Душегуб

– Что-то случилось, Алексей Иванович?.. – спросила Борец с порога, но не дожидаясь ответа и несмотря на свои годы – была уже пенсионного возраста – живо подскочила к Нексину и забрала у него портрет. – Извините, я должна была сразу предложить свою помощь, чтобы подсказать что-то по кабинету, но постеснялась.

– В таких случаях не надо стесняться, а делать всё как положено, – сказал сухо Нексин. – Чертт-е как прибили гвоздь!.. Кто так вешает тяжелую раму со стеклом?.. – Он отошел в сторону и отряхнул с пиджака пыль, а когда снова повернулся к секретарю, то увидел, что она от страха или от растерянности продолжает стоять как вкопанная, держа портрет на вытянутых руках. – Что, так и будете его держать? – сказал Нексин. – Да положите же вы этот портрет и позовите уборщицу, чтобы прибралась.

– Я сама, – сказала Борец, приставила к стене портрет и мигом выскочила из кабинета, тут же вернулась с веником и совком в руках.

– Почему вы, а не уборщица?

– Вера Сизова отсутствует, но только на часок, корова у нее телится.

– Какая еще корова?..

– Слива… так ее кличут… корову… теленок у нее будет…

Было заметно, что Борец еще сильнее испугалась строгого, почти гневливого тона директора, который ей не приходилось слышать от прежнего директора. Она сжалась в ожидании следующего вопроса. Невысокая, полная, с простой короткой стрижкой, из-за чего голова казалась маленькой, но большим ртом на широком и скуластом лице со скошенным подбородком, секретарша показалась Нексину похожей на лягушку, какую рисуют к сказкам.

«Хорошо, что она некрасивая, – подумал Нексин. – Симпатичная секретарша, конечно, неплохо, но небезопасно, потому что близкие отношения с сотрудницей – это первый признак глупости и слабости руководителя». Ему нравилась эта мысль. Он на мгновение представил себя со стороны в этом убогом кабинете с его аскетической обстановкой, рядом с чудаковатой женщиной, и неожиданно громко рассмеялся. Борец, пытаясь понять его, тоже улыбнулась, но у нее получилась гримаса.

– Хорошо, Нина Викторовна, – сказал Нексин, – уберите сегодня сами, но в последний раз, на будущее запомните, что каждый должен заниматься своим делом, иначе не будет порядка, а я должен знать всегда: кто, куда и на какое время отлучается. Заведите для этого журнал. Да, вот еще что… Подмести будет недостаточно, на полу много пыли, нужно его помыть, и еще – пусть вынесут кадушку с лимонным деревом.

Когда она все убрала и собралась выйти, Нексин жестом ее остановил и спросил, указав на раму, почему именно этот портрет висит в кабинете. Борец, успокоившись немного после несколько неудачного знакомства с директором, сказала:

– Павел Иванович, наш прежний директор, должно быть слышали о нем, был участник войны. Он когда-то лично видел маршала, говорят, был даже знаком с ним; для директора маршал был непререкаемым авторитетом, поэтому здесь и висит портрет.

– Хорошо, – сказал Нексин, – для меня он тоже большой авторитет, но есть определенные требования к присутственным местам государственных предприятий, поэтому давайте уберем портрет, передайте его, например, в школу, а сюда нужно купить российский флаг.

– Я все сделаю, как скажете, Алексей Иванович. Тогда унесу отсюда и другие портреты. – С этими словами Борец полезла за платяной шкаф и вытащила оттуда еще три пыльные рамы с портретами Ленина и двух покойных генеральных секретарей.

– Что это? – удивился Нексин.

Борец стушевалась:

– Грешно будет сказать, но Павел Иванович, когда приезжала какая-нибудь комиссия из области, убирал портрет Жукова, а вместо него вывешивал генеральных секретарей, но так как они умирали один за другим, вывешивал портрет Ленина. Последний раз, то есть перед кончиной, Павел Иванович как вернул на место Жукова, так его портрет и оставался на стене до вашего прихода.

