– Вот эта упряжь?
– Это изобретение, мама, называется бюстгальтер…
Уединившись, наконец, в комнате, реципиент и внедренец расслабились.
«Слава богу, мама загорелась. Теперь не отойдет от машинки, пока не сошьет приемлемые образцы»
«Замечательная у тебя мама, одна на миллион. А ты боялся: не уговорю…»
«Лишь бы модистка эта ее поддержала, выгоду обоюдную поняла…»
«А у нее дочка есть?»
«Есть, еще вреднее Катерины…»
«Ну, какая Катенька вредная, только на язычок иногда, для оживляжа… Вот она этой дочке новинки на себе и покажет. А та потом с маман ликбез проведет…»
«Никак не могу привыкнуть к твоим словечкам: что еще за ликбез?»
«Ликвидация безграмотности: ее лет через 20 социалисты по всей России проводить будут – если мы с тобой не помешаем»
«Двадцать лет еще прожить надо…»
«Мой опыт говорит, что после двадцати твои годы полетят все быстрее и быстрее… Ну, хватит прохлаждаться, тебе сейчас предстоит написать первую главу повести «Смок Беллью». Или всю заботу о семейном благосостоянии ты на материны плечи возложишь?»
«Ладно, сейчас достану бумагу и чернильницу с ручкой. А что за странное название повести: если Беллью сойдет за французскую фамилию, то «смок» – слово английское и означает, вроде бы, дым или курильщик?»
«Смок – это тоже из жаргона, только теннисного, и означает оно «резаный мяч». То есть «крученый», что по смыслу книги ближе: «Крученый Беллью» ! Ну, что, из сознания моего будешь брать или мне просто тебе начитывать?»
«Начитывать проще, конечно. Как диктант в школе…»
«Тогда слушай…»
Глава третья. Что сказал редактор и на что клюнул сапожник
Неделю спустя, в понедельник, Сергей Городецкий (с подселенцем Карцевым) появился часам к 10 утра в редакции «Енисея». День этот был выбран Карцевым намеренно как наименее суматошный: после воскресного выпуска и за день до «срединного». По такому случаю Сережа организовал себе отгул, отработав за понедельник в воскресенье, под руководством бобыля-трудоголика Ильи Николаевича.
Пришел он, естественно, не с пустыми руками, а с полным «переводом» шедевра Джека Лондона. На входе в редакцию его ожидаемо (разведчик Карцев предупреждал) придержал сидящий на табуретке седоусый вахтер казацкого вида:
– Извиняйте, молодой господин, Вы по какому делу в редакцию?
– Я хотел бы говорить с главным редактором, господином Кудрявцевым.
– Извиняйте, а по какому делу?
– Я принес материалы, которые, надеюсь, покажутся ему интересными…
Лишь после дотошной проверки паспорта («Мещанин Городецкий, значит? Сергей Андреевич? А в папке материалы, значит? Сумку-то здесь оставьте, не пропадет…») казак позволил войти в заветную дверь. За которой оказался второй цербер, на этот раз женского пола: пышноватая круглолицая блондина лет 25, в тесном жакете, из-под которого выглядывала крепдишиновая блузка, и в длинной свободной юбке, почти скрывающей кожаные ботинки. Она выжидательно подняла глаза на посетителя.
– Здравствуйте. Егор Федорович у себя?
– У себя. А что Вы хотите?
– Я к нему с предложением, от которого он не сможет отказаться.
– Предложение? Вы что, посредник от Гадалова? Хотя молоды больно… Или Вы с рекламой? Тогда это ко мне…
– Не посредник и не реклама. Так позволите?
– Сейчас я спрошу…
И она скрылась в смежной комнате.
«Вот мурыжат! – заворчал Карцев после пяти минут ожидания. – Во все времена палки в колеса авторам ставят…»
Тотчас дверь открылась, и барышня позвала сладким голосом: – Проходите, пожалуйста.
Войдя в следующую дверь, Сергей наткнулся на любопытные взоры четырех сотрудников редакции, всех с интеллигентными бородками: высокого, представительного, подвижного и лысого.
– Егор Федорович? – вопросительно обвел он всех взглядом.
– Вот он я, – откликнулся подвижный. – Что за предложение такое? Вы автор, что ли?
– Не совсем. Предложение для вашей газеты может оказаться очень прибыльным. Но, может быть, мы обсудим его с Вами наедине?
– У меня от своих сотрудников секретов нет! Впрочем… Проходите в мой кабинет…
И открыл очередную дверь.
Кабинет оказался небольшим, об одном окне: в нем помещались письменный стол, четыре стула вокруг него и два шкафа по стенам. Редактор обошел стол, сел по центру, указал посетителю стул напротив и, оглядев его с большим сомнением, проронил: – Слушаю Вас, молодой человек.
– Я действительно еще молод, но жил около года в Петербурге, где заимел довольно много знакомых, в том числе из числа молодых журналистов. Они много говорили об особенностях издательского дела и строили различные прожекты по его улучшению. Один из них показался мне совершенно реальным и с большой вероятностью прибыльным. Даже странно, что ни в одной столичной газете он так и не был реализован…
– И что это за прожект?
– Они называли его «роман-газета». Это воскресное приложение к газете, в котором печатаются популярные романы и повести – целиком или разделенные на две-три части. Я знаю, что и сейчас ряд газет печатает воскресные приложения к газетам в виде журналов – но здесь соль в том, что «роман-газета» должна печататься на точно такой же газетной бумаге, что и обычная газета, в результате чего ее стоимость будет сопоставима со стоимостью газетного номера.
– Ну-у, пожалуй, будет. Если автор, предоставивший для приложения свой роман, не загнет цену.
– Можно перепечатывать уже изданные книги, в том числе давно умерших классиков, у которых нет алчных родственников. А еще можно печатать переводы малоизвестных писателей, которые не успели прославиться и живут очень далеко – например, в Америке…
– Кто же станет читать малоизвестных?
– Но ведь все писатели начинают с неизвестности – а потом, спустя годы, их первые произведения признают шедеврами…
– Так–то оно так, но классиков большинство моих читателей уже прочло, а делать ставку на будущих зарубежных гениев… Да и где их взять, эти переводы?
– А вот я как раз принес Вам свой перевод одной приключенческой повести, из жизни золотоискателей Аляски… Автор еще молодой человек из Сан-Франциско, пишет необыкновенно легко и увлекательно под псевдонимом Джек Лондон…