и злобно вперила красные полные слез глаза на Вовку, одеяло гармошкой сползло, обнажив упругую молочную грудь:
– Хватит мне лапшу на уши вешать. Скоро Гореловых выпустят, и ты сюда больше ни ногой. Ты думаешь – я этого не понимаю? Да они тебя на куски порубят и в лесу закопают, как только увидят. Поэтому, следующим летом, тебя здесь точно не будет. Это любому дураку ясно.
– Хмм…
– Че ты хмыкаешь? Ты действительно думаешь – я такая тупая, что не могу понять очевидного? Я для тебя просто телка, которую можно доить, пока дает…
– Да не так все…
– А как еще, Вова? Ты уедешь к своему богатому папаше в город и через полгода забудешь про мое существование. Пойдешь учиться на крутую профессию, потом папаша устроит тебя на сытую должность – бабки рекой потекут, семью заведешь, квартирку в центре города, тачку…А я буду гнить здесь, пока не сдамся и не выйду за какого-нибудь местного мудака только потому, что устану быть одной и ждать тебя, как дура. А потом он наштопает мне детей, сопьется и будет колотить нас и всю душу выматывать. А я, либо прибью его ночью, либо сама повешусь…
– Аль, ну ты че нагоняешься-то?
– Нагоняюсь? Да тебе правда глаза колет – мы же оба знаем, что я тебе не нужна – я просто развлекуха на лето. Такие, как ты, не женятся на таких, как я – деревенщинах. А ты знаешь, между прочим, что я всю жизнь мечтала быть художницей? Что я мечтала поступить в художественный институт – а потом рисовать мультики детям? Странно слышать такое от продавщицы – деревенщины? Да ты даже ни одного моего рисунка не видел…
– Ты сама не показывала, – возмутился ошарашенный Вовка.
– Да разве тебе это интересно? Ты ничего обо мне не знаешь… Сиськи и жопа – это все что тебя во мне интересует. Ну и бухла в долг перехватить. Да чем ты лучше любого местного обалдуя? Такой же тунеядец и проныра.
– Аль, да успокойся ты… Давай нормально поговорим – не гони так.
Алла вытерла мокрое лицо одеялом и немного поутихла. Вовка встал в дверном проеме и снова закурил:
– Да, может в чем-то ты и права – я не смогу приезжать в деревню, пока Гореловы будут тут. С ними все понятно… Нет смысла нарываться лишний раз.
– О чем я и говорила…
– Можно я закончу? Спасибо. Тебе еще семнадцать лет, и я не могу тебя забрать с собой! Ну, вот подумай сама – вот приедем такие к моим родичам – здрасьте, это мы! Мы любим друг друга и теперь будем с вами жить! Так, что ли? Да тебя этим же днем обратно отправят, даже чаю попить не успеешь. Или что – будем жить на улице? Счастливая бомжацкая семья? Ты считаешь, что я ни разу об этом не думал? Не искал варианты, да?
– Это все, на что хватило «умного мужика»– главы семьи? Других возможностей ты не нашел? Пфф…
– Ну давай, раз такая умная – посоветуй что-то лучшее. Может у тебя есть суперплан, а?
– А может и есть… – с вызовом откликнулась Алла.
– Ну, давай выкладывай – я послушаю.
– А почему ты не рассматриваешь вариант, в котором мы бы жили отдельно от всех в городе? Снимали бы жилье, учились – работали? Как все обычные люди. Или тебе гордость не позволяет слезть с папашиной шеи? Страшно от кормушки оторваться, боишься клювик обломать о самостоятельную жизнь?
– Алла, о чем ты? Кто тебя возьмет на работу, несовершеннолетнюю?
– Мне осенью будет восемнадцать, между прочим. Я могла бы подрабатывать в любом магазине – опыта хватит.
– А на что мы жилье снимем? Даже комната в коммуналке стоит денег, которых у нас нет. Батя мне точно ничего не даст – я даже не представляю, как он отреагирует на нашу затею. Выгонит пинком под зад и все.
– Слабак…
– Слышь, умная, ты за языком следи.
