– Да, – ответила Груша. – А вы его откуда знаете? Съемщик здешний. Он нам ваши вещи с парохода завез, вот мы с Варей и побежали навстречу.
– Да мы плыли вместе на этом пароходе. Разумный дядя!
– Все семейство Рукавицыных очень порядочное. И Тимфей в родителей пошел. Он, собственно говоря, и спас Якова. Тот был еще в сознании и успел дать юноше инструкции, как остановить кровотечение. А потом впал в забытье… Но Тимофей сумел его правильно перевязать и дотащил на себе до больницы.
– Надо бы отблагодарить паренька!
– Я уже ходила к ним, предлагала триста рублей, но там не приняли. Стыдно, говорят, деньги брать за спасение христианской души.
– Хм… Ладно, я найду способ. Как Ян чувствует себя сейчас? Я могу с ним немедленно поговорить?
– Яша еще очень слаб, но в сознании и медленно поправляется. Мы можем пойти к нему хоть сейчас.
– Вот только умоюсь с дороги, и сразу пойдем. Варенька, а где мои разбойники?
– В поместье, с няней Наташей.
– А Окуньков при них?
Варвара Александровна хлопнула длинными ресницами:
– Денно и нощно, как ты и велел. А что?
– Молодец, все верно. После больницы поедем к ним.
Земская больница представляла собой длинное одноэтажное деревянное здание в конце Набережной улицы. Через полчаса Лыковы с Грушей входили в дворянскую палату, довольно чистую. Пахло карболкой и персидской ромашкой. Бледный, как полотно, с бесцветными губами, на ней лежал Титус и вяло глядел в потолок. Увидев посетителей, он сразу повеселел.
– Здравствуй, Яша! Извини – ехал и не чаял с тобой побеседовать. Есть ведь Бог, а?
– Есть… – согласно прошептал бывший грозный сыщик.
– Ты видел того, кто тебя ударил?
– Нет… Сразу потерял сознание… Потом очнулся… слышал, как он уходил… Мог повернуться, чтобы его увидеть… побоялся добьет…
– Хорошо сделал, что не повернулся. Главное, что ты живой. А этого вурдалака оставь теперь мне. У меня отпуск на два месяца – время есть.
Титус слабо улыбнулся:
– Конец ему теперь… лишь бы не сбежал…
– Но это он, маньяк? Ты, стало быть, напал на его след?
Тут Алексея ждало сильное разочарование.
– Ни на что я не напал… Ходил, выспрашивал… Все чего-то боятся… сразу замыкаются… Получил записку…
– От кого записка? И где она сейчас?
– Дома… в столе.
– Ею тебя вызвали к казармам?
– Да. Поверь, я был осторожен… Никто не смог бы подойти незаметно… Но этот подошел…
– М-да. Такое по силам лишь пластуну, и то не всякому.
– Я уже думал об этом… Такой, как ты, с военным опытом… Или охотник…
Тут вдруг Ян откинул голову и ровно задышал – впал в забытье.
– Пойдем. – Супруга потянула Алексея за рукав. – Он еще слаб, на сегодня достаточно.
Лыков отправился на поиски лечащего доктора и вскоре нашел его в коридоре женского крыла. Весь заросший коротким седым волосом, флегматичный, очень полный, эскулап толково ответил на все поставленные вопросы. Фамилия у доктора была подходящая – Захарьин[24 - Однофамилец знаменитого терапевта Г. А. Захарьина, основателя московской клинической школы.].
– Вашему управляющему крайне повезло. Столько «если бы»… Надо признать, что и сам он сохранил присутствие духа, и очень помог своему спасению.
– Он поправится?
– Безусловно. Сильный организм, молодой. Но легкое пробито, теперь за ним придется следить всю жизнь.
– Сколько времени, на ваш взгляд, уйдет на полное выздоровление?
– Два-три месяца. А осенью хорошо бы свозить больного в Швейцарию или Альпийскую Германию.
– Вам что-нибудь требуется сейчас для полноценного лечения Яна Францевича? Лекарства, инструменты? Говорите без оглядки на сумму.
– Нет, случай не сложный. Наша лечебница справится своими силами.
– Что вы скажете о характере ранения? Бил профессионалист?
– О да! Точно под левую лопатку, наповал. Обычный человек умер бы мгновенно.
– Скажите, а не вас случайно приглашали осматривать тела задушенных детей?
Тут доктор даже обиделся:
– Меня, и вовсе не случайно! Я уездный врач!
– Извините, не хотел вас задеть. Что имеете сказать об этих жертвах? Можно предположить, что все три убийства совершило одно лицо?
– А вам, милостивый государь, какое дело до этих убийств? Обратитесь в управление полиции. Там расскажут… если сочтут нужным…
– Доктор, у вас есть дети?
В лице Захарьина что-то дрогнуло:
– Ну… сыну девятый год.