– У Окулова? – спросила барыня. – Это опять третий участок… а наш пятый…
– Тебе что ж сказал Окулов? – спросил письмоводитель.
– Там сказали, в волостную надо… а я, знамо дело, поопасался: в волостной-то жмут нашего брата… а мировой лучше разбярет…
– Ты с кем судишься? – спросил письмоводитель.
– Вестимо, берем у своего брата… Письмоводитель подошел к барыне и шепотом сказал:
– Ведь мы не имеем права судить…
– Почему же?
– Он приносит жалобу на крестьянина, а крестьяне с крестьянами разбираются волостным судом.
– Так вот видишь, друг мой, – сказала барыня Краюхину, – тебе ни к какому мировому не надо! ты прямо отнесись в волостное правление…
– А может, петух-то мировому подлежит, – сказал Краюхин…
Эти слова озадачили барыню, и она обратилась к письмоводителю:
– Справьтесь в уставе насчет поджогов. Письмоводитель начал листать устав, бормоча: «Штрафы, взыскания, дела по имуществу, сроки арестов…»
– Нет-с… Нечего и искать… там прямо сказано: если крестьянин приносит жалобу на крестьянина…
– Ну, значит, ступай! – сказала барыня Краюхииу, – очень жаль, мой друг…
– Что ты будешь делать! – повертываясь к дверям, проговорил мужик.
– Ну, что, брат? как решили? – спрашивал мужик Краюхина, когда он пришел к телеге.
– Что, милый! толков никаких нет! Я думал, барыня-то ловчей разбяре… она, видно, одна статья!
– Бать! – крикнул Иван, сидя в телеге, – я не ел!..
– Эко пасть-то разинул! – сказал отец, – я и сам из тебя не жравши другой день…
– Так что ж теперь? Как твои дела? – спрашивал мужик.
– Что дела! нет ли у тебя хлябнуть чего! а то, брат ты мой, у брюхе щелкая!.. Нам хоть штей влей…
– С чаго ж?.. Я скажу бабам… ноне капустки бог зародил…
– Пожалуйста… Я тебе заплачу. – Идите в избу…
– Ванюха! подымайся! поищем хлябнем…
– Бабы! – кричал в сенях хозяин, – где их вихор взял? Эко окаянные!
С надворья показалась баба с пенькой в руках.
– Где вас разнесло? – кричал мужик.
– Аль не знаешь? пеньки мяли, – сказала баба.
– Улей проезжим штец… – А хлеб-то у них свой?
– Какой свой? Разве тут большая дорога!.. Сходи в чулан…
Отец с сыном сели за стол и принялись за щи. Хозяин сидел сбоку на конике и говорил:
– Так тебя, братец ты мой, наша барыня не разобрала? Ведь она усех разбирая! Барин-то забубённый… а она, сердечная, все дела правит за него… Николи не слыхать, чтобы она обиждала… Знамо, писарь подсобляя… где ж бабье дело одной? Оно что ж, и барин до нас ничего… да там у них промеж себя вышло… кто их разбяре! дело не наше…
– Она ничего, – сказал Краюхин, – такая умильная… да закону, значит, нет… Кабы я засудился с приказчиком али что… она разобрала бы… А наше хрестьянское дело в волостную…
– Так! – сказал мужик, – оно, малый, в волостной ноне тоже не доберешься толку.
– Отчего ж я езжу по мировым-то? А что я хочу спросить: тут, поблизости, обаполо нет мировых? Уж за одной заездкой попытал бы, чтоб в другой раз не собираться… А к ночи домой…
– Что ж? – сказал мужик зевая, – поезжай! вот прямо на бугор… как выедешь, управе будет видна деревня… на нее и держи… потом придут две лозинки… там успросишь…
Краюхин вылез из-за стола, помолился богу и сказал хозяину:
– Благодарим покорно! За хлеб за соль… Что ж положишь за хлёбово?
– Ну, Христос с тобой! авось у нас не большая дорога… приведется, мы побываем у вас…
– Ну, спасибо… Ванька! Поди из телеги принеси курицу… Жива, что ль, она?.. мы ее здесь оставим… а то вряд до двора довезем.
– Это на что ж вы возите курицу? – спросил хозяин.
– Да хотели подарить писаря мирового.
– То дело!..
Иван принес мешок и объявил:
– Бать! она издохла!
– Это небось ты ее придавил… Ах, дураково поле!.. Ну, малый, – обратился Краюхин к хозяину, подпоясываясь кушаком, – не приведи бог по судам ездить… Я вот к третьему мировому… а дело правое…
– Бать! – сказал Иван ухмыляясь, – шапка пропала…
– Мотри в телеге-то, с шапкой пришел аль нет?
– А кто ее знает?..
– Что ж, стало, твой сынок? – спросил хозяин…