– Очень оригинально! – сказал Нексин, которому совсем не понравилось то, что рассказала Борец. И он вспомнил недавнюю встречу с Баскиным, который говорил «о пределе человека на земле». Нексину попалась снова на глаза сова, и он спросил:

– Это чучело тоже что-то означало для покойного Павла Ивановича?

– О да! – оживилась Борец. – Директор был заядлый, лучший, говорят люди, охотник в округе. А этот филин известный, можно сказать, трофей. С ним связана одна история, которая произошла довольно давно, я сама еще здесь не работала, училась в техникуме, но этот случай у нас знают все.

– Когда же это было?

– Ну, лет тридцать назад.

Нексин чуть не присвистнул от удивления, посмотрел с некоторым уважением на чучело.

– И что же тогда случилось? – сказал Нексин, опустившись в кресло. – Нина Викторовна, присаживайтесь, что стоять.

Борец стала рассказывать:

– В начале семидесятых здесь почти не было автомобилей, в основном тракторы и трелевщики леса, а народ, когда нужно куда-то поехать, пользовался лошадьми. Вы, наверное, еще не знаете всех сел и деревень в округе, но была раньше у нас деревня Цыбино, жителей в ней уже нет, теперь у лесхоза там самый дальний кордон. Дорога туда ведет все время лесом. И вот как-то в начале лета начали происходить странные вещи: стоило кому-то проезжать на лошадях, запряженных в бричку или телегу, по дороге на Цыбино, как из лесной чащи раздавался плач… Да, да! Самый настоящий плач, причем ребенка. Плач быстро переходил в страшный крик и хохот. Был он до того жуток, что лошади от страха чуть не выпрыгивали из оглобли, невозможно было остановить; случилось даже, что лошадь перевернула телегу и покалечила человека. Плач и вопли были такие душераздирающие – мороз по коже, – что паника охватывала не только животных, но и людей. Пошли самые невероятные слухи и истории, одна другой краше. Что только не придумывали: и о лесном человеке-невидимке, и, само собой, о чертях-леших, а также неприкаянной чьей-то душе. Последнее утверждение было, пожалуй, самым верным. Дело в том, что, как потом вспоминали, именно по этой дороге в том же году по весне в больницу один старик вез свою невестку с тяжелобольным внуком. Ребенок всю дорогу сильно плакал. Его так и не довезли, он умер… Одним словом, народ стал бояться ездить по той дороге, либо в поездку старались отправляться не в одиночку, а сразу по нескольку человек. Происходило это не каждый раз, иногда все было спокойно, начинали успокаиваться, но потом все повторялось. Понятное дело, раньше суеверными были жители в деревнях, а наши образованные работники из конторы лесхоза в чертовщину не верили, но и объяснить происходящее не могли. И тогда, чтобы прекратить все разговоры, Павел Иванович как-то сам и отправился в лес с кем-то из лесничих. Потом рассказывали, что где-то на половине пути в Цыбино услышали тот самый, как его назвал потом Павел Иванович, кошмарно-жуткий крик. Лошадь, шедшая до того спокойно, понесла, лесничий еле удерживал ее, но крик продолжал их преследовать откуда-то из чащи. В какой-то момент Павел Иванович увидел, как через дорогу перелетает птица с крыльями огромного размаха; но при этом летела легко и бесшумно. Она исчезла среди деревьев и густых веток, не натыкаясь на них, на другой стороне дороги. Он определил, что это был филин. Павел Иванович спрыгнул с телеги и дальше двинулся пешим, а лесничего, который держал лошадь, попросил подстегнуть ее. Как только лошадь пошла и заскрипели уключины колес, почти сразу с той стороны, куда перелетела птица, раздался плач, переходящий в жутко-кошмарный крик, временами похожий на хохот. И Павел Иванович выследил-таки в ветках пихты этого филина. Он потом рассказывал, как филин, совсем не боясь его, стал дрожать, фыркать и щелкать клювом, набирал воздух, надуваясь взъерошенным шаром из перьев, и издавал те самые страшные звуки. Когда птица пыталась взлететь, он ее подстрелил. Экземпляр был настолько хорош – очень крупная ушастая сова, – что из нее заказали чучело… Теперь оно перед вами…

– И что было дальше?