– Да ты только скулишь как дворняжка – папочка то, папочка се… А сам без папочки ничего не можешь. Да какой ты мужик…
– Так, успокоилась, я сказал. Я тебе о серьезных вещах… Ты думаешь, что все так легко и просто в этом мире? Я только из армии вернулся, у меня даже друзей в городе не осталось – ни перекантоваться, ни денег одолжить…
– Проблема только в деньгах?
– Да, моя милая – деньги правят миром. Есть деньги – нет проблем; нет денег: весь мир – одна большая проблема.
Алла вдруг сосредоточенно посмотрела на Вовку и тихо сказала:
– Есть у меня деньги.
– Да откуда – собственный магазин ограбишь? На недельную выручку? Ну разве что на билет до города хватит.
– Не ограблю – мы его сожжём.
– Че? – Скривился Вовка.
– Через плечо, – огрызнулась в ответ Алка. – Сожжём магазин – он застрахован.
Вовка задумчиво потер шею – та-а-ак…
– Ты думаешь, почему мы с Генеральшей так живем? Потому что мой папа, перед тем как скатиться в алкоголики, переписал все имущество – дом на нас двоих с Генеральшей, а магазин на меня одну. Поэтому она меня и терпит – мой магазин хоть какие-то деньги дает, а выселить меня не может, пока я несовершеннолетняя, но как только стукнет восемнадцать – дом продаст и купит мне какую-нибудь халупу на окраине и вышвырнет вместе с отцом-алкоголиком.
– А магазин?
– А что ей магазин – старая рухлядь, которая еле на плаву держит – миллионы не приносит, летом еще как-то вывозит, а зимой совсем тухло – еле концы с концами сводим. Хорошо хоть в минус не тянет.
– А страховка большая?
– Хватит, чтобы переехать в город.
– И как ты хочешь его спалить, что бы никто ничего не понял?
– А вот это, мой дорого́й, уже на твоей совести – ты же у нас мужик, вот и покумекай своей умной головой.
– Пфф… – Шумно выдохнул Володя и недоуменно поскреб затылок пятерней. – Тут надо подумать.
– Ага, только не затягивай шибко… – Поднажала Алка. – Там еще с выплатой возни будет – замотаешься. До конца лета успеть бы…
***
Спустя два дня Вовка заехал в магазин и втащил через задний вход три железных канистры по двадцать литров каждая.
– А это еще что? – задрала бровь Алка.
– А ты все уничтожить хочешь – подчистую? – Хмуро отозвался Володя. – Водку, консервы и колбасу хотя бы припрячем. Глупо добро губить.
– Пхах… И ты думаешь, что у меня здесь столько водки имеется? Да тут от силы три-четыре ящика наберется… Я так много не держу – не универмаг.
Володя удрученно вздохнул и присев на канистру достал сигарету:
– Это сколько выйдет? В литрах если?
– Двадцать на три, по пол-литра – тридцать литров. – Профессиональным тоном продавщицы отчеканила Алла.
– Ты же сказала – четыре ящика?
– А народу я что продавать буду? Ты пока собираешься – мне мужикам родниковую воду предлагать, что ли? Ящик оставлю на реализацию.
– И надолго его хватит? – Погрустнел Вовка.
– Зависит от дней недели: на выходных полностью уйдет; на буднях – дня четыре.
– Так сегодня же четверг?
– Ага! Рекомендую поторопиться.
– Да чего ты гонишь-то? – Он огрызнулся. – Поспешишь – людей насмешишь!.. А в нашем случае – вообще, на нары загремишь!
– Ой, не надо только ныть, – закатила глаза Алка. – Тебя папка вмиг отмажет, не впервой, знаем. А вот ты сейчас полмагазина вынесешь, а потом я людям что скажу – неожиданно все кончилось и тут, случайно, магазин сгорел? Я же не совсем дура, Вова. Сделай так, чтоб никто не подкопался. Чем-то придется пожертвовать – не жмотничай.
– Тебе самой-то не жалко? Вы же за это заплатили уже?
– МНЕ! ИЗ ЭТОГО! НИЧЕГО! НЕ ЖАЛКО! – словно молотком по пальцам пробила неожиданно разъярившаяся Алка. – Ни одной копейки этой мрази!
– Ладно-ладно! Ты чего? Вон вся красная какая – выдохни уже!
