Ночные всадники (сборник)

Немного поважничали чины столичного градоначальства. Они требовали от Яковлева каких-то карт развода, ссылались на свой огромный опыт… Алексей уже хотел заступиться за земляка, но это не понадобилось. Тот сам отшил петербуржцев. Петр Яковлевич заявил:

– Опыта и у нас хватает. Вы просто выполняйте мои приказания, и чтоб без самодеятельности!

И градоначальство сразу притихло.

Уже в сумерках Лыков пришел к себе в номер и быстро уснул.

Глава 2

Возле государя

17 июля в 10 часов 45 минут императорский поезд подошел к дебаркадеру Московского вокзала. Погода была хорошая, в ясном воздухе густо звенели колокола заречных храмов. Начальник губернии представил государю своих ближайших сотрудников, следом доложил начальник гарнизона. После этого гости расселись в экипажи, и бесконечно длинная вереница покатила на гору. Ярмарка и городские улицы были украшены флагами, живыми цветами, вензельными обозначениями царской фамилии, а плашкоутный мост – триумфальными воротами. Через Зелинский съезд и Благовещенскую площадь августейшие гости проехали к Спасо-Преображенскому кафедральному собору. Там на крыльце их встречали два епископа и четыре архимандрита. Епископ нижегородский и арзамасский Владимир сказал приветственную речь и вручил иконы: государю – Спасителя, а государыне – Владимирской Божьей Матери. Вместе с Их Величествами прибыл и великий князь Алексей Александрович; этому иконы не досталось…

Приложившись к образам и поклонившись праху Козьмы Минина, августейшая чета ненадолго разделилась. Царица отбыла в дом губернатора, который на время торжеств стал дворцом (второй этаж дома числился за Министерством Двора). А царь принял с паперти собора почетный караул 239-го Окского резервного батальона. После этого он отправился к супруге, и над дворцом на все четыре дня взвился императорский штандарт.

Позавтракав с губернатором, царская чета начала приемы депутаций. Всего их приняли семь: от именитых граждан, от городского управления, соединенную депутацию ярмарочного и биржевого комитетов, губернское и уездное земства, а также представителей сословий Нижнего Новгорода и Балахны. Городской голова барон Дельвиг представил думу в полном составе. Все дарили государю хлеб-соль на серебряных блюдах, блюда складывали в штабель… Затем настало время ехать на выставку, но разразился сильный ливень с градом, какого никто не ожидал. Пришлось задержаться. За это время губернский предводитель дворянства гофмейстер Приклонский успел о чем-то пошептаться с государем, к большому недовольству Баранова.

Наконец тучи рассеялись, и гости покатили на «всероссийскую витрину». Тут только началась настоящая служба для Лыкова и его людей. Карета с царственными особами остановилась перед главным входом в центральное здание. Там гостей приветствовали Витте и Тимирязев. После короткой речи царская чета с великим князем зашли внутрь. Как и предполагал Алексей, они сразу наткнулись там на мануфактуристов, денежных тузов. Савва Морозов не пустил гостей в другие отелы, лично показывая им льняные и шерстяные ткани, парчу и другой красный товар.

Лыков в парадном мундире и при всех орденах шел впереди царя. Слева, где пройма для шпаги, клинка у него не было. Пройма была незаметно расширена. Внизу на брючном ремне висела кобура со срезанным верхом, в которой помещался сыскной «смит-вессон» с укороченным стволом. Такая же пройма была и на правом боку, там скрывался «веблей». Как человеку партикулярному, Лыкову полагалось состоять при особе государя без головного убора. Но тогда им пришлось бы занять одну руку, а телохранителю так нельзя. Поэтому в нарушение всех правил надворный советник был в треуголке. Но никто этого не замечал, как не замечали отсутствия шпаги и оттопыренные бока. Оно и к лучшему! Все смотрели только на государя, некоторые – на его супругу, и никто – на Алексея. Он же все доглядывал и расчищал путь. Слева и чуть сзади него, одетый в придворную ливрею, шел Игнатьев. Справа находился Громеко, наряженный околоточным надзирателем. Остальные «летучие» прикрывали государя сзади.

В отделе у Морозова дисциплина оказалась военная. Владельцы витрин молча ждали команды от управляющего отделом. Никто не суетился и не лез вперед. Благодать для охраны – везде бы так! Но дальше мануфактуры венценосные особы не пошли и скоро двинулись на вход. Тут-то Лыков отловил первого шильника, пытавшегося вручить государю прошение. Потом таких ловкачей накопилось более десятка. Никому из них не позволили приблизиться к особе Его Величества.