– Ничего. Плач, похожий на плач ребенка, и жуткий крик с того времени прекратился. А неподалеку позднее там же нашли и гнездо совы, оно было устроено прямо на земле в корнях упавшей старой ели.

– Очень любопытно, – сказал Нексин. – Неужели плач умершего ребенка и такое странное поведение птицы как-то связаны?

– Я восхищена тем, что вы очень все правильно подметили. Именно к такому выводу тогда и пришли. Кто-то узнавал у специалистов, и они подтвердили, что филин мог наблюдать трагедию на дороге, лошадь, тянущую повозку, в ней больного ребенка, главное, запомнил плач, а потом стал его имитировать каждый раз, как только снова видел на дороге повозку с лошадью. В этом нет ничего необычного, мы можем подобное подражание наблюдать среди многих птиц и животных, филин не исключение.

Нексин от похвалы, что правильно увязал крик совы с плачем ребенка (похвалы неожиданной, что делало ее вдвойне слаще), приятно потянулся в кресле. Он любил такие комплименты, гордился собой, что его оценивали, как незаурядного человека. Он поблагодарил Борец за рассказ о филине, а когда она вышла, задумался о своем.

Нексин совсем не знал коллектив, с которым предстояло работать. Сотрудников в нем было около ста человек, и он понимал, что каждый из них оставался самим собой, со своими интересами, потому с каждым следовало работать отдельно. Нексин знал много приемов общения с людьми, о чем писалось в умных книжках, но то была теория, он же по опыту понимал, что лучше всего действуют давно проверенные приемы, которые были, есть и будут среди людей. Для этого следовало знать прежде всего, кто из них что думает, что за душой имеет. Нексин понимал, что всякий подчиненный выполнит свои обязанности и без него, потому что выполнял и до него, и будет выполнять какую-то техническую работу тогда, когда его, Нексина, не станет здесь, но влиять на подчиненных не сможет, если не будет знать настроение каждого из них. На этом принципе (в этом Нексин был убежден) построена организация любого управления – от небольшого коллектива до целого государства. У государства для обслуживания власти есть целый аппарат самых разных органов, начиная от специальных служб и до правоохранительных, задача которых заключается вовсе не в охране прав граждан, как декларируется, а обеспечении возможностей для власти управлять гражданами. Нексину для этого не нужно было многого, достаточно одного-двух наушничающих, чтобы знать, что происходит в коллективе. Это была первостепенная для него задача в лесхозе, поэтому, разобравшись с филином, который ему понравился тем, что умел держать в страхе дураков, Нексин через десять минут по внутренней связи вызвал к себе Борец. Она вошла в кабинет в этот раз осторожно, вся во внимании, и покорно остановилась у двери.

– Нина Викторовна, мне нужны папки с личными делами сотрудников, подберите их и занесите мне. Можете прямо сейчас.

– На лиц инженерно-технического персонала? – спросила Борец.

– Я прошу дела всех сотрудников без исключения, в том числе уборщицы конторы или рабочего участка пилорамы.

– Но у нас есть личные дела только на инженеров и техников, на остальных заведены простые карточки, ну и… есть разные там приказы в нарядах.

– Непорядок! – Нексин встал из-за стола и прошелся по кабинету. – Теперь заведите дела на каждого работника; напишите мне на всех характеристики, попросите также начальников написать характеристики на своих подчиненных… Не удивляйтесь!.. Я потом их сравню. В деле должны быть также автобиографические справки, изложенные самими работниками… Ну и так далее… К вам что, никогда и никто не обращался с такими вопросами?.. Мне это даже странно… Может быть, Нина Викторовна, вам что-то непонятно по моей просьбы?..

– Я все поняла, – сказала Борец. – Имеющиеся дела занесу прямо сейчас.

Борец вышла от него слегка огорченной их диалогом, но скоро загадочно улыбнулась, подумав о некоторой доверчивости, если не наивности нового директора. Конечно же, к ней не раз и не два обращались с самыми разными вопросами из ведомств, которые не могут обходиться без официантов, таксистов, секретарш, тем более руководителей отделов кадров, – той категории работников или служащих, которые больше всех слышат, видят и знают о своих коллегах. Борец очень быстро исполнила часть указания директора – занесла ему кипу скоросшивателей, пошла было к выходу, но остановилась в нерешительности.

– Хотите что-то спросить? – сказал Нексин.

– Да. В бумагах невозможно все отразить, поэтому если нужно… – Она опять замялась.

– Вот тогда вы мне и расскажете о каждом такое, что не всегда бывает удобно изложить на бумаге в личном деле, – сказал спокойно Нексин.

– Именно это я и хотела сказать.

– Договорились!..

– И еще… Уже время обеда… У нас, как вы видели, есть своя небольшая столовая.

– Спасибо, Нина Викторовна. Что-то не хочется пока. Этот вопрос мы еще обсудим, наверное, завтра. Предупредите в столовой, что у них буду прямо с утра. А сейчас, пожалуйста, сделайте мне чаю, я должен заняться документами.

Нексин стал читать одно за другим личные дела сотрудников лесхоза. Это было для него привычно еще с прежней работы, по которой соскучился, и он теперь с увлечением занялся любимым делом. Так началось его знакомство с работниками лесхоза. Он внимательно рассматривал имеющиеся фото, читал приказы о поощрении и наказании, просматривал дипломы, характеристики, всевозможные справки… Это он считал для себя всего важнее, отложив вопросы производства, о которых ему немного успел рассказать главный инженер.

Перебрав к концу рабочего дня два десятка папок с личными делами, Нексин решил, что более подходящего кандидата на «своего человека» в лесхозе, чем Борец, нет. «Работает она здесь давно, – думал он, – а это значит, что хорошо знает каждого работника, ведь неспроста намекнула, что готова дополнительно предоставить информацию по каждому сотруднику. Опять же она некрасивая, поэтому, скорее всего, завидует красавицам сотрудницам и готова уже за одно это им мстить; а с другой стороны, следуя поговорке «Не родись красивой, а счастливой», должна сильно стараться, чтобы не потерять то, что имеет, – свою должность, которая ей, видимо, дороже всего на свете. Для этого должна выслуживаться, быть, если нужно, угодливой». Одним словом, Борец ему вполне подходила.

Часы показывали, что рабочий день закончился; за окном начало темнеть, и Нексин включил электричество. В сумрачном кабинете, окна которого выходили на лес, стоящий стеной в полусотне метров от конторы, было очень тихо. Никто его во второй половине дня ни разу не побеспокоил, не зазвонил телефон на столе. Нексин знал, что это Борец не позволила никому заглянуть, и такая мелочь, как и то, что обстановка здесь полностью зависит от него, директора лесхоза, что все и дальше будет, как он скажет, ему очень понравилась. Он осторожно вышел в приемную и увидел, как Борец, уставшая от его бесконечных требований, навалившись на стол, дремлет. Услышала Нексина и, резко вскочив, выпалила:

– Алексей Иванович, к вам хотели попасть наши сотрудники, что-то случилось с рабочим-лесорубом, травмировал то ли руку, то ли ногу, но говорят, что не сильно… Могу для вас уточнить… Но я сказала, чтобы сначала решали все с главным инженером… Еще звонили с телевидения. Корреспондент – это была женщина, – простите, не успела записать ее данные, сказала, что планирует приехать к нам, чтобы снять сюжет о лесхозе и взять интервью у директора. Я всем сказала, что вас нет, все вопросы завтра.