Алла неожиданно сделала шаг к Вовке и прижав его голову к своему животу, начала с настойчивой нежностью теребить волосы руками:
– Володька, милый… Я так устала здесь… Забери меня, пожалуйста, а?.. Не могу я с этой мразью больше… Просто сделай все хорошо, и мы сможем уехать отсюда навсегда. Пожалуйста, хороший мой – ты же умный… И сильный… И храбрый… И…
– Ла-а-адно! – Вовка зарделся и обхватив Алку двумя руками схватился за ее ягодицы. – Солдат ребенка не обидит: сказал – сделает!
– Когда?
– Сегодня! Ночью будем вывозить.
– А куда?
– Есть одно местечко, сейчас поеду-гляну! – Он встал и собрался уходить.
– Володя…
– А?
– Ты же понимаешь, что, кроме нас двоих, об этом никто не должен знать? Здесь такие тайны долго не держат…
– Ты меня совсем за идиота не держи, да? В лесу все спрячем, в заброшенной сторожке.
– Ладно… Просто страшно мне до жути…
– Не боись, ты же со мной! – теперь уже Вовка притянул Алку к себе и смачно впился в ее губы. – Только завязывай уже про батю моего говорить – я сам по себе и мне никто не поможет, поняла? Вместе плывем – в одной лодке, вместе и потонем.
– Сплюнь, глупенький!
Вовка сплюнул и три раза постучал по лбу и, прихватив лишнюю канистру, вышел.
***
– Дядь Игорь, а здесь, вообще, охотники есть?
– Откуда ж, Вов? Я не любитель; Серега из двадцать четвертого тоже… У Валерки когда-то двустволка была, но он ее давно пропил…
– Ну а в соседних деревнях? На всю округу ни одного охотника совсем?
– А ты никак в охотники решил податься? – подхватила тетя Света, разливая душистый кроваво-красный борщ по тарелкам. – В армии не настрелялся, что ли?
– А почему нет? – Весело отозвался парень. – Стрелять я умею и люблю…
– А зверей тебе не жалко совсем? – Скуксила гримасу тетка, – У них же детки малые…
– Люди всегда охотились – это наша сущность и право сильнейших! – Гордо заявил Вовка. – В природе же как: либо ты охотник, либо добыча.
– Кто тут сильнейший? Ты попробуй на медведя без ружья выйди… – Усмехнулась женщина. -Да что там медведя – хотя бы на кабана с дубиной! Вот тогда ему и покажешь – кто тут сильнейший!
– А чего сразу на медведя? Я может на косулю собрался, или тетерева какова…
– Тебе что, жрать нечего? Люди охотились, чтобы есть. Вот тебе суп – жуй! – Вспылила Светлана. -А если так руки чешутся— завтра курицу заруби – тебе тетерев, а нам ужин. Хватит сил?
Володька нахохлился и, уткнувшись лицом в тарелку, с шумом начал хлебать горячий суп.
– Ты знаешь, Володь, – по-отечески поддержал парня дядька, – у нас просто не самые удачные условия для зверья – одни поля вокруг. Конечно, нет-нет, да пробежит кабанчик или косуля, но, это больше исключение… Птица в основном мелкая – там и для кота маловато будет – зря загубишь. Вот по осени – косяки летят – «стреляй – не хочу»!
– Мм… – Промычал Вовка в ответ, всем видом выказывая разочарование.
– На охоту далеко ехать надо, за область. Здесь лес редковат. Ты лучше рыбалкой займись – вот речка у нас отменная. Не Дунай, конечно, но прокормит с лихвой!
– Ага…
***
– Вовик, а далеко толкать-то? Тяжелая зараза!!! – Взвыла, наконец, Алка. – А по дороге никак нельзя было? Темно же уже…
– Толкай…
– Ну, Вов… Ну не могу я больше…
– Давай до тех кустов и там остановимся…
Тяжелый мотоцикл, до отказа забитый продуктами, резко вставал и не хотел двигаться, как только наезжал на камень, или торчащий корень на узкой тропинке. В темноте невозможно было маневрировать, но две темные фигуры упорно продолжали его толкать, тяжело отдуваясь и чертыхаясь. Наконец, они заехали за пышные кусты сирени и остановились отдышаться.