Пока гости ходили по центральному зданию, погода совсем наладилась. И царь с царицей пересели в коляску с открытым верхом. Они навестили павильон Художественного отдела, где осмотрели все от начала до конца. Даже финляндских живописцев удостоили! Лыков краем глаза увидел, как государь пялится на выступающие формы «Русалки». Тоже человек… После передвижников и академиков заглянули в два отдельных павильона: к «Минину» работы Маковского, и в панораму Рубо. От них пешком дошли до корпуса Крайнего Севера. Там, как и предполагал надворный советник, государыня долго простояла перед дрессированным тюленем. На этом первое посещение выставки закончилось. В двадцать минут седьмого пополудни гости вернулись в кремль.

Больше всего хлопот Лыкову доставили так называемые рынды. Они столпились у входа в центральное здание и путались у сыщика под ногами. Всех рынд было 27 человек – дети именитого купечества: 17 москвичей и 10 нижегородцев. Одетые в стилизованные средневековые костюмы, с секирами на плече, парни смотрелись живописно, спору нет. Но надоели.

Перед отъездом Алексей увидел, как миллионщик Бугров что-то зло выговаривал Витте. А тот, хотя и был министром, согласно кивал с виноватой гримасой. Не иначе главный богач Нижнего требовал, чтобы царь заглянул и к мукомолам. Бугров принадлежал к старообрядцам, приемлющим тайное священство. Шестнадцать лет назад Лыков упрашивал Николая Александровича помочь спасти императора, а тот отнекивался…[10 - См. книгу «Охота на царя».] Сейчас тот государь-грешник давно в могиле, и даже сын его скончался. Лыков заматерел, вышел в штаб-офицерские чины. А Бугров не изменился, лишь стал еще солидней. В мае тот же Витте вручил ему Анну второй степени – редчайшая среди купечества награда! Не иначе мукомол добьется своего. Значит, завтра надо готовиться к походу царя в Фабрично-заводской отдел.

По возвращении гостей во дворец служба «летучих» на сегодня закончилась. Царская чета больше никуда не выходила. В половине девятого вечера, как начало темнеть, на Волге устроили иллюминацию. Против балкона дворца разыгралось настоящее сражение между тремя кораблями. Ракеты разрывались в воздухе, давая фонтаны разноцветных огней. Над водой стояла пальба. Наконец баркас «Минин», принадлежащий речной полиции, пустил во вражеское судно торпеду и «потопил» его. Огни на судне один за другим погасли, оно как бы пошло ко дну. Зрелище вышло очень красивое и для провинции невиданное. Весь берег был усыпан гуляющим народом, улицы сияли огнями, у всех было приподнятое настроение, играли духовые оркестры. Особенно красиво были иллюминированы Дмитровская башня кремля, арка на Гребневских песках, плашкоутный мост и корабль «Красноводск».

Начало второго дня было отдано военным. На плацу перед кафедральным собором государь произвел смотр 54-й резервной бригаде. По периметру плаца стояли другие части гарнизона, а также кадеты Нижегородского Аракчеевского корпуса. Государь вышел на смотр вместе с великим князем Алексеем Александровичем, министром Двора Воронцовым и военным министром Ванновским. Его Величество пропустил бригаду дважды: сначала поротно, а потом отделениями. В это время на подъезд дворца вышла государыня и издали наблюдала церемониал. В двенадцатом часу состоялся Высочайший завтрак, к которому были приглашены начальники участвовавших в параде частей. Их дополнили генералы и вообще местное военное руководство. Лыков и его люди отдыхали в Мининском саду.

Их час пробил в два пополудни. Августейшая чета отправилась в Дворянское собрание. Путь туда шел по Большой Покровской улице, и нервы у Алексея были напряжены. Еще знаменитый Орсини в далеком 1858 году первым догадался покушаться на венценосных особ посредством бомбометания. Раньше злоумышленники использовали кинжал или пистолет. А это полбеды! Защитить охраняемую особу от бомбиста намного сложнее, да и поражающая сила нынешних бомб огромна. Вот и деду нынешнего государя оторвало ногу «гремучим студнем». Поэтому Алексей не спускал глаз с окон, под которыми проходил кортеж. Его помощники следили за людьми на тротуарах. Спина у сыщика взмокла. Однако все обошлось…

В вестибюле Дворянского собрания царя встречали министры и Приклонский. Гофмейстер сказал речь, а три старейших уездных предводителя поднесли высокому гостю хлеб-соль на роскошном блюде византийского стиля. Потом августейшая чета поднялась наверх, где в большом зале ее приветствовали дворяне со своими семействами. Опять вручили иконы: святителя Николая – государю, и святой царицы Александры – государыне. В третьем часу гости поехали на Крестовоздвиженскую площадь, во Вдовий дом имени Бугрова. Их там встречал сам миллионщик, и удостоился очень любезных слов. Из Вдовьего дома кортеж опять повернул на выставку.

