Аристотель в Казахстане

– Вы не могли бы пригласить тётеньку?

– Марина!

– Есть у вас сыр?

– Вот сырный продукт, а вот настоящий.

– Мне бы настоящего.

– Сколько?

Пальцами рисую какие-то линии в воздухе. Очерчиваю прямоугольник.

– Ну начинается! Вы мне нормально скажите.

– Извините, пожалуйста, но я практически не ощущаю массу физических тел. Это вам легко, вы тут каждый день взвешиваете…

Вмешивается А. С.:

– А ты покажи им, где резать.

– Да, давайте я покажу.

Марина достаёт полукруг сыра и берёт длинный нож. Я провожу условную линию вдоль сыра – беру небольшой отступ параллельно диаметру. Марина наводит потемневшее стальное лезвие. Я предупреждаю:

– А потом ещё вот так, поперёк.

– Это ещё зачем?

– Иначе, что же это будет за кусок? Сырный блин какой-то.

– Почему вы треугольником не можете показать?

– Это как?

– Да вот так, – Марина несколько раз проводит ножом над сыром, показывая секторы.

– А, так! Я понял. Да, давайте… Вот столько.

– Точно? Он тяжёлый.

– Да, пусть такой. Надеюсь, он не тяжелее золота.

Вдруг у А. С. возникает новый вопрос:

– А у вас и сало есть?

– Сала у меня нет. Зато у меня селёдка вкусная.

Смотрим на блюдо с салом. Заветрившиеся, потемневшие куски. А. С.:

– А, понятно! Ну, спасибо.

Марина, тоном заговорщика:

– Сала у меня нет.

В овощном отделе на выходе покупаю яблоки и два помидора:

– Дайте, пожалуйста, вот эти яблоки. Киргизские.

А. С. интересуется:

– А чего ты польские не хочешь?

– Не хочу поляков поддерживать. Поддержу лучше киргизов.

В самом деле. Киргизом был Мурат Насыров (так мне сказал один таксист), он озвучил русский вариант песни в заставке мультфильма «Чёрный плащ», который я любил смотреть, возвращаясь домой из школы. Он пел нам про девственницу, поливавшую из ковша белые цветы, и про мальчика, который мечтает переехать в Тамбов. А потом певец из Алма-Аты бросился вниз головой с балкона. В газетах писали, что в момент прыжка он держал в руках православную икону. А что дали нам поляки? Лжедмитрия I и Лжедмитрия II.

Вижу две двери. На одной табличка: на белом фоне синее лицо мужчины в галстуке. «Наверное, туалет». Истолкование символа: мужчина переполнен водой. Рядом стоит картонный щит: «Стрижка. Завивка. Мелирование».

– У вас там парикмахерская?

– Нет, там туалет.

Опять А. С.:

– У вас здесь где-то парикмахерская есть?

Животрепещущий вопрос. Это написано на лице А. С. Он любит посещать парикмахерские в командировках.

– Да, на втором этаже.

Возвращаемся домой. Есть сомнения по поводу подъезда. А. С. идёт к последнему, но ключ не подходит. Я говорю, что нам нужно в другой. Иду к следующему. Там такой замок, что наш ключ точно не подойдёт. Ещё один подъезд. Магнитный ключ срабатывает. Значит, этот наш. Поднимаемся. Приятно пахнет канифолью. На площадке четвёртого этажа все квартиры пронумерованы. Нет, это не тот подъезд. Выходим и снова возвращаемся к последнему. Да, ключ А. С. просто не работает.

А. С. вздремнул часок. Теперь он варит макароны и пьёт «Казахстан». Предлагает мне.

– Вы же знаете, что я не пью.

– Ну, диссертацию ты защитил, квартиру купил…

– Да, времени прошло много. Между прочим, друзья мне намекали, что можно уже начинать.

Заходит разговор о театре, театральных мастер-классах и женщинах, которые в душе прирождённые актрисы. А. С.:

– В конечном счёте важно понять, играет человек или он то, что он есть.

Книга «альфа», глава девятая. «Как если бы кто, желая произвести подсчёт, при меньшем количестве вещей полагал, что это будет ему не по силам, а, увеличив их количество, уверовал, что сосчитает». Возражения мракобеса (moi[8 - Меня (фр.).]): кто воистину уверовал – тот сосчитает! Количество вещей изменится сообразно истинной вере. А что если все логически выверенные комментарии Аристотеля исчерпаны? Что мне делать, молчать? Беда только в том, что вздорные комментарии тоже, скорее всего, были уже сделаны. У средневекового монашества был досуг для этого. Досуг – начало теоретического мышления, условие рождения философии. Нас засыпают свежими новостями, чтобы лишить возможности мыслить глубоко. А мы и рады. Такие замечания портят текст, но в них есть своя правда, своя горечь, необходимая хорошему букету.