– Дальше я поеду один, а ты иди домой…
– А как ты сам потом?.. В лесу, поди – глаз выколи.
– Разберусь – у меня фонарь есть.
– Так, а чего ты его раньше не включил? – Алка возмущенно пыталась перевести дыхание.
– Аля, ну не тупи, а?! – Огрызнулся Володя. – Если бы кто увидел, как мы тут корячимся, не дай бог решил помочь. И что бы ты ему сказала?
– Да здесь никто в такое время не шляется – все давно дрыхнут по домам. – Огрызнулась в ответ девушка. – Давно бы уже уехал.
– Иногда лучше перебздеть, чем недобздеть! – Строго отрезал Вовка, вспоминая историю двухлетней давности. – Я погнал, а ты дуй домой. Завтра будет сложный день. Главное – без нервов!.. И все получится!
– Слушаюсь, мой генерал! – Алла чмокнула его в щеку. Взревел заведенный мотор и Вовка, оседлав его, врубил фару – мощный свет залил всю округу. Алка только успела крикнуть «Удачи», и тяжело груженная махина сорвалась с места, оглушая окраину деревни мощным ревом.
Еще пол ночи Вовка сгружал продукты в старую— заброшенную сторожку, одиноко покосившуюся на опушке дальней лесополосы: две канистры с водкой, слитую без разбора из большей части бутылок, палки копченой колбасы и головки сыра, консервы, печенье и шоколад с конфетами – все ценное, что можно было тайком спасти и не бояться, что оно испортится в полусгнившей лачуге.
***
– Ты вату принесла?
– Да, вот…
– А спирт где?
– В подсобке, сейчас принесу.
– А сразу не приготовить было?
Алка уже ушла, аккуратно – по памяти, обходя в темноте все углы и препятствия. Володя стоял возле старого электрического счетчика в торговом зале, фонарик на голове освещал ветхую проводку. Он нащипал легкий пучок ваты и пытался успокоить нервно дрожащие пальцы. Нужно было аккуратно подсунуть эту вату за провода, но сначала обрызгать все спиртом – спирт выгорит и не оставит следов, в отличии от бензина, а вата поможет огню продержаться пока он не разгорится на старых обоях как следует. Да где же эта Алка провалилась?
В темноте нащупав замочную скважину двери в подсобку, Алла аккуратно вставила ключ и повернув два раза толкнула дверь, предварительно приподняв ее за ручку, чтобы та не скрипела на просевших петлях. Дверь пошла, но в какой-то момент во что-то уткнулась и встала. Алка чертыхнулась и надавила посильнее плечом – дверь с трудом поддалась. Послышалось короткое мычание, какое-то причмокивание и за дверью кто-то грузно заерзал. Алка напряглась всем телом замерев. Все затихло. Через полминуты тишины девушка все же решилась протиснуться внутрь.
– Только бы не медведь… Господи, только бы не медведь!!! – взмолилась про себя потная от страха Алла. В подсобке воняло перегаром и было слышно, как кто-то глубоко дышал похрипывая. Алла отодвинула край плотной занавески и впустила блеклый лунный свет внутрь – он упал на предметы серыми тенями, озаряя лишь силуэты. Вполне достаточно, чтобы распознать на топчане человеческое тело, развалившееся в раскоряку – одна нога свешивалась и подпирала дверь ведущую вглубь магазина, левая рука свисала, а правая была закинута под голову – на топчане спал пьяный Алкин батя.
Он проник в магазин с заднего входа, надеясь обнаружить в подсобке хоть какой-то алкоголь на хранении. Это был вариант «НЗ», после которого, Вадику обычно прилетало от домашних. И именно сегодня его как раз прижало, и он решил воспользоваться планом «Б».
Не найдя в подсобке ничего сто́ящего, Вадик попробовал вломиться в торговый зал, однако, плотность двери была выше плотности тщедушного тела алкоголика и больно тюкнувшись о твердое деревянное полотно, он откинулся назад, завалившись спиной прямиком на небольшое лежбище. Решив дать себе немного времени и отдышаться, он через пять минут уже благополучно дрых, неаккуратно развалившись – как упал, так и заснул.
– Сука, ты… И мразь! – Алка уселась на пол и вытерла рукавом накатившие слезы. – Ненавижу тебя. Тряпка поломойная… Ну почему, ты все время всем всё портишь?
Она посидела еще минутку, собираясь с мыслями, а потом схватила банку со спиртом и выйдя в зал – заперла за собой дверь на ключ.
Магазин горел ярко и долго. Тушили всей деревней – бабы, причитая, бегали с ведрами, а мужики покрякивая и тяжело дыша подхватывали перегоревшие балки и доски баграми, оттаскивая их в сторону; но все было тщетно – слишком старым было здание и в один момент почерневший остов обрушился, обвалив за собой остатки ветхих стен и последний раз, вспыхнув снопом искр до самого темного неба – обжег высоко висевшие звезды.
***
– Почему ты все время молчишь? – Не выдержал Вовка. Он уже вторые сутки был взвинчен донельзя – нервы совсем сдавали, и он постоянно курил, одну за одной, сигареты. – Тебе что – все равно?
– Нет… – Помедлив и еле слышно ответила Алка.
Они сидели на краю леса, облокотившись спинами на покрытые мхом валуны, когда-то стащенные сюда с полей. Их сложно было различить на общем фоне – люди и камни были одинаково серыми, и вместе, как одна неразделимая и молчаливая группа, упорно смотрели в бесконечно уходящее в горизонт поле.
– Он же твой отец…
– Да…
– Ты даже не плачешь…
Алка упорно продолжала смотреть вдаль, а вся ее поза и взгляд, отражались в печальной монументальности и весь её вид выражал немую скорбь, которая бывает, только когда человек перенес невыразимую боль, принеся в жертву нечто глубоко сакральное. Что можно было сказать ему – этому никчемному, эгоистичному трусу, который только скулит разрываемый страхом изнутри. Что может понять этот маленький, глупенький пацанчик, все мужество которого сводится к мелким хулиганствам? Что он может видеть и замечать, кроме своего бешено бьющегося в истерике, маленького сердечка? Как он сможет это все понять? Если он даже сам не понимает – о чем спрашивает? Глупые вопросы – глупого, незрелого мальчишки.
– А зачем плакать? Разве слезы смогут что-то вернуть?
– Ну, это как-то ненормально – не плакать, когда умер твой близкий… – Вовка никак не мог собраться и его голос из нарочно спокойного, нет-нет да взлетал на истерические высоты. – Это же мы виноваты…
– Сам виноват. – Слишком спокойно парировала Алка. – Нечего было влезать куда не следует.
Володя резко повернулся и вперил взгляд на подругу, глаза его были дикими и красными: – ты же была там! Как ты, вообще, могла его не заметить?!
Алла молча пожала плечами.
– Я помню, – продолжал Вовка, – ты еще пропала надолго. Я тогда подумал, что ты передумала…
На самом деле, в тот момент – сам Вовка уже передумал, но, когда он окончательно созрел до этой мысли, неожиданно и как-то слишком резко появилась из темноты Алка и так решительно стала подгонять весь процесс, что у него просто не хватило духу признаться в своей слабости.
– Ты же вышла совсем не своя – другой человек. Я тебя такую не знаю… Ты и сейчас такая – как робот…– Алка продолжала молчать, только лицом стала серее. – Мы сожгли человека… Твоего родного отца! ОТЦА!!! А ты даже слезинки не проронила… Ты… Ты нормальная вообще?
– Да что ТЫ сам знаешь о нормальности, вообще? – Взвилась, наконец, девушка, и ее слова полились как пули из крупнокалиберного пулемета, разрывая в клочья всё, что было у нее на пути. – Ты жалкий мальчишка, который вечно прячется за папкину спину. Поэтому ты сейчас так плачешь, о моем папашке? Тебе просто страшно, от одной мысли, что твоего отца вдруг не станет, да? Кто тогда будет помогать тебе и вытаскивать из всего дерьма, в которое ты постоянно влезаешь… Думаешь, ты герой, потому что в армии побывал? Ага, как бы не так… Всем известно, что ты просто сбежал, поджав хвостик… Тупо отсиделся… Хотя, чем это лучше – чем тюрьма? Просто чтобы в ментовке не было на тебя дела, так?.. Что бы жить с чистого листа, да?