На этот раз царская чета уделила экспозиции почти три часа. Начали со Средне-Азиатского павильона, и капитан Скобеев был счастлив: он впервые увидел государя… Правда, оркестр туземных музыкантов Его Величество не заинтересовал, ну да ладно. Зато в трех шагах прошел и ласково кивнул!

Затем гости осмотрели оба здания Машинного отдела. Все находящиеся там двигатели были приведены в действие. Царь заинтересовался испытательной станцией, и при нем были произведены некоторые опыты. Затем Их Величества посетили Сибирский отдел, из которого проследовали в Строительно-Инженерный. Князь Хилков, конечно, не упустил случая показать им свои любимые паровозы. Через корпус Общества спасания на водах (вот чего Лыков никак не ожидал!) кортеж попал в домики Отдела морского и речного торгового судоходства. Следующим удостоился высшей чести павильон Волжско-Каспийского судоходства. Оттуда державные гости вернулись в центральное здание, после чего осмотрели Фабрично-заводской отдел. Тут государю подсунули русский бензиномотор, но он не заинтересовался: вежливо поглазел три минуты и двинулся дальше. Намного больше ему понравилось в павильоне князя Голицина. Там Его Величество испробовал крымского шампанского и одобрил его.

Утомившись, августейшая чета на экипажах приехала в Царский павильон. Там они немного отдохнули, а под окнами в это время хор Славянского исполнил несколько песен. Лыков тоже воспользовался передышкой и прилег на свой диван. Он очень устал. Сыщик отловил еще двух просителей, а в проходе между машинными корпусами успел оттолкнуть в сторону студента со свертком подмышкой. Тот подозрительно настойчиво пытался подойти ближе к кортежу. Государь, к счастью, ничего не заметил. Фирс Бебнев отвел студента в выставочное полицейское управление и обыскал. Затем вернулся и доложил, что в свертке были баранки… И обиженный студиозус написал жалобу на имя полицмейстера по случаю грубого обращения. Черт с ним, с кретином! Нашел куда лезть со своими баранками!

После получасового отдыха царь с царицей проследовали в павильон дворцового ведомства, полюбовались там самоцветами и уехали наконец в кремль.

Служба Лыкова на этом не кончилась. В семь вечера в губернаторском дворце состоялся парадный обед для высших военных и гражданских чинов. После него царская чета посетила новый городской театр. Смешанная труппа частной русской оперы и Императорского московского Малого театра дала представление. Сначала спели гимн, затем исполнили комедию «Акростих» (не смешную). Следом пустили по одному акту из «Риголетто» и «Снегурочки», а завершили все сценой из «Леса» Островского. Внутри театра за безопасность государя отвечала Дворцовая полиция, и Алексей просидел все представление в буфете. Вот на улице наступала его ответственность! Время сумерек – самое опасное. Народу полно, полиция едва справляется с толпами зевак. Подобраться и кинуть из задних рядов метательный снаряд ничего не стоит. Поэтому «летучие» вышли за оцепление и смотрели издали – не на государя, а на публику. Как и ожидал Алексей, мужики из добровольной охраны уже устали бдеть, и многие напились. Они командовали в толпе, грубо толкали публику и дерзили полиции. Лыков подозвал старшин и велел им убрать буянов. Трудный день завершился в целом благополучно.

19-го июля в 10 утра Их Величества приехали в Дом трудолюбия имени Любови и Михаила Рукавишниковых, что на Варварке. Пробыли там недолго и опять отправились на выставку. Три часа высокие гости внимательно разглядывали отдел за отделом. Наконец им потребовался отдых, и они прокатились-таки на электрической железной дороге! Опытный вожатый не подвел и благополучно доставил пассажиров в Царский павильон. Лыков стоял на подножке и своими ушами слышал, как императрица благодарила Подобедова за отсутствие у его трамваев воздушных проводов. Тот был счастлив.

В Царском доме состоялся завтрак, к которому был приглашен и надворный советник. Николай удостоил его короткого разговора, вспомнив, что Лыков на коронации в Москве состоял в его личной охране. А на концерте у германского посланника даже командовал этой охраной! Память у молодого государя действительно была отменная.

После завтрака осмотр выставки продолжился. К вечеру были изучены все до единого отделы – Их Величества не обидели никого. Завершился обход в Военном и Морском отделах. На глазах у августейшей четы поручики Нат и Боресков сели в воздушный шар, отвязали его и отправились в свободный полет вдоль Оки. В шесть пополудни высокие гости покинули выставку.

Теперь наступило время выказать уважение и ярмарке. В Главном доме состоялся большой прием от купечества. Роскошь его превзошла все ожидания. Нижний пассаж был превращен в одну огромную залу. Сверху, из Гербового зала, в него спускалась новая парадная лестница. Она была сделана в древнерусском стиле, с витыми колоннами и бархатными, перевитыми золотым позументом, капителями. Над ней укрепили огромное изображение двуглавого орла, старинное, времен Алексея Михайловича, чудом сохранившееся в московских архивах. По ступеням чудо-лестницы вновь выстроились рынды с секирами. Говорили, что костюм одного из них стоит тридцать тысяч! Всюду по дорогой материи вились гирлянды зелени, красовались стяги, горели огромные электрические люстры, подсвеченные матовыми лампионами… Гербы, драпировка цветов царского штандарта, китайские фонарики всех размеров, бесценные ковры – даже на коронации в Москве не было такого убранства.

Царский подъезд в Главном доме был устроен отдельно и вел сразу в Гербовый зал. Там подготовили особый уголок, отделенный пологом. В нем – тропический сад с роскошно накрытым буфетом и некое подобие трона. Губернатор отдал свои комнаты для личных покоев царской четы. В них были устроены общая приемная в стиле ампир и две кабинет-гостиные Их Величеств с отдельными уборными. Опять цветы, зеркала, изящная мебель в японском стиле и еще один буфетный столик с закусками.

Государь, государыня и великий князь Алексей Александрович были встречены на подъезде Саввой Морозовым во главе ярмарочного комитета, а в Гербовом зале – министром финансов. Были представлены: царю – некоторые из наиболее выдающихся купцов, а царице – городские дамы. По витой лестнице гости спустились в Пассаж и обошли ряды купечества. Потом опять поднялись наверх и еще полчаса милостиво разговаривали с избранными в Гербовом зале. Тут между торгово-промышленными людьми странным образом оказались и некоторые дворяне, пропущенные все тем же Приклонским. Лыков стоял в углу и наблюдал, как решаются дела. Потные, красные от напряжения, люди что-то говорили государю и совали бумаги. Он терпеливо выслушивал, а прошения передавал министру Двора.

Закончив с купечеством, высокие гости уехали в кремль, и служба «летучих» на этом закончилась. День дался Алексею трудно: усталость начала накапливаться. Сыщику пришлось спуститься в подвал, где у Ахапкина валялись всякие железяки, и потягать восьмипудовый вал от локомобиля. После этого весь отряд, включая Валевачева, отправился в Центральные бани. Лучшая в городе купальня располагалась в доме Ермолаева, на углу Алексеевской улицы и Чернопрудского переулка. Отдохнув и выпив по кружке пива, «летучие» вернулись в гостиницу. Там выяснилось, что Лыкова давно разыскивает директор Департамента полиции Зволянский. Чертыхнувшись, сыщик отправился в номер начальника.

– Что случилось, Сергей Эрастович?

– Ты где был?

– В бане грелся со своими. Устал ведь…

– Надо было коридорному сказать!

– А я сказал. Так в чем дело-то?

Действительный статский советник был чем-то раздражен. Тоже, видать, устал от этой нервотрепки. Один на один они с Лыковым были на ты.

– Ко мне подошел Баранов и попросил оставить тебя здесь после отъезда Их Величеств.

– Это еще зачем?

– У них вчера городового убили.

Лыков помолчал, обдумывая новость. Смерть городового – чрезвычайное происшествие. Особенно когда в городе государь. Но он завтра уедет!

– Сергей Эрастыч, но у них же своя сыскная полиция есть! Вот пусть она и старается. А мне ты, между прочим, отпуск обещал. Помнишь?

– Помню. Я оттого и отказал Баранову. Он пошел к Ивану Логгиновичу[11 - Министру внутренних дел И. Л. Горемыкину.].

– А тот что?

– Посоветовался со мной. Я высказал те же соображения: нас это не касается. Отбудет государь, все успокоится, пусть тогда и ищут убийцу.

– Вот молодец!

Зволянский лишь вздохнул:

– Баранов просто так не отступит. Он напирал на то, что ты нижегородец и должен, стало быть, помочь своим землякам. Еще какую-то там анонимку полиция получила…

– Да видел я эту анонимку! – рассердился сыщик. – Детский лепет! Приехал сюда вор из Сергача – тоже нашли событие!

– Нет, там что-то другое. Беглые каторжники, три человека, тайно поселились